Древний Рим. Честь преторианца

Поджав под себя ноги, я сидела прямо на ковре и с блюд, расставленных на низком прямоугольном столике, прямо руками брала крупные влажные сливы, гранатовые зерна и вяленые фиги, а чуть позже даже попробовала жареного лангуста. Фурий сам бросил мне розоватый мясистый кусочек со своей серебряной чаши – как тут откажешься.

Борат стоял за правым плечом Цезаря и всем своим обликом выражал спокойную сосредоточенность. Был чрезвычайно похож на верного пса, готового в любой момент перегрызть горло любому, кто посягнет на жизнь хозяина.

Конечно, у «пса» где-то во дворце есть своя конура и с императорской кухни перепадают косточки с остатками мяса, а то и кусочки пожирнее. Почему-то у меня мгновенно возникла резкая неприязнь к угрюмому телохранителю, а ведь именно он подхватил меня на руки, когда я падала со сцены.

Наши взгляды встретились, и в глазах Бората я прочла снисходительную усмешку. Ну, еще бы! Сейчас я выгляжу комнатной собачкой, ожидающей угощения.

Воистину жалкое зрелище – растрепанная девица пальцами запихивает в рот ломтики душистого хлебца с гусиным паштетом. Но как это вкусно… Царское лакомство! А что вилок и ложек мне вручить никто не догадался, так это сущие пустяки для голодного человека.

И плевать, что губы мои перемазаны маслом, а по локтю течет терпкий гранатовый сок. Может, я обедаю с владыкой Рима в первый и последний раз, а к вечеру меня за малейшую провинность казнят или отправят, куда Ганнибал слонов не гонял. Ой, даже страшно представить, что Фурий может со мной сделать, если не сумею его развлечь.

К счастью, самым мрачным прогнозам не пришлось сбыться, потому что после обильной трапезы, поглаживая надувшийся живот, Цезарь велел грузному бородатому слуге в длинной цветастой хламиде устроить меня в отдельных покоях «подальше от девок, но под присмотром». Хм, что бы это означало…

Перед тем, как покинуть зал, я поклонилась Фурию и поблагодарила за угощение, услышав ленивый ответ, перемежающийся зевотой:

– Позову тебя позже, еще раз прочтешь мне про то, как стихи убивают их создателя. Мне понравился смысл сказанного. Только в муках должно рождаться на свет истинное искусство, а порой за шедевр нужно платить жизнью.

«На сей раз спорить не буду, ваше величество, мне самой бы остаться целой».

Дворцовый раб-распорядитель привел меня в маленькое, но чистое помещение, недалеко от обеденной залы. Комната, где, по всей видимости, я буду гостить, изнутри была соединена с другой каморкой, но пока не решилась отворить деревянную дверь. Слишком много впечатлений для первого дня вблизи Цезаря.

Нужно скорее прилечь на жесткое ложе, застеленное толстым полосатым покрывалом и немного передохнуть. Я даже задремала, и позже меня разбудило легкое похлопывание по спине – пришла рабыня, чтобы проводить в термы.

Ну, конечно, перед тем, как размещать новую игрушку в императорском дворце, ее следует хорошенько вымыть, причесать и приодеть.

Молоденькая рабыня привела меня к небольшому бассейну, в котором уже весело плескались две пышнотелые девицы. Не очень-то хотелось лезть в общую ванну, но я безропотно сняла платье и шагнула на первую мраморную ступеньку, ведущую к воде. Брр… прохладно… Сейчас быстренько окунусь и назад. Надеюсь, мне уже приготовили полотенце или просто кусок ткани, в который смогу закутаться и согреться.

Соседки – купальщицы были весьма хороши, плотные тела точно выточены из розоватого мрамора, волосы у каждой забраны наверх и перевязаны алой лентой. Я коротко кивнула девушкам и уже собиралась подниматься наверх, как вдруг одна из них рассмеялась:

– Смотри-ка, новенькая потаскушка нас испугалась!

Я на мгновение замерла, а потом рывком выхватила из рук рабыни серую простыню и обмоталась ею на манер римской тоги, казалось, так я выгляжу более значительно.

– Мое имя – Валентина, я знаменитая актриса из далекой страны. Императору понравилось мое выступление на сцене, и он пригласил меня во дворец. А кто вы, позвольте узнать?

Ответила мне та, что выглядела немного старше, привлекательней и наглее:

– Я – Мелина из Остии. Мои услуги так приглянулись Прокту Септорию, что он выкупил меня из лупанара за двадцать золотых монет. А это Тулия, – красавица кивнула на соседку, – она работала на мельнице, пока ее не приметил один сенатор, правда, его казнили полгода назад, зато Тулия попала во дворец, и ей не приходится услаждать дряблого старца.

– Ага! У меня теперь работа поприятнее, чем пыхтеть над немощным крючком Глабра, – хихикнула девица, откровенно ластясь к соседке, – разве я виновата, что он никак не хотел твердеть, уж как я ни старалась.

Когда подруги начали целоваться, прижавшись друг к другу, как две влюбленные змеи, я в смятении отвернулась. Возможно, Фурий ничего не имеет против подобных забав своих наложниц. А кем еще могли быть эти дамы? Неужели и меня ждет участь бесправной игрушки для пресыщенного сластолюбца… Надо попытаться сбежать при первой же возможности.

Глава 8

Приходится привыкать

Миновала вторая неделя моего пребывания в Риме. Волнение по поводу императорских домогательств оказалось напрасным. Возможно, мой приятный голос и некоторый врожденный артистизм привлекал Фурия гораздо больше, чем заурядная внешность. Или же я попала на глаза императору в тот период, когда он больше тяготел к поэтическому искусству и учению стоиков, нежели к плотским утехам.

Но постепенно картина прояснилась, и тому очень способствовало мое сближение с Титом Сергием Катоном – ближайшим советником и казначеем императора. Столкнувшись однажды в коридоре дворца, мы вместе дошли до внутреннего сада и долго беседовали в тени раскидистых акаций.

Конечно, я держалась настороже, считала, Тит Сергий устраивает проверку, исподволь расспрашивая о моем прошлом. Он пытался понять, что за новая птица кормится с руки Фурия. Сердце мое похолодело, когда узнала, что подобных залетных птах дворец видел уже немало, и судьба большинства из них оказалась весьма печальной.

– Фурий недоверчив, – объяснял Тит Сергий, – но в силу своего живого характера и горячей крови не может жить замкнуто. У Цезаря противоречивый нрав, сегодня он осыпает ласками полюбившихся актеров, завтра велит плетьми изгнать их из города за малейшую провинность. Ты правильно делаешь, что ведешь себя тихо и скромно, Валия, может, проживешь дольше.

Советник по возрасту годился мне в отцы, держался просто и доброжелательно, хотя мог бы даже не замечать – кто я для первого казначея Империи? Однако порой у меня возникало чувство, что он сам ищет разговора со мной.

Скорее всего, Тит Сергий пытался быть в курсе малейших фантазий императора, ведь они вели к грандиозным расходам, которые ложились тяжким грузом на плечи сенаторов и простого народа.

Цезаря нашего я могла лицезреть каждый день. Постепенно робость прошла, и я уже смело пересказывала Фурию пьесы Островского, рассказы Чехова, всемирно прославленные водевили и серьезные романы.

Я вспоминала драмы и комедии, исторические подвиги разных народов мира, смешные рассказы и басни, мистику и сказки, правда, всегда переделывала сюжет так, чтобы суть его была понятна гражданину Рима того времени.

Меня выручала хорошая память и прирожденная любознательность. И если первое время я чувствовала себя Шахерезадой, балансирующей на кончике отточенного клинка, то уже к середине первого месяца во дворце возникло чувство, что Фурий искренне мне благоволит.

А чем еще объяснить то уважительное внимание, которое теперь читалось на лицах окружавших меня слуг и рабов? В покоях было множество людей. Мне даже казалось, исчезни половина молчаливых безропотных служителей – никто бы не заметил пропажи. Мы и этот вопрос обсуждали с Фурием. Вот только он не любил, когда беседа касалась политики или социальной сферы.

Скоро я поняла – он держит меня при себе как живую шарманку или "говорящую" книгу. Также я смирилась с тем, что вынуждена делить жилье с личным охранником Цезаря.

Ведь именно в комнатушку Бората вела запертая дверь, которую я не решилась открыть в первый день, исследуя предоставленные мне скромные покои. Зато уже на следующее утро я умудрилась поцапаться с преторианцем. Ничего особенного, просто меня возмутило, когда он ворвался без стука и заявил, что живет здесь один и ему не нужна соседка.

Так я же не виновата, что меня к нему подселили, я просила распорядителя найти другую нору, лишь бы не рядом с грубым великаном. Но мне отказали. Ах, на то есть личный есть приказ Фурия… Значит, придется привыкать. Нам обоим.

Борат порой откровенно пугал меня хмурым выражением лица и пронизывающим взглядом из-под густых темных бровей. И в то же время я с любопытством разглядывала доспехи преторианца – металлический панцирь, повторяющий контуры атлетического мужского тела, кожаные фестоны с бахромой на плечах и бедрах. Так же Борат не расставался с коротким мечом – гладиусом и кинжалом.

Весь облик римлянина свидетельствовал о недюжинной силище и умении пускать ее в дело по первому приказу начальства. Мелина рассказывала, что Борат правой рукой задушил взбесившегося волка, который однажды сорвался с цепи и напал на Фурия. Герой!

Да-да, с бывшей блудницей Мелиной мы тоже иногда болтали, правда, она держалась высокомерно, потому что император пару раз в неделю оставлял ее на ночь в своих покоях – одну или с подругой Тулией. Но положение этих женщин оставалось для меня непонятным, пока Тит Сергий не ответил на мой витиеватый вопрос прямо:

– У Императора есть особые привычки. Он вдохновляется созерцанием разных красивых или отвратительных вещей. Например, глядя на то, как бичуют раба, Фурий сочиняет драматические строки, а вид женской любви порождает в нем желание создать пьесу о мистериях Лесбоса. Берегись, Валия, однажды он и тебя может задействовать в живой картине.

Мне оставалось только вздыхать и надеяться на то, что Фурию будет довольно моих сказок. Он привык засыпать под мой напевный голос, недавно даже положил голову мне на колени, назвав другом своей души.

– Ты так же тонко чувствуешь гармонию стиха, как моя усопшая сестра Марцилла. Говори еще, Валия! О богах и героях чужих земель, о чудовищах и доблестных воинах. Твоя речь завораживает и насыщает мой ум. Говори еще, женщина, и я щедро тебя одарю.

Насколько я понимаю – Фурий очень одинок и опасается заговора. Не вижу в нем тирана и деспота, просто нервный молодой человек, на которого возложена большая ответственность за великую Империю.

Фурию кругом мерещатся враги, будто бы сенаторы только и ждут удобного момента, чтобы отравить его или задушить, как покойного деда Тиберия. Сенаторы хотят возродить республику, им не нравится единовластие юнца.

– Но я не стану перед ними заискивать! – потрясая худым жилистым кулаком, восклицал он. – Я покажу этим зажравшимся свиньям, кто такой Фурий Германик Август! Я вытрясу их кошели, переверну сундуки и заставлю платить за саму возможность дышать со мной одним воздухом. Верно я говорю, Валия?

Конечно, я соглашалась и поддакивала. Влезать в споры о власти не хотелось, не мое дело, кто кем правит в Риме, может, я уже завтра проснусь в своем времени, и все случившееся покажется странным сном.

Уж лучше сыграть с Фурием в кости. Иногда к нам присоединялся Тит Сергий – он всегда проигрывал Цезарю, до чего же ловкий и угодливый старикан.

А вот Борату обычно везло – простофиля не умел поддаваться и хитрить с фигурками, впрочем, Фурий редко садил охранника за игральный стол из редчайшего мрамора.

Охотнее всего правитель играл с сенаторами и прочей богатой публикой, ведь эти люди оставляли на резной поверхности стола горки золотых ауреусов и свои перстни, но подобострастно улыбались Фурию, пятясь задом к дверям. Если проигрывала я, то забавляла императора анекдотами или смешными историями, что с меня еще взять.