Время нечисти. Мистические истории

Перед классом натянула на голову капюшон чёрной толстовки, лицо завесила космами, зашла, скользнула вдоль стены на привычное место. Спряталась за спинами, распласталась по парте, загородилась учебником. Осталось только слушать, выслушивать в шуме его голос.

– О, привет, Славик! – Верка. Как всегда кокетливо-ехидная. – Ну что, провёл каникулы в режиме «Три-дэ»?

По классу прокатился смешок, будто круги от брошенного камня. Катя замерла, вцепившись в края учебника так, что пальцы онемели.

– Не понял, – отозвался голос Огневски равнодушно.

– Да ладно! – хохотнула Верка. – Как будто никто не видел, как ты с Кутихой-Шутихой уходил!

– А что, она сказала что-то?

Почему он задал такой странный вопрос? Будто не знает, что с ней никто не разговаривает… Впрочем, Верке только дай повод поёрничать.

– А ка-ак же! Всё-всё рассказала, аж захлебнулась от счастья!

Слава прищёлкнул пальцами, неприятно хохотнул и провозгласил:

– Хе-хе… Шалость удалась!

Значит… Ну да, теперь весь класс пялится на неё. Значит, ей не привиделось. И значит, всё это было очередной издёвкой. Сволочи… Знать бы, кто придумал. Знать бы, как на самом деле уметь проклинать!

Катя вскочила, продолжая стискивать учебник так, что листки смялись. Глумливые смешки примолкли. Кутихина вышла из-за парты, сделала пару шагов в сторону Огневски и вдруг с силой швырнула книгу прямо ему в лицо. Успела заметить, что угол твёрдой обложки попал ему по губам, поранил до крови. Так тебе и надо! Так тебе и надо, гад! Ненавижу! Утирай теперь свою мерзкую смазливую рожу!

Больше всего хотелось выбежать прочь. Но Катя подобрала учебник, краем рукава отёрла запачканный кровью уголок, изобразив всё отвращение, на какое только было способно её неказистое лицо, отвернулась и села на место.

– Ты сдурела?! – заорала Верка.

Но тут в класс вошёл учитель, и все спешно разбежались по местам. Катя больше ни на кого не смотрела. А после уроков, натягивая в раздевалке куртку, вдруг обнаружила в кармане что-то мелкое, круглое, как будто горошины. Сгребла в горсть и вынула… браслет, даже скорее чётки из деревянных тёмно-коричневых бусин. Оглянулась опасливо, не ждут ли у выхода. Вдруг специально подложили, чтобы обвинить в воровстве? Но одноклассники давно разошлись. Катя перерыла все карманы и больше ничего не нашла, ни записки, ни вещей. Хмыкнула, пожала плечами, надела чётки на худое запястье, затянула завязку. Мило. Спрятала украшение под рукав и пошла домой.

Всю неделю однокласснички потешались над «удачной шуткой» Славика, но вскоре прикол наскучил. А в следующий понедельник Катя нашла в кармане кольцо, да не какое-нибудь простенькое, а явно сделанное на заказ – вместо камня птичья голова вроде совиной, палец охватывают раскинутые крылья с тонко вырезанными перьями. Да что ж такое? Новая выдумка шутника Огневски, что ли? Он совсем рехнулся?

На следующий день Катя подкараулила Славку, выскочила из-за угла прямо перед ним, протянула кольцо и спросила в лоб:

– Твой юмор?

Огневски запнулся и внезапно опять пошёл весь ото лба до шеи пунцовыми пятнами. Глянул исподлобья, буркнул:

– Не нравится – выбрось.

Обошёл Катю и молча ушёл. Ей бы стоило швырнуть кольцо ему вслед. Очень нужны ей такие подарки, за которые потом опять терпеть издевательства! Но… Катя вздохнула и оставила всё как есть. На следующей неделе её карманы пополнились ещё парой вещичек. Катя уносила их домой и больше не приставала к Славке с вопросами. Непонятно, что происходит, но вроде бы ничего плохого… Да, она дура, конечно, если после всего ещё надеется на что-то человеческое. Опять всё закончится какой-нибудь дрянью. Но… Его пылающее лицо и бегающие глаза… Горячие пальцы, щёки, губы… А ещё ладони. В последнее время он то и дело задирал её, язвил, высмеивал. Но как только оказывался рядом, проходил мимо – его ладонь вцеплялась ей в локоть или хватала за руку, сплетая пальцы так, что становилось больно дышать…

Катя бросила вязать, рано ложилась в постель и часами грезила, прокручивая снова и снова то танец, то поцелуй возле подъезда, то эти мимолётные рукопожатия.

Гореть не страшно!

Незадолго до Нового года Верка устроила истерику прямо посреди урока литературы. Перед этим была физкультура, и кто-то стащил из раздевалки её любимый латунный браслет с выгравированными восточными узорами. Училка устроила из этого шум на весь урок, вызвала директрису, всех заставили вытряхнуть на парты содержимое рюкзаков. Браслет не нашёлся. Пока разбирались, выяснилось, что в последнее время у многих что-то пропало. Катя слушала про деревянные чётки, кольцо-сову, чокер с сердечком, феньки и готова была провалиться сквозь пол до самого подвала. Покосилась на Огневски. Тот стоял перед своим распотрошённым рюкзаком с безмятежным выражением лица. И, конечно, в кармане куртки в раздевалке Катя нашла тот самый проклятый Веркин браслет. Подумала даже вернуть, мол, нашла в коридоре. Очень уж Верка о нём убивалась, кажется, это был чей-то подарок. Но как бы это выглядело?

