Хивра и времена года. Позитивные зарисовки

Дай мне веры в день грядущий
И печали соразмерь.
Беды соразмерь и ношу.
Дай мне мужества понять,
Что не стоит лбом упорно
Чью-то стену пробивать.
Что порой совсем не лишне
Отыскать надежный брод.
Уступить, сойти с дороги,
Отпустить, пойти в обход.
И в ночи, под бой курантов,
Дай на Новый год прогноз…
Я в тебя упорно верю,
Старый добрый Дед Мороз!

Примерно в пяти минутах ходьбы от нашего дома находится парк. А в парке – пруд. А в пруду – утки и, что совсем неожиданно, черепахи. Добежать до этого самого парка, в котором пруд, а в пруду утки с черепахами можно за три минуты.

Хивра предпочитает бежать…

Чаще – днем, реже – вечером, мы с собакой этот парк посещаем и в заданном Хиврой ритме отматываем несколько кругов. Почему ритм задает собака? Потому, что она моложе и мощнее, а я старее и уступчивее (читай – мудрее). Вес мой равен моему возрасту, и ни о том, ни о другом вслух говорить почему-то не принято. Так что перетянуть собаку мне сложно, на это перетягивание уходит много сил. Моих.

Перед утренней прогулкой, пока я пью чай, собака сидит у двери, уткнувшись мордой в косяк. Делает вид, что сейчас описается, пока я там чаи гоняю. Но пока мы дома – ритм задаю я, и собака вынуждена считаться с моей мудростью и весом, равным моему возрасту. И вот мы выходим. Писать Хивра не торопится. Она тоже не дура, хоть и молодая, и знает, что на этом моменте, особенно если идет дождь, прогулка может завершиться. Хивра натягивает поводок и бежит в сторону парка, в котором пруд и прочие прелести. Первую минуту я пытаюсь сопротивляться. На второй минуте тоже сопротивляюсь. На третьей – сдаюсь. Понимаю, что уже быстрее добежать до парка, чем возвращаться домой. И именно в эту минуту, когда я перестаю сопротивляться, собака присаживается под деревом.

Хивра писает, и это, как я понимаю, помогает ей начать трезво мыслить. А мысль ее течет примерно в таком направлении: «Для чего мне сейчас, голодной, нужен этот парк с его прудом, утками и черепахами? Может, лучше после завтрака?»

Закончив свои дела и решив все проблемы местного значения, Хивра, так и не добежав до парка, стремится домой. К миске…

После завтрака Хивра подходит к двери, скрещивает лапы, скашивает глаза и упирается мордой в косяк. Прикидывается, что хочет писать (читай – стремится в парк). Но я, чей вес равен возрасту, умудренная жизненным опытом, на такой неприкрытый обман не ведусь… И, наверное, зря… Наверное, это здорово – сразу после завтрака пробежаться до парка, в котором пруд. А в пруду утки и, что совсем неожиданно, черепахи.

Кукушка хает петуха.
Самозабвенно. В пух и перья.
Петух – дурак. Петух – фигляр.
Не оправдал ее доверия.
Она начальник. Власть пьянит.
Петух под лапу ей попался.
Не так поет, не там сидит,
Не с этой курочкой связался.
Петух стоит, потупив взор.
Эх, был бы он чуть-чуть моложе,
Тогда б затеял он раздор…
Ну а сейчас – себе дороже.
Одно «ку-ку», и петуху
До срока срок отмерен будет.
И мощное «кукареку»
Деревню больше не разбудит…
Чуть щелкнув шпорами, петух
Изрек: «Ваш голос так прекрасен!
Признаюсь, правы вы во всем.
И чист ваш ум. И взгляд ваш ясен!
И всеми фибрами души
Я каждое «ку-ку» считаю…
Прошу покорно мне простить,
Что вас порой я раздражаю».
…Кукушка хает петуха.
Петух кукушку рьяно хвалит.
Так легче жить. Из дурака
Жаркое вряд ли кто-то сварит.

Ровно в то же время, в какое я вышла сегодня с собакой на прогулку, я нежилась вчера на пляже под мягким мексиканским солнцем. Ела папайю и думала – вот оно, счастье! А сегодня – местный парк, размытый дождем, который шел всю ночь, огромные лужи, которые вполне могут прикинуться морем, и низкое пасмурное небо.

Собака бежит, высоко подняв хвост, и поскуливает от восторга. Она явно не разделяет моих страданий и счастлива.

– Представляешь, – говорю я Хивре. – Вчера еще было море и пальмы. А сегодня…

– А сегодня я и парк! – отвечает собака. – Это такое счастье! Меня целую неделю в парк никто не водил. Посмотри, местные гуси лают от восторга, а соседские собаки крякают от досады.

– От досады? – переспрашиваю я. – А чего это собаки крякают от досады?

– Как это? – Хивра аж подпрыгивает от радости. – Ты думаешь, что у каждой собаки есть возможность гулять ранним утром в будний день с любимой хозяйкой в местном парке?

Настроение моментально меняется. Иду, ловлю свое отражение в огромных лужах, касаюсь рукой низкого неба, вдыхаю такой вкусный после дождя воздух и думаю – вот оно, счастье!

Утро туманное, утро седое…

Гуляю с собакой в парке. Как чукча в чуме, жду рассвета. С рассветом жизнь всегда налаживается.

Местный парк в шесть тридцать утра популярностью не пользуется. Как правило, мы гуляем в полном одиночестве. Хивра знает, что в случае чего я ее собой прикрою. Я знаю, что Хивра не прикроет… Она уродилась трусливой, но красивой. И доброй.

Первой опасность почувствовала собака. Забежала за ближайшее дерево, села на попу, прижалась к стволу и практически с деревом слилась.

Вторыми опасность почувствовали белки. Как птицы, все разом вспорхнули на ветки. Следующую опасность разглядела я.

– Мама… – прошептала я.

– Мама… – поддержала меня Хивра.

Вышел немец из тумана, вынул…

Из тумана на меня двигается неопознанный световой объект. «Наверное, летающая тарелка», – подумала я. Но как-то очень низко для тарелки. Хотя кто ее, эту тарелку, знает. Может, она на посадку идет.

– Доброе утро, – поздоровалась тарелка и пролетела мимо.

– Мама… – ответила Хивра.

– Доброе утро, – прошептала я.

Бегун. А во лбу звезда горит. Вернее, фонарь. Что за новшества такие? Чтоб он хорошо до дома добежал.

Я так считаю – если приобретаешь налобный фонарь, то не мешало бы приобрести и гудок. Чтобы, так сказать, гудеть раньше, чем светить. Предупреждать гуляющих женщин с собаками о возможном светопреставлении ранним туманным утром.