Русский вид. Медведь

Внезапно она расслышала наверху звук глухого удара и отчетливый металлический скрежет. Маша замерла и насторожилась, но теперь различала лишь стук тяжелых дождевых капель, бьющих в окно да резкие порывы ветра. Подниматься на второй этаж по темной лестнице, чтобы узнать причину шума ей совсем не хотелось. Она вдруг резко пожалела, что осталась в грозовую ночь одна в доме далеко от остальных обитателей поселка.

Продолжая прислушиваться, Маша тихо поднялась с диванчика и даже не стала поднимать плед, свалившийся на пол. Оставаясь в хлопковой ночной рубашке на тонких бретелях, она вышла в сумрачную прихожую и посмотрела наверх. Бесшумно ступая, по лестнице со второго этажа спускался Брок. От него пахло мокрым деревом и скошенной травой.

Пары секунд хватило Броку, чтобы разглядеть Машу от головы до босых маленьких ступней. Ее длинные волнистые волосы были распущены и свободно спускались вдоль лица и шеи по плечам. Сквозь тонкую ткань сорочки угадывались мягкие очертания округлой груди.

Светло-карие глаза ее смотрели на него с удивлением, но не испуганно. В руках она держала большую кружку, от которой вверх поднимался тонкий, еле заметный парок. Брок почувствовал приятный знакомый запах, неуловимо связанный с его забытым прошлым. Такой же слабый аромат исходил от полураскрытого Машиного рта.

– Что это у тебя? – глухо спросил Брок, взглядом и движением подбородка указывая на кружку.

– Молоко с медом, – прошептала Маша, – у меня горло болит немного, вот… лечусь.

Он прикрыл глаза и сильней втянул воздух ноздрями. И тут же неверное видение будто в дымке тумана пронеслось в его голове: высокая крупная женщина с добрым родным лицом протягивает ему такую же большую белую кружку с красным горохом.

«Выпей, сыночек, станет легче, уснешь спокойно. Вырастешь большим и сильным, как папа».

Брок мгновенно вспомнил приторно-сладкий вкус обжигающего молока, а себя вдруг увидел странно маленьким, съежившимся на кровати с металлической спинкой и шариками в виде нехитрых украшений. А еще было пестрое одеяло из лоскутков… деревянный табурет… герань на подоконнике, выкрашенном голубой краской. И вышивка на белой скатерти с вязаной бахромой. И размеренный скрип "ходиков" на стене…

Вдруг стало трудно дышать, глаза защипало, а ноги непривычно ослабели. Брок шагнул к Маше, опустился на колени и, обняв ее бедра, прижался лицом к животу. Она невольно вздрогнула, когда поздний гость, возвышавшийся над ней, вдруг оказался у ее ног и крепко обхватил своими большими руками.

Маша неуверенно положила ладонь на его темные спутанные волосы.

– Хорошо, что ты пришел. Я тебя ждала… каждый день ждала.

Она смутно понимала, что следует как-то поделикатней отстраниться от него, ведь совершенно неприлично, когда почти незнакомый мужчина вот так запросто прижимается лицом к ее телу. Но в то же время боялась отпугнуть его, разрушить тонкую интимную связь доверия между ними. И потом… ей вдруг стало спокойно и хорошо. Оказывается, для нее была очень важна эта встреча.

– Тебе холодно? – спросил Брок, вскидывая к ней голову, – да ты вся дрожишь!

Он стремительно поднялся и снова оказался на голову выше.

– Середина лета на дворе, а она тут мерзнет. Пошли-ка в кровать!

Маша едва обратила внимание на некую двусмысленность его последней фразы. Брок уверенно завел ее в комнату и, откинув одеяло с постели, скомандовал:

– А ну, живо! Допивай молоко и ложись.

Послушно сделав пару глотков, Маша передала ему кружку:

– Все! Остальное тебе, чтобы сам не заболел. Ты сильно вымок, кажется, надо бы одежду сменить, правда, у меня ничего на тебя не найдется. Если только завернуться в простыню.

Ей вдруг стало забавно представить "медведя" в простыне, но она благоразумно сдержала смешок, вспомнив, чем это закончилось в первый раз.

– Я уж не заболею, покрепче некоторых, – проворчал Брок, снова отчего-то хмурясь.

Маша юркнула в кровать, поскорее натягивая на себя одеяло. Глаза предательски начали закрываться – ванна, горячее питье и таблетка средства от воспаления в комплексе явно способствовали скорейшему засыпанию. Присутствие Брока успокаивало, казалось обычным делом, будто они испокон веков делили это жилище вдвоем.

– Там ведь дождь и гроза. Ты не уходи, пожалуйста, я немного подремлю и поговорим с тобой, еще приготовлю поесть, у меня сгущенка припасена, тебе понравится. Наверху есть еще кровать, только не застеленная. Можешь спать там, если хочешь. Ты ведь не уйдешь? – бормотала Маша с закрытыми глазами.

– Я останусь здесь, – мрачно заверил ее Брок.

– Это хорошо, – прошептала она, проваливаясь в тяжелый сон.

А Брок отнес к порогу промокшую куртку, разулся и, вернувшись к Маше, сел на ворсистый коврик у ее кровати. Он допил оставшееся теплое молоко и стал прислушиваться к неровному дыханью девушки. Наконец-то он по настоящему был дома… рядом с ней.

* * *

Прошло не более получаса, когда Маша очнулась от ощущения озноба во всем теле. Она заворочалась, пытаясь плотнее закутаться в одеяло.

– Тебе плохо? – с тревогой спросил Брок, наклоняясь.

– Х-холодно, – стуча зубами, пожаловалась Маша и, видимо, пытаясь неловко отшутиться, припомнила дурацкую студенческую присказку, – согреть некому…

– Так уж некому, – вдруг хмыкнул Брок, расстегивая ремень на брюках.

Через минуту Маша почувствовала, как кровать скрипнула и прогнулась под его весом.

– Подвинься, я с тобой лягу!

– Это зачем еще? – попыталась протестовать Маша, отползая к стене.

– Греть тебя буду, дите малое.

Он решительно откинул одеяло и, прижавшись голой грудью к ее спине, снова накрыл уже их обоих. Брок был горячим, и его было так много, что Маше невольно пришло на ум еще одно забавное выражение о пользе «грелки во весь рост» во время болезни. На роль такой «грелки» Брок сейчас подходил идеально. Его левая рука лежала у изголовья, а правой он осторожно обнял ее, опустив ладонь на краешек кровати.

Несколько минут Маша лежала натянутая, как струна, не зная, как правильно реагировать на происходящее. Брок тоже не шевелился, поэтому вскоре она расслабилась и пригрелась возле него, честно пытаясь задремать. И ей даже почти удалось забыться, а потом она почувствовала, как его ладонь переместилась на ее плечо, соскользнула на талию и задержалась там, после чего медленно двинулась по крутому изгибу бедра.

Замирая сердцем, Маша услышала, как Брок порывисто вздохнул и прошептал невнятно:

– Ты меня останови, если не хочешь.

Она снова закрыла глаза, притворяясь спящей, и лишь когда рука Брока легла на ее голое колено, решительно повернулась, чтобы одернуть задравшуюся рубашку и отодвинуться, насколько это будет возможно.

Вот только ее движение произвело на Брока неожиданный эффект. Он немедленно приподнялся, уложил Машу на спину перед собой и прижался губами к ее раскрывшемуся рту. И когда их губы соприкоснулись, понял, что уже не сможет остановиться.

Сначала он касался быстрыми легкими поцелуями ее лица, потом опустился к шее и долго целовал впадинку у горла и тонкие ключицы. Его большая ладонь осторожно сжала мягкую грудь, едва прикрытую тканью, а потом отодвинула с плеча бретели сорочки.

Брок трогал Машу торопливо и жадно, но в то же время очень бережно, с неким благоговением, словно изголодавшийся человек, который получил добрый ломоть свежего хлеба и теперь дорожит каждой его крошкой. Пальцами, языком и губами он исследовал трепещущее под ним женское тело одновременно как полноправный хозяин и смиренный слуга. И Маша в каком-то странном оцепенении безропотно позволяла ему делать все, что он хотел, сама испытывая при этом возрастающее желание близости.

Очень смутившись, она вздрогнула, когда Брок, проведя щекой по внутренней стороне ее бедра, опустил лицо между разведенных ног. Маша считала такую ласку слишком интимной и даже запретной. В душе она не верила, что мужчина искренне хочет целовать женщину там и поэтому всегда отстранялась, если Вадим пытался проделать с ней что-то подобное. При этом она привыкла тщательно удалять волоски внизу живота, ей было комфортней чувствовать себя гладенькой.

– Не надо, – шепотом попросила Маша, пытаясь опустить задравшуюся сорочку.

– Почему? Мне хочется и тебе тоже. Я же слышу.

Наверно, он хотел сказать, чувствую… Брок мягко отвел ее руку и лизнул нежные складочки внизу живота, слегка раздвигая их языком. Маша внутренне сжалась, закрыв глаза, пытаясь разобраться в своих новых ощущениях. А он не таясь, пояснил:

– Губки у тебя сладенькие, и там, и здесь. Сладенькие, словно мед.

Он глухо заворчал от удовольствия, а потом приподнялся и горячо поцеловал ее чуть ниже пупка.