Измена. Любовница моего отца

– Но это папина квартира! Мне тоже принадлежит доля. Ты ведь дашь мне мою часть денег, чтобы мы могли снять комнату?

– Нет! – выдает борзо.

В ужасе срываюсь с места, хватаю мать за пояс.

– Не поступай так с нами. Мы твоя семья! Не он.

– Завидуешь моему счастью? – смеется мне в лицо. Он – моя семья, а ты иди, создавай свою! – мама наливает себе золотистый напиток с пузырьками, отмечает сделку. – Езжай к своему москвичу. Он наверняка ждет тебя и своего отпрыска.

– Спасибо за совет… – молча ухожу собираться.

Через три часа уже вхожу с дочкой в здание вокзала.

Есенька уснула у меня на груди, удобно устроившись в переноске – рюкзаке-кенгуру. Спит безмятежным сном, лишь иногда ее светлые реснички подрагивают, напоминая мне о том, что где-то на свете существует безмятежность.

Подхожу к кассе, снимаю рюкзак, бросаю на пол, туда же аккуратно укладываю сумку с ноутбуком. В нем вся моя жизнь, мой единственный заработок, на который мы живем с дочей.

– Девушка, нам билет из Курска в Москву в одну сторону, – сообщаю кассирше. Рассчитываюсь, наклоняюсь, чтобы собрать вещи.

– Ой! Кто-нибудь видел ноутбук? В серой сумке, – с диким ужасом смотрю по сторонам.

Люди безразлично пожимают плечами, дают запоздалые советы: – Надо внимательно приглядывать за вещами.

– Беги за вором! Туда! – сердобольная женщина показывает в сторону эскалатора.

На автомате делаю три стремительных шага, и Сенька начинает ворочаться у меня на груди.

– Доченька, прости, – останавливаюсь.

Понимаю, что не в том положении, чтобы бегать по залу за преступником с дочерью на руках.

Боже! Надеюсь, хоть конверт с накопленными деньгами на месте!

Снимаю рюкзак, проверяю.

Пусто. Конверта нет.

Кто и на каком этапе меня обчистил, не знаю.

Беззвучно плачу.

Времени на полицию и на слезы у меня нет. Поезд отходит через десять минут.

– Надеюсь, папка купит нам ноутбук! И мы с тобой заработаем на жизнь. Мы же умницы! – утешаю себя и проснувшуюся дочку. Целую ее в теплый родной лобик.

Глава 3

Даша

На улице лето. Солнечный зной подгоняет в спину. Москва встречает приветливо. Заходи в метро, едем до Кропоткинской. Никто не уступает места, но я не сержусь. Мне все в радость, даже эта немного мучительная поездка с «утяжелителями».

Приехали, объявляют нашу станцию.

Выхожу из метро на улицу, внимательно осматриваюсь.

– Какая красивая церковь! – достаю телефон, фотографирую себя и дочку рядом с белокаменной красавицей.

Ровно через пятнадцать минут уже подхожу к шикарному серому шестиэтажному дому через дорогу. В подъезд проникаю шустро, пока дверь не закрылась за жильцом.

Пешком поднимаюсь на третий этаж, замираю перед бронированной дверью.

Вдыхаю теплый воздух, и легкие плавятся от страха, а пол уходит из-под ног. Сжимаю двухмесячную Есению покрепче.

Не верится, что скоро увижу того самого мужчину, что обещал жениться, уговорил начать новую жизнь, а потом исчез, сказав, что заболела мама, и он обязательно к нам вернется, когда она поправится.

– Здесь живет наш папа! – разговариваю со спящей дочкой, нажимая на дверной звонок. Звоню долго, настойчиво.

Слышу торопливые женские шажочки, неумолимо приближающиеся к двери.

Считаю до трех, собираю по крупицам куда-то убежавшее мужество.

Наконец дверь распахивается и серые глаза женщины врезаются в мою дочурку, которую я держу у себя на груди в переноске.

– Вы кто? – выдавливает удивленно хозяйка квартиры.

– Даша. – В упор гляжу на красивую женщину.

Под пятьдесят, стройная, с короткой мальчишечьей стрижкой, с гладким лицом и мелкими морщинами у глаз.

Надеюсь, в ее возрасте буду выглядеть также круто!

– Даша, вы к кому?.. – в черных зрачках отпечатываемся мы с Есенией.

– К Цареву, – говорю бодрым голосом, и улыбаюсь.

– Понятно! – выдает едко женщина. Тяжело вздыхает, недовольно морща носик. – Так понимаю, подарок ему? – указывает глазами на ребенка.

Киваю радостно. Как хорошо, что она сразу меня поняла.

– Можно посмотреть? – делает шаг навстречу, убирает уголок одеяльца с лица малышки. Внимательно разглядывает.

– Носик, губки, лобик, всё как у Царева!

– Похож, – слышу, как эхо собственный голос, наполненный гордостью. – Глазки серые как у папы. Скоро Есенька проголодается, проснется. Увидите! Большие, дымчато-серые с зелеными крапинками.

– Ну да, ну да. Заходи! – женщина неохотно отходит в сторону, пропуская нас с дочкой.

Едва успеваю раздеться, расположиться с ребятенком на диване в просторной гостиной, как Есения извещает о пробуждении громким голодным звуком: