
Русский вид. Медведь
– Хвоста только нет, – усмехнулась Маша.
– Не надо хвоста! Мне ножки твои беленькие очень нравятся.
Он едва сдерживал жгучее желание схватить ее, обнять, притиснуть к себе так, чтобы никакая сила в этом жестоком мире не могла разъединить их связь – зримую и незримую.
– Я сейчас схожу быстренько помоюсь и вернусь к тебе, только не исчезай!
– Обещаю…
Брок выключил фен, откинул пряди волос с ее плеча и горячо поцеловал в изгиб шеи, потом стал целовать еще и еще, спускаясь по руке ниже…
– Уже возвращайся скорее, – тихо попросила Маша, ласково заглядывая в его глаза, – я очень соскучилась.
В эту беззвездную ветренную ночь они особенно нежно любили друг друга, словно обретя заново после долгой разлуки. Боялись рук разомкнуть, снова потеряться, потому что уже не представляли существования друг без друга. Потому что вдвоем им было теплее и мягче, спокойнее и безопасней.
А если чего и не хватало для полного счастья, то уже зрело крохотным росточком в потаенной глубине Машиного тела, обещая продолжение их любви в виде нового человечка. Живого, разумного, нового, уникального… Безмерно любимого.
Глава 12. Игнат
Три дня спустяОставив Брока досыпать после ночной прогулки, Маша еще к восьми утра сбежала из дома, якобы на завтрак, но по пути в столовую заглянула в медицинский корпус.
"Наконец все прояснится с моим интересным положением…"
Она заранее настроилась на любой результат, но реальность всегда ощущается острее, как ее не прогнозируй. И сейчас, держа в руках тонкую кусочек картона с двумя заветными полосками, Маша испытывала множество различных эмоций – от радости до нового залпа тревоги.
В дверь маленького туалета настойчиво постучали.
– Машенька, у вас все хорошо?
– Да, Надежда Петровна, более чем.
Оценив результат теста, опытный врач-терапевт Василевская молитвенно сложила руки перед грудью.
– Бедная моя девочка, решать только тебе. Никто заставить не может.
– То есть – не сможет… – рассеянно переспросила Маша. – О чем вы?
– Ты сама должна понимать, какой это риск… Я специально заказала особый препарат, срок небольшой, все еще можно исправить. Коротков будет вынужден тебя отпустить.
– О каком риске вы говорите?
– Ты ведь знаешь историю своего лесного друга. Алексей Викторович намекал, что его генетика отличается от обычной человеческой. Последствия могут быть ужасающими. Потом всю жизнь себя корить будешь, вся вина на тебя ляжет. Имеешь ли ты право произвести на свет подобное существо?
– Пожалуйста, объясните, в чем дело! Может, я что-то неправильно поняла…
Надежда Петровна испуганно замахала руками, всем своим видом показывая глубину проблемы.
– Милая, я сама знаю только крохи. Будто бы нашей лесной троице «подсадили» звериные гены в иностранной лаборатории. И еще я слышала совершенно случайно, – голос врача понизился до зловещего шепота, – твой Брок гораздо старше на самом деле – ему уже около ста лет на самом деле.
Тут Маша не выдержала накала страстей и нервно усмехнулась:
– Он, что же, по-вашему, вампир? Его случайно никто не укусил там – в этой иностранной лаборатории? А вдруг теперь и я стану бессмертной? Прямо как в фильме «Сумерки»… Чудесная у нас будет семейка! Может, и про нас когда-нибудь снимут фантастическую сагу? Прославимся на весь мир.
Отвечала нарочито весело, а у самой в голове вертелись догадки: "Сто лет Броку, давняя война… фашисты… за Родину".
– Маша, все очень серьезно! Речь о вас и ребенке…
– А что может угрожать ребенку? Брок – человек!
– Изменения вполне могут передаться потомкам второго поколения. Результат вообще непредсказуем. Вы же биолог, не мне вас учить.
Но Маша и так все прекрасно понимала, потому на пару мгновений замерла, припомнив древние опыты одного любопытного монаха с горошком – белые и розовые цветы… гибриды первого поколения… наследственные признаки… мутации…
"Следовало подумать раньше, а теперь он уже растет во мне – маленький, беззащитный".
Глядя прямо в глаза доктора, Маша строго произнесла:
– Лишь бы малыш был здоров, кто он будет, мне не важно. Пусть даже родится настоящий медвежонок, если его отец считает себя медведем.
– Машенька, вы с ума сошли! Вы искалечите себе жизнь.
– К счастью мне уже почти тридцать лет. Взрослая девочка, значит, могу решать сама. Я выношу и рожу того, кто во мне появился – и это будет наш ребенок. А если папочка вдруг не примет – только мой.
Произнося свою отчаянную тираду, Маша даже представить не могла, как воспримет Брок известие о ее беременности. Зато Надежда Петровна деловито осведомилась:
– Короткову будем сообщать? Только если вы решились окончательно оставить плод… Я серьезно предлагаю вам помощь, подсказываю единственно правильный вариант. Машенька, мне искренне жаль, – вы молодая, симпатичная девушка, у вас целая жизнь впереди. Зачем стирать будущее своими руками? Ради чего? Избавьтесь поскорее от этого кошмара и уезжайте отсюда. Вы совершенно правильно хотели покинуть заказник, но вам, кажется, помешали. Они права не имеют делать из вас еще одного подопытного…
Маше вдруг ощутила эффект дежавю. Ей уже когда-то прежде говорили, что ребенка надо уничтожить, убрать, отказаться от него. И тогда она испугалась, поверила на мгновение, будто он действительно никому не нужен. А что происходит сейчас? Может, судьба испытывает ее, одновременно, предлагая второй шанс?
– Вы же не только своим здоровьем рискуете, – патетически вещала Надежда Петровна, – еще неизвестно, каким он будет- этот ваш… э-э-э… ребенок. А вдруг изменения окажутся слишком в сторону… э-э-э…
– В звериную сторону, вы хотите сказать? – язвительно продолжила Маша. – Вы думаете, я шутила, говоря, о медвежонке? Ничего, пусть даже так. Держат люди дома обезьянок и хомячков. А у нас будет свой родной медвежонок. Как-нибудь справимся.
Она чувствовала, что находится на грани истерики. Видимо, угадав ее состояние, Надежда Петровна понизила голос:
– А если родится ни то ни се…
– Самый страшный вариант! – насмешливо согласилась Маша.
И нарочито грубо расхохоталась:
– Родила царица в ночь, не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку… А я говорю вам, что выдержу! Я сильная. Даже если останусь одна, больше ничего не боюсь. Тот, кто родится, все равно будет уникальным, единственным и неповторимым существом – моим и Брока. И даже, если тот вдруг откажется… хотя, с чего бы это ему вдруг отказываться от своей крови? В лесу будем жить, как Агафья Лыкова из семьи староверов. Ясно? Брок сделает нам подходящую берлогу, поселимся втроем и обязательно будем счастливы.
Маша всхлипнула, с трудом сдерживая слезы. Инстинктивно понимала, что реветь перед Надеждой Петровной нельзя – стыдно и гадко, но вдруг вспомнила свою соседку Елену – женщину из квартиры этажом выше. Маша встречала ее во дворе, на детской площадке у дома. Как-то разговорились случайно, потом здоровались при встрече, перекидываясь парой фраз.
У Елены была пятилетняя дочка с диагнозом – аутизм. Девочка абсолютно не реагировала на окружающих, монотонно выполняла однообразные действия с игрушками, пересыпала песок из одного ведерка в другой, выстраивала в ряды фигурки животных или машинки.
Милана не откