Обладать и принадлежать

Она молчала и не шевелилась. Она хотела услышать от него поддержку. Муж стал счищать пятнышки на ее плечах.

– Подружка была очень хорошая, – убедительно сказал он, – добрая, смелая, отзывчивая, тонкий человек.

Стенка в коридоре была обтянута красным ситцем.

Надя посмотрела на мужа – она любила слушаться его, но теперь он говорил что-то не то, но она все ждала от него поддержки, он уже стал улыбаться, встретившись с ее взглядом.

– Папочка, я пойду, – сказала она грустно.

– Сейчас! – торопливо воскликнул он и тяжело пробежал в кухню, быстро вернулся и дал Наде бутылку коньяка… – Это уж всегда пригодится, – сказал он (тут уже серьезно) и засунул бутылку в женскую сумочку.

Она вздохнула, он тоже вздохнул – совершив такой поступок, он растрогался. Надя повернулась спиной, открыла дверь. Он дружески похлопал ее по «выходящей» спине и еще долго стоял в дверях, какой-то просветленный – смотрел, как Надя уходит в раздутом пышном плаще.

Надя вышла на улицу. Кажется, подморозило. Но зима была какая-то непонятная, без снега.

Деревья стояли прутьями. Она шла долго и оказалась в роще. Стояла «американская» ночь с ярко-синим небом.

Потом она оказалась у огромного поля, увидала скамейку и села на нее. Она села посередине, расслабленно вытянула ноги. Мимо метрах в тридцати проходили люди. Вдалеке на асфальтированном поле стояло здание, все в электрическом свете. В него заходили целые толпы народа. Может, она сидела рядом со взлетным полем, но вряд ли, хотя было очень похоже.

Она сидела в опасном окаменении.

Вокруг нее стали расхаживать несколько черных ворон, самых крупных и отборных. Сначала они смотрели на нее издалека, потом приблизились с серьезными «лицами» и стали бродить у самых ног, шевеля крыльями, кашляя по-вороньи.

Надя стала смотреть на них. Она достала из сумки коньяк, открутила пробку, отпила немного и спрятала в сумку.

Одна ворона напротив нее раскрыла клюв и так стояла, пока Надя не отпила еще глоток. Лицо у Нади раскраснелось, она сделала еще глоток онемевшими губами.

Ворона с открытым клювом вдруг запрыгнула к ней на скамейку, потихоньку подошла почти вплотную, постояв так с минуту, залезла к ней на колени и перешла по ним на другую часть скамейки.

Надя отпила еще. Скосив глаза, она наблюдала за воронами.

Другие тоже хлопнулись на скамейку, с хриплыми кашлями, они тяжело проходили по ее коленям, больно впивая свои черные когти в шерстяную юбку.

Это было похоже на сон, но это была правда. С ними Надя допила весь коньяк.

С невыспавшимся лицом Надя пришла утром в Центр.

У лифта стояли две каталки, накрытые простынями.

– Не смотри, не смотри, – сказала узнавшая ее медсестра. Надя стала подниматься по лестнице наверх.

В своем кабинете она надела халат. Забыла покурить. Села на стул у окна.

Отсюда ей стало видно сидящую за шкафом Таню. Та сидела и ковыряла пальцем уже совсем изорванные колготки на коленях. Воротник на пальто был у нее совсем испачкан, на скуле царапина.

– Что с вами? – спросила Надя и кашлянула.

– Что-то мне так плохо, – сказала Таня. – Ну, посудите сами, Надежда Ивановна, обманули, оскорбили, бросили в канаве, избили? Ну, это как?

– Ну, что вы, Таня, вам можно только позавидовать, – сказала Надя.

Таня стала счищать рукой испачканную юбку.

– Это еще счастье, что я около работы оказалась. Я на пятиминутку не пойду.

Надя встала и вышла.

Утром на пятиминутке зал был полный. Вокруг кочек были густо расставлены стулья. Сообщение делала женщина. Она сказала:

– Сегодня никто не умер. Сегодня умерла только Надина подруга.

– Ах-ах, – тут же сказала старая Гринберг, которая всегда спотыкалась и чаще других падала. Сейчас она растирала ударенное колено, но, услышав про близкую смерть, стала медленно разворачиваться, чтобы посмотреть на Надю. Надя не стала дожидаться ее взгляда, она быстро встала и вышла вон из зала, в коридор, по которому расхаживали больные из мужского отделения.

Она посмотрела на них и заплакала.

Надя стояла около кабинета профессора. Он как раз только что вышел и вопросительно посмотрел на Надю. Она ему говорила:

– Я вместе с ней сидела за одной партой в школе, а потом учились в одном институте, а на приемных экзаменах она тоже сидела рядом со мной, в прошлом году она привозила девочку с Л.-Л., я прошу не вскрывать ее!

– Ах, вот. – Он наклонил голову.

– Ну, кто я? Маленькая сошка, – сказала Надя жалобно, изо всех сил стараясь упросить, – но она моя подруга.

Профессор вдруг затряс головой и медленно пошел от кабинета. Надя двинулась за ним. Тот убыстрял шаги, потом повернул голову с розовой лысиной (он был худенький и роста никакого).

– Вы ведь должны там присутствовать, – сказал он.

– Где?

– Ну, там. Пойдемте вместе. Я не могу придумать, как еще помогать. Я не дурной человек.

Надя остановилась и отстала от него.

На улице, у подхода к низенькому зданию, она встретила ту же медсестру.

– Не смотри, Надя, – сказала та.

Надя грубо сказала:

– Ты-то что?

Та пожала плечами:

– Я бы не пошла.

Надя вошла в низкую дверь, постучала ногами на крыльце. Внутри было тепло. В соседней комнате, за стеклом, сидел молодой чернявый юноша с пробирками и делал анализы. Он, затравленный работой, только покосился на нее и беззвучно прошептал:

– Добрый день.