Это запомнилось.
Сытые, почти удовлетворенные, мы покинули Столовую – Земной Шар, и двинулись по Лазарету, расширяя круги свободного поиска.
Миновали пустые помещения с корявыми надписями мелом: «Эври», заглянули в лаборатории новоиспеченного отдела Корпус, обнаружили там обрывки упаковки, и хирургические столы с желобками для стока крови.
И я, представь себе, выдал такую речь:
– Вот оно, начало всего! Тут будут измельчать тела подопытных созданий буквально в фарш, чтобы найти, где в них свились аскариды смерти. Трубки погружаются в пол, выходят в потолок, тянутся среди холодильников и гудящих электрических трансформаторов. Кровь сейчас – вместилище разномастного микроскопического зверья, – следует из одной лаборатории в другую, и по пути кардинально преображается. Из чувствительной к течению времени, на воздухе запекающейся в бурый комок жидкости, возгоняется в белоснежное облако, на поверхностях серебряных и золотых радиаторов конденсируется в ангельскую кровь, прохладный ласковый огонь. И, эту кровь переливают, капля за каплей нам, нас пробивает Громовой Салют, и мы восходим туда, где ждёт Золотой Полис Ангелов!
– Как устроен подлинный Город Бога?
Детка смотрела на меня исподлобья, снизу вверх, будто я уже всё тут лично решал. Её, определенно впечатлило.
– Рай каждый видит немного по-своему. Эти картинки нужно аккуратно, словно паззлы детского конструктора Лого, совместить. Всё надо знать, чтобы понять, что пора сделать и чего от всего происходящего ожидать.
В Сетане, Детка, моём бывшем мире, нет пейзажей, чтобы можно было вознести их в картинку божественного Города. Только песок необъятной искусственной пустыни, города-погосты и, в массе своей, нечистоплотные мегаполисы. Хотя конечно, пальмы и газончики кое-где присутствуют. Этого маловато, разумеется, для беспредельного райского счастья. Есть фонтанчики газированной, подкрашенной розовым сиропом воды. Щедрые люди в лавках попадаются, обычно под вечер, когда невостребованную их сладкую стряпню все равно надо выбрасывать. Для не укладывающихся в нормы питания воспитанников, они просто ангелы во плоти.
Детка, оказывается, дочь служащего фильтрационного лагеря, сказала, взамен на мою откровенность и вполне уместную, контролируемую экзальтацию, что до переезда в Лазарет жила в ЭкзоСити. Любит искусственный снег, оттаивающие по графику, или прихоти менеджера, стены, и радость заключенных, переводимых в теплые Зоны.
Мы забрели в дальнюю зону производственных помещений, свернули, кажется, к Ангару, и, пройдя по шахте раскуроченного 3D лифта к неизвестному корпусу, практически заблудились.
Пытались чинить светильники за демонтированным эскалатором. Один из них вдруг начал быстро-быстро моргать, будто выдавая азбукой Морзе все тайны света.
– Я знаю, где мы, – заявила Детка, пошелестев блокнотом. – Здесь должно быть кое-что очень красивое и неимоверно ужасное. Дориан посвятил меня в некоторые тайны Лаза. Ты любишь историю и легенды? Вот это оно и есть.
Я не знал, куда ведет этот ход, а времени был вагон.
Тряслись минут пять на рабочем лифте без дверец, выбрались к каналу, раздавшемуся в искусственное море. Бассейн, полный золотых рыб, плавающих между частей неведомых, нержавеющих, судя по всему, механизмов. Такой нестандартный артистический объект.
Одетые инеем комнаты и живописные мумии.
– Заказчики Лазарета. Господа Трасты, конечные выгодополучатели всего этого нашего проекта, – округлила глаза Детка.
Мы поднялись на площадку из серого, с прожилками, мрамора. Массивный саркофаг с еще одним скелетом.
– Наверное, её зовут Стела. Она тоже должна ожить.
Череп. Изящный, ослепительно белый, словно древнекитайский фарфор с бордовыми прожилками. Золотая корона, украшенная натуральным, как я понимаю, рубином.
– Красиво. Правда, Алекс? Все это вместе. Наверное, она тоже любила все красивое. Кого-то целовала, хотя и не прилично все это, в мельчайших подробностях знать.
Я объяснил Детке, что Стела, пятый домен, находится вовсе не здесь, и шлёт депеши из потустороннего мира друзьям, тем, кто с ней был связан при жизни. Нынешним руководителям нашего Лаза. Покоится она, как сказал Дори, в Криогенном Зале, куда мы доступа пока не имеем. Она могла летать. Так и у нас получится, если сможем видеть глазами друг друга, и объединять души.
Я тут же перешел от слов к делу. Признаться, сильно раскрепостился.
Принялся разбегаться по технической площадке галереи. Требовал, чтобы Аква думала обо мне так, как я, видела, что я вижу, и верила в то, что все у нас получится.
Перемахивал через пропасть метров в пять, отмечая жестяной банкой место очередной посадки. Пытался чувствовать происходящее без плоских мыслей.
Чуть не провалился вниз. Ободрал ладони о стальную решетку.
Первые две секунды шок, ничего не чувствуешь, потом больно, а через десять минут, будто бы и не было ничего.
Я всматривался в Детку, стараясь проникнуть за два сантиметра черепной коробки с пепельными волосами, пробуя видеть себя её водянистыми глазами. И вдруг, опять пришло желание пророчествовать.
Я принялся вещать об электронном зеркале эктора, что в нем про себя увидел, об одиночестве и коллективах, наших лицах, может быть, даже, нечто обидное. Иногда умею говорить так, чтобы все на миг замолкали!
И она выдала кое-что в тон.
– Земные Сектора впечатывают в плоть масло фабрик быстрой еды, запахи лифтов и мусорных баков. Лица с земными штампами наблюдаешь в общественном транспорте, на улицах, за обеденным столом, и на могильных плитах Погоста. Они не заслуживают особой симпатии, лишь такой вот галантной жалости.
Не подростковые получались у нас фразы.
– Нужно, чтобы лица отшлифовались брызгами острых алмазов и соленой воды, размягчающими органику. Пусть расквасятся от слез, перестанут быть самодовольными и недоступными, вылепятся заново, совершенными, детскими и бессмертными.
Так мы с ней говорили.
Всё наше, новое станет важным миру, даже кукурузный хлеб стандартного пайка Лаза может быть обернётся для людей солнечной облаткой, приобщением к тайнам потустороннего мира. Сейчас все наши традиции в зародыше – случайные шаги, которые несколько раз повторившись, навсегда отпечатаются в общей памяти.
Еще размышляли, в какой отдел Лазарета мы попадем. Я подумывал закрепиться в Домене, руководимом доменом Хантом, бывшим механиком. Детка весьма благожелательно отзывалась о Корпусе врача Скорой Помощи Харта.
Так вот, жуя зёрна из оказавшегося в сумочке Детки пухленького пакета, мы постепенно выбрались обратно к Столовой, выпили чаю, пополнили сухой паек и разошлись спать. Детка нарочно просыпала попкорн по сторонам, улыбалась зеркальным стенам обеденного зала. Это тоже отложилось в памяти как нечто важное.
Зачетный день.
НОВЫЙ ДРУГ
Ещё один наш отыскался.
Чёрно-желтая кожа. Соединение плоти Секторов Пандуса и Черного Сетана. Если хорошенько поразмыслить, несмотря на тёмную кожу, явный знак доминантного гена, кровь азиатского, по существу, Пандуса когда-нибудь переборет африканскую органику. Изменятся черты лица, взгляды, даже привычки. И даже мысли незаметно, образ за образом, станут другие.
Пока мы с Аквой бродили по Столовой в поисках свободного столика для завтрака (выбрали уединенную Гренландию), он пережевывал рогалик на периферии мира, рядом с коллекцией чудесных медных чайников. Иногда задумчиво ввинчивал его в чашку Петри, соединяя с находящимся там джемом. Подвергал анализу прикрепленную на стену, несколько диссонирующую с общей умиротворяющей обстановкой, картину давнопрошедшей баталии.
Тяжеловатый взгляд уличного, небезуспешного бойца. Зачем он здесь, в компании домашних ребят, огромных умников?
Также мотобой глядел в зал Столовой, шевеля губами, будто бы завёрнутыми в тонкую вакуумную упаковку. Маслянистые зрачки (у меня прекрасное зрение) чуть расширены. Сложилось общее впечатление, что чафр видит вещи без прикрас, каковы они и есть на самом деле. Можно ли в глаза называть данного метиса чафром?
Чувствовалось в нем некая природная свежесть, свойственная, как считается многими физиологами, плодам разных рас. И, еще, словно бы крошечный лючок где-то в районе височной области. Всё-таки, иногда чафр терпел оглушительную катастрофу, а затем надолго углублялся в размышления обо всех ее обстоятельствах. Зацепи эту рану, приоткрой родничок черепа, – человека можно легко корректировать, вводить в совместные предприятия, и все такое.
Детка также внимательно рассматривала представительного чафра.
Чафр вытер пальцы, кинул салфетку в воронку Северного полюса. Поднялся, подошел, склонился, прошептал пару слов о прекрасном утре и хладнокровно поцеловал Акву в щеку. Она не сопротивлялась. Такое вот, обычное приветствие шоколадно-мандариновых братьев.
Чафры раскованные, в массе своей, довольно дружелюбные ребята. В принципе, Аква не моя куколка, и вообще, пока ничья, но и Туру Алексу нужно приучаться орудовать так же быстро, ловко, не получая никаких обидных отказов от девочек. Да, такие полезные обычаи надо научиться скачивать!
Сектор Пандус. Ливи. Типичное имя детища желтой и чёрной рас, как в Белом Сетане говорят, чафра.
Совместный ужин. Разговоры обо всем на свете.