Славка, кажется, совсем псих. Что творит? Зачем?

Меж тем приближался Новый год. Катя снова засела за спицы. В кои-то веки у неё получилась почти нормальная вещь – большой тёплый шарф с узором косами. Странноватый, как будто два рукава от огромного свитера, но по-своему стильный. Во всяком случае, Кате так показалось. Она решила подкинуть подарок Огневски, как это делал он сам. Повесила пакет под его куртку и сбежала.

Но он её догнал. Схватил за руку, развернул к себе – и Катя невольно шарахнулась от его перекошенного бешеного лица.

– Что это?! – прошипел он яростно, едва не брызгая слюной. – Что это, я тебя спрашиваю! Как ты меня достала! Отвяжись уже, хватит меня морочить!

Катя так опешила, что молча позволила намотать себе на шею злосчастный шарф, да так, что он чуть не придушил её. Славка схватил Катю за плечи, потом за концы шарфа, притянул к себе близко-близко…

– Ведьма проклятая… ты что со мной сделала!

Дрожащие губы выдохнули это ей прямо в лицо и больно впились поцелуем. Руки обожгли щёки, шею, стащили шарф, вцепились в плечи. Катя лишь безвольно зажмурилась. Пусть делает что хочет… пусть сожжёт её дотла, испепелит прямо здесь, в душном школьном коридоре… пусть всё закончится… пусть всё никогда не кончается… Искры алого метеора шипели и плавились в её крови, прожигали насквозь, до костей, плавились в его ошалелых глазах, жгли его ошалелыми пальцами…

– Ведьма проклятая… ненавижу тебя…

Что-то холодное ударило её в спину так, что заломило лопатки. Стенка. Это Славка толкнул её и убежал, сжимая в руках несчастный шарф. Ноги подкосились. Катя сползла на пол и просидела так… никогда не вспомнить сколько. Пока вахтёрша не подошла и не отругала за то, что сидит на холодном полу. «Насидятся, дурынды, позастудят себе всё на свете, мучаются потом… Марш домой, бестолковая! Темень уже не знаю какая».

Неделя до Нового года прошла как в чаду. Катя почти перестала учиться, все четвертные контрольные писала наугад и не смотрела на оценки. Мир вокруг колыхался и плавился в золотом мареве глаз и задыхающемся шёпоте: «Ведьма проклятая… ненавижу тебя…» Вот он смотрит на Дашку, а Кате кажется – на неё. Вот он говорит с Лёхой, а Кате слышится: «Ведьма проклятая…»

Вечерами она снова пряталась дома в своём углу, спицы мелькали, как обезумевшие, а перед глазами метались незнакомые образы. Катя больше не видела деревню, что казалась ей домом. Это место больше было похоже на больницу, точнее, на роддом. Там было много беременных женщин. И даже мама. И ещё одна. Лежали в одной палате, родили в один день, вместе радовались, показывали друг другу дочек и забавлялись тому, как же они похожи. А ночью та, вторая, встала, забрала из люльки мамину дочь, положила вместо неё свою и тенью скользнула за дверь…

Мама, зачем? Зачем ты бросила меня? Я хочу домой, мама! Я не могу здесь!

Горячо. Так горячо и больно. И так хорошо…

Креслав Огневски, чтоб тебе пропасть! Если б не ты – сидела бы дома, вязала в своём углу, смотрела картинки про настоящую маму. Но нет. Нет никаких сил.

Новогодняя дискотека гремела и полыхала. Огромная ёлка в углу класса истерически моргала цветными лампочками, не попадая в ритм цветомузыки, но всем было плевать. Шелка, блёстки, мишура, усыпанные пайетками накидки и маски скакали и мельтешили в бешеном хороводе. Катя не разбирала ни музыки, ни лиц, ни голосов. Кроме одного. Сегодня он оделся в алое. Катя не поняла, что это за костюм, да ей было всё равно. Она, как всегда, в чёрном, в том же плаще с капюшоном, в той же маске. Какая разница.

The world was on fire and no one could save me but you…

Руки нашли горячие пальцы. Он обернулся, вздрогнул, но руки не отнял.

It’s strange what desire will make foolish people do…

Рука к руке. Тело к телу. Пальцы бегут по краю капюшона, срывают маску и снова вцепляются в плечи.

I’d never dreamed that I’d meet somebody like you…

Пусть весь этот класс, весь этот мир катится в ад. В пылающий плавленым золотом, прожигающий насквозь ад.

And I’d never dreamed that I’d lose somebody like you…

Катя не заметила, как и когда он увёл её в самый угол класса. Втолкнул в тёмный закуток за шкафами, где была свалена верхняя одежда и сумки одноклассников. Чёрный плащ рухнул в общую кучу. Алый плащ медленной лавой скользнул следом.

Руки, губы, глаза.

Тьма. Пламя.

Шипучие искры падают с неба, обжигают щёки, шею, плечи, спину.