Притворись нашей мамой

***

– Рассредоточимся по подъездам? – предлагает старший наряда.

Неодобрительно мотаю головой.

– В доме шесть подъездов, пятнадцать этажей, более половины квартир не заселены. Камеры в трёх подъездах не рабочие! Информацию не получим из центра.

– Что предлагаешь? Волонтёров подключим?

Хочу думать, что дочку похитил не Серый, но не могу. Что если он снял квартиру в этой новостройке, там сидит его человечек, и дочурку мою он же похитил. Тяжело вздыхаю.

Стоим у дома минут пятнадцать, с включённым проблесковым маячком, будим людей. Где-то уже и свет загорелся в окнах.

– Смотри! – полицейский показывает в сторону бегущего к нам мужчины.

Резко распахиваю дверцу.

– Вы к нам? – хмуро уточняю.

– А то ж! Вы не девочку часом ищете? Малая, – запыхавшийся мужик показывает рукой рост моей Алёнки, – светленькая, в юбчонке и светлой майке?

Пульс набирает обороты, руки трясутся, не могу справиться с собой. Я – само спокойствие всегда теряю самообладание, когда речь заходит о дочери.

Если бы у неё была мать, то другое дело, а так должен защищать её от той боли, которую малышке может причинить мир.

– Спокойствие, – цедит старший наряда, обращаясь ко мне.

Видимо, боится, что могу учудить что-нибудь. Слышал легенды об Удальцове.

Выходит из машины.

– Где Вы её видели и во сколько? – спрашивает у свидетеля.

– Час назад, – бухтит мужик, хитро суживая глаза, – её эта странная женщина тащила за руку в подъезд! – он указывает пальцем на ближайшую дверь.

– Почему странная?

– Нелюдимая, ни с кем не разговаривает, на вопросы не отвечает. Неприятная такая! Брр! С рыжими кудряшками и пристальными ведьминскими глазами.

Вылетаю из машины, остальные следуют за мной. Хватаю мужика за шиворот, тащу к подъезду:

– Показывай, где эта ведьма живёт!

Через пять минут вламываемся в квартиру.

Нахожу дочку на кухне, вся исцарапанная, сидит тихо-мирно на стульчике, ест жаренную сосиску, смотрит на меня удивлённо огромными небесными глазищами.

– Папочка, – бросает сосиску, и перепачканными руками обнимает за шею.

– Солнышко моё! Алёнушка, – осматриваю своё сокровище. Кроме царапин вроде бы ничего серьёзного. Сейчас отвезу в больницу, там её осмотрят.

Яростным шагом выхожу в холл, где пытается освободиться от наручников та самая мерзавка, что посмела похитить моего ребёнка.

Осматриваю её внимательно. Хрупкая фигурка, высокая, метр семьдесят пять, не меньше, волосы рыжеватыми кудряшками спадают на острые плечи. Огромные светло-карие глаза смотрят на меня так жалобно, что сердце ёкает.

По миловидному личику бегут крупные слёзы.

– Это недоразумение, – шепчут красивые губы, – я нашла девочку в кустах.

Не могу без боли смотреть в эти глаза, останавливаю взгляд на декольте халата, там висит на серебряной цепочке странная безделушка. Будто ребёнок сделал.

Точно, чокнутая! Правильно о ней сосед сказал.

– В обезьянник её закройте в моём участке. Сам буду с ней разбираться, хочу удостовериться, что получит по заслугам. Не выскользнет от правосудия.

Ухожу, не оглядываясь, унося своё светловолосое сокровище.

– Пожалуйста, послушайте… – пищит бессильно, обращаясь к моей спине.

Но я не намерен слушать её ложь. Повидал на своём веку таких преступниц как она – заек снаружи, мегер – внутри.

***

Глава 3

Злата

– Вы меня в халате повезёте? Можно я переоденусь? – плакать перестала и почти смирилась.

Сухарей сушёных конечно не припасла на такой непредвиденный случай. Нужно хотя бы собрать сумку с самым необходимым… Еду, думаю, не стоит брать с собой, там… накормят.

Полицейские переглядываются.

– Ладно. По-быстрому! – с меня снимают наручники. Тру затекшие запястья. Дую на них…

Через двадцать минут спускаемся к полицейскому воронку.

Двери закрываются с гулким скрежетом, отделяя меня наивную от враждебного внешнего мира. Машина едет в раздражающем звуковом сопровождении мигалки. Оно проникает мне под кожу, разрывает мозг изнутри.

Ёжусь. Вжимаюсь в спинку сиденья.

Не верю, что этот кошмар происходит со мной. Наверное, я смотрела боевик и уснула.

Вижу себя, словно со стороны…

Полицейский бросает на меня злобный взгляд, поворачивает голову к товарищам:

– Умеют же бабы накосячить на срок, а затем изображать из себя невинных овечек.