Развод, сосед и другие приключения

Но, лето уже перевалило за середину, начинался август, а надежды в душе засохли и осыпались печальными сухими комочками. Ибо Ирина поняла, что единственный вариант жить с ним – жить на его условиях. Все их разговоры, все выяснения отношений сводились к этому. Он прав, он знает как лучше и поэтому она должна делать так, как он скажет. А если она не понимает по-хорошему – будем по-плохому! И стало совсем невмоготу.

А раз с ним никак – значит надо без него. Все просто, все ясно. И когда неделю назад она приняла решение уйти от него, ей вдруг сразу стало легче дышать. Ей сразу сделалось весело от одной мысли о том, что совсем скоро можно будет жить как удобно, как нравится, как доставляет удовольствие, а не как должно быть по его, Виктора, мнению!

Но не тут-то было! Вик, услышав от нее о решении развестись, потемнел лицом и устроил ей такой скандал, какие ей не снились и в лучшие годы. Он ее просто морально задавил. В словесных перепалках он всегда ее переигрывал, а тут просто-таки раскатал в блин, в легкую доказав ей, какая она неблагодарная, ленивая, распущенная, неухоженная и непутевая дрянь и дуреха. Без него она пропадет, такая ленивая и глупая баба никому и даром не нужна, и только такая жестокая и самовлюбленная гадина, как она могла захотеть так поступить с любящим ее до глубины души мужчиной.

Ирина, хоть и закаленная в таких боях, однако половину ночи проревела на раскладном кресле (они уже несколько недель спали отдельно), а потом успокоилась, взяла себя в руки и, четко и последовательно в пух и прах разбила каждый его аргумент. Правда не вслух, про себя и лишь для собственного успокоения, зная, что вздумай то же самое проговорить ему, как он камня на камне не оставит от всех ее доводов. У нее никогда не хватало слов против него. Муж в это время преспокойно спал с чувством превосходно выполненного долга. Слезы жены его никак не трогали.

Ирине казалось порой, что он в принципе не способен любить никого кроме себя. Испытывать страсть, привязанность, нежность – это да, но лишь в той степени, которая не будет мешать воспринимать себя как центр вселенной.

Правда, на следующий день, когда она, придя с работы, вместо того, чтобы отправиться на кухню, пошла собирать чемоданы, его реакция ее удивила. Виктор застал ее в тот момент, когда основная масса вещей уже была уложена, большой чемодан стоял в боевой готовности у двери, а Ира заканчивала паковать сумку. Об этот самый чемодан он и споткнулся, едва переступив порог.

Для начала он выругался. Потом понял, что перед ним и испугался. Честное слово, Ира как раз очень внимательно смотрела на него – он испугался, что она всерьез! Всерьез говорила насчет развода и насчет того, что уйдет от него, всерьез собрала вещи и всерьез настроена!

Испугался и пошел на попятный. Сам попробовал с ней поговорить, даже (страшно подумать!) признал, что возможно где-то она права, а он не прав, и что не стоит так уж обращать внимание на каждую мелочь… Но Ира, почувствовав слабину, решила идти до конца. Она знала – или они сейчас договорятся обо всем раз и навсегда, или все опять вернется на круги своя. Она поставила жесткое условие – с этого самого момента он перестает мотать ей нервы, устраивать скандалы, относится к ней как к равной, а не как к низшей форме жизни, обязанной его обожать и ему поклоняться, наконец, просто относится к ней с уважением!..

Тут он взорвался и не выдержал. Кричал, что уважение надо сначала заслужить, а ей до этого еще очень далеко, что она должна быть ему благодарна за то, что он старается сделать из нее что-то стоящее, что у нее нет никаких прав ставить ему условия…

Ира слушала его, слушала, молчала, удивляясь собственной наивности, и уже не пытаясь спорить и что-то доказывать. Для нее стало очевидно, что все закончилось, что будущего вместе у них нет. Она молча отвернулась, застегнула сумку и пошла к двери.

– Ты куда?! – возмутился он тому, что она так спокойно собирается уйти, будто ей все равно. А ей, и правда, стало все равно.

– На кудыкину гору, – насмешливо ответила она. – Я тебе вчера сказала, что хочу с тобой развестись. Так вот, я не шутила. Поживу пока отдельно.

Она принялась шнуровать кроссовок.

– И где ты собираешься жить? – недоверчиво поинтересовался он.

Ирина пожала плечами.

– Военная тайна. Не хочу, чтобы ты знал.

Ирина зашнуровала второй кроссовок, распрямилась. Посмотрела на него внимательно – сердце болезненно трепыхнулось в груди.

– Я тебе потом позвоню.

Она уже поднесла было руку к замку, когда он со словами:

– Никуда ты не пойдешь! – вырвал у нее ключ и сунул его к себе в карман.

– Вить, что за глупости! – возмутилась она. – Дай мне уйти!

– Ты моя жена, Ира, ты не должна бегать по мамам или подружкам каждый раз, как мы с тобой ссоримся. Нечего.

– Во-первых, такое было только раз, – ответила Ира. – Во-вторых, Вить, ты что, так и не понял? Я уже не твоя жена! Я хочу с тобой развестись! Я не хочу больше с тобой жить!

– Прекрати говорить глупости! – ответил он, развернулся и ушел в комнату.

Ира постояла в прихожей, обескураженная, с колотящимся от злости и обиды сердцем, с вспотевшими ладонями. Хорошо же!

Прямо в кроссовках (неслыханная наглость!) она прошла в комнату, встала напротив телевизора, который Витя уже включил, развалившись на диване. Он сделал вид, что не замечает ее, и что она ему совсем не мешает.

– Отдай ключи! – потребовала она, стараясь, чтобы в голосе звенел металл. Но вместо этого там сквозила приглушенная ярость. Виктор не отреагировал.

– Виктор! Я к тебе обращаюсь! Отдай ключи! – в ответ ноль эмоций.

– Ах так?

Ира подошла к телевизору и выдернула кабель из розетки. Экран погас. Виктор молча встал, усмехнулся, отодвинул ее и попытался снова включить его. Не тут-то было, Ира вцепилась в вилку двумя руками, не давая ему снова включить телевизор.

Дальше все было грубо, глупо и безрезультатно. Виктор орал на нее, она на него. Требовала выпустить ее из квартиры, он отвечал, что она его жена и поэтому он ее никуда не отпустит. Она пыталась вытащить ключи у него из кармана, и они боролись, пока ему это не надоело, и он не заломил ей руки за спину. Когда она отдышалась, то пошла искать его комплект, но не нашла нигде – видимо, он и его успел спрятать.

Потом Ира плакала и курила на кухне, а Виктор, как ни в чем не бывало, смотрел телевизор, а когда пошел мыться, то взял ключи с собой, и спрятал куда-то так, что найти их вечером ей не удалось.

Ложась спать на раскладное кресло, мучаясь от слепой ярости и крутясь волчком от невозможности прямо сейчас изменить ситуацию, Ира уговаривала себя подождать до утра.

Витя уходил на работу на целый час раньше нее. С утра будет куча времени не только найти, куда он дел ее ключи, но даже кофе выпить. И потом, он же знает, что ей на работу, не может же он в самом деле сделать так, чтобы ее уволили только потому, что хочет доказать свою правоту.

Утром, когда она встала, Виктора уже не было. А заодно не было ключей, телефонов, интернета и карточек. Ира поняла, что выпускать ее он не собирается.

Сначала она решила выдержать характер.

Три дня он приходил домой, где ничего не было приготовлено, грязное белье оставалось грязным, посуда копилась в раковине, скрипел зубами, но упорно молчал. На четвертый день она сдалась и решила с ним поговорить.

Дождавшись, когда он поест и передохнет после работы, тихим, спокойным голосом он попросила уделить ей несколько минут. Виктор охотно оторвался от монитора ноутбука и уставился на нее, всем своим видом демонстрируя внимание. Но стоило ей открыть рот, как он понял, что она пришла к нему не с извинениями, а с очередной попыткой убедить его дать ей развод и отпустить на все четыре стороны.

– Ира, – обратился он к ней холодно, сложив руки на груди, – имей в виду, что если ты считаешь, что шантажируя меня разводом, ты сможешь вить из меня веревки, ты сильно заблуждаешься. Я не позволю делать из себя посмешище. У нас с тобой, конечно, есть разногласия, но это есть в любой семье. Тебе просто нужно подумать о том, что сохранить семью важнее, чем бесконечно отстаивать свое мнение, к тому же неправильное.

– Да нет у нас никакой семьи, – устало ответила она. – Нету. Все превратилось в фарс. И для того, чтобы удержать меня, ты спрятал ключи. Я уже не спрашиваю про свою работу… Но при этом у тебя нет желания поступиться своими принципами. Мы в тупике, Вик. И я не хочу больше жить с тобой. Правда. Отпусти меня.

– Подумай еще пару дней, – он ответил очень спокойно, будто они обсуждали вечерний поход в кино, и снова уставился в монитор.

Ярость вскипела в ней мгновенно. Не слышит ее, и слушать не хочет! Самовлюбленный эгоист! И как она только жила с ним?!

С трудом удержавшись от того, чтобы разбить об его голову что-нибудь тяжелое, она ушла курить на кухню. Мечась в тесном пространстве по два шага в каждую сторону, яростно выдыхая сигаретный дым, она пыталась найти слова, которые его убедят отпустить ее.

Не хотела она больше жить с ним. Не хотела и не могла! Ира была уверена, что если в ближайшее время не найдет способа избавиться от его общества, тогда то, что еще полгода назад можно было назвать любовью, превратится в ненависть.

В конце концов, план действий стал вырисовываться в затуманенном злостью и отчаянием мозгу. Додумывала она его уже глубокой ночью, свернувшись клубочком на раскладном кресле. И чем четче и детальнее все себе представляла, тем спокойнее становилось на душе.

На следующее утро, впервые за много дней, она проснулась с улыбкой на губах. Не хочет отпускать ее? Думает удержать, заперев на замок и отключив от внешнего мира? Как же плохо он ее знает! Ведь тем нужнее для нее свобода! Тем сильнее желание избавиться от его власти! И тем больше решительности это сделать!

***

Послышался скрежет ключа в замке. Ира мышкой шмыгнула в комнату. Накануне она приготовила вкусный ужин, и по квартире витал аппетитный запах, но встречать его на кухне, за накрытым столом – это уже перебор. Пускай думает, что она потихоньку начала сдаваться, только не хочет первой идти на мировую, вот и пытается подкупить вкусной едой. Только бы он был голодным!

Ира свернулась в кресле и судорожно переворачивала страницы глянцевого журнала, безуспешно пытаясь имитировать беззаботное чтение, а сама прислушивалась, внутренне замирая.

Вот он разулся, швырнул под вешалку сумку. Пошел в ванную мыть руки. Наверняка там же скинет рубашку, сунет ее в корзину с грязным бельем. Ага, теперь должен зайти в комнату – сменить строгие офисные брюки на удобные домашние.