Нам по пути

– Что ты делаешь, когда чувствуешь, что можешь забыть текст? – спросила я.

Лично я, когда чувствовала, что играю не в полную силу, жестом просила поддержки у Дженики. И она жестом показывала «дай пять». Это было глупо, мы придумали это, когда в детстве играли на противоположных концах поля. Но это всегда повышало мою уверенность в себе.

– Смотрю на руку, – сказал Зак, – и надеюсь, что текст не стерся.

Наверное, Заку нужен был свой собственный ритуал.

– У тебя есть маркер? – спросила я. Он нырнул в карман спортивных штанов и выудил оттуда перманентный маркер.

– Я держу его, чтобы давать автографы. Тебе где писать?

Я взяла у него маркер и потянула к себе его руку:

– Доверься мне.

Он подчинился без вопросов. Я нарисовала знак остановки под его большим пальцем. Он был довольно маленьким и незаметным, но достаточно большим, чтобы увидеть, если присмотреться.

– Что это? – спросил он. Он нахмурился, изучая знак. – Я не понял.

– Когда ты почувствуешь, что забыл текст, возьми паузу и подумай секунду, – сказала я. – А если тебе нужна поддержка, подними руку. Твои зрители знают твои тексты. Они подхватят.

Я не успела больше ничего объяснить, нас прервали.

– Эй! – Джесси шел по коридору, на его лице застыло непроницаемое выражение. – Ты забыл, как пользоваться телефоном?

– Расслабься, – сказал Зак. – Я уже иду.

Увидев меня, Джесси резко остановился.

– Просто… иди на сцену. Мы, как всегда, опаздываем.

– Увидимся позже? – спросил меня Зак.

Зак хотел увидеться со мной снова. Мне хотелось кричать.

– Ага, давай.

Он позволил Джесси увести себя на сцену. Я, все еще улыбаясь, смотрела, как он уходит, и он, улыбаясь, умчался прочь.

Джесси немедленно устроил ему допрос, но пока на него не надели микрофон, я не слышала, о чем они говорят. Сумасшедшей фанатке внутри меня определенно нужно было время, чтобы успокоиться.

Но не раньше, чем я все-все расскажу Дженике.

* * *

– …не понимаю почему.

Я пыталась отключиться от голоса Коннора и заставить себя снова уснуть.

– Говори потише, – сказал отец. – Мать спит, и Кейтлин, наверное, тоже.

Слишком много всего, чтобы снова заснуть. Я взглянула на часы: три ночи. Может быть, холодная вода поможет. Когда я отважилась выйти из своей комнаты, папа и Коннор стояли в кухне.

– Завтра у меня свободный день, – сказал Коннор. – Я не хочу торчать в этом автобусе весь день.

Он скрестил руки на груди, зубы сжаты. В комнате повисло ощутимое напряжение.

– Можно мне воды? – спросила я.

Он стоял перед холодильником, загораживая проход.

– Конечно, – Коннор сделал шаг назад. – Все для Кейтлин.

Грубость Коннора застала меня врасплох.

– М-м-м… спасибо?

Когда я взяла бутылку, напряжение охватило мой позвоночник и растеклось по коже.

– Что-то случилось? – спросила я.

Отец отрицательно покачал головой:

– Ничего из того, что невозможно решить.

– Будь добр, просвети меня, – сказал Коннор, упираясь руками в стойку. – Почему мы уезжаем в семь утра?

– Чтобы отправиться в Сан-Франциско, я уже объяснял, – с тяжелым вздохом сказал отец.

В чем же подвох? Следующий пункт турне – Сан-Франциско, в десяти часах езды отсюда.

– Это мой свободный день, – повторил Коннор. – Напомни, почему мы загружаемся так рано.

Когда я поняла, к чему он клонит, мой желудок сжался в комок:

– Это из-за моей игры?

– У меня не так уж много свободных дней, Кейтлин, – резко сказал Коннор. – Было бы хорошо отдохнуть хоть денек от автобуса.

– Коннор, гастроли только начались. Мы пробыли в дороге только два дня, – сказала я.

– Я уверен, мы сможем придумать что-нибудь, – сказал папа. – Чтобы все были счастливы.

На сей раз я сжала челюсти:

– Слушай, Коннор, ты сейчас серьезно? Я оставила все свои дела на лето ради турне на автобусах. Я бросила команду, друзей, общение в сетях, вообще все. И у тебя хватает наглости жаловаться, потому что мама организовала одну игру среди твоего расписания?

Я все повышала голос, и мой гнев, несмотря на все мои старания, вырвался наружу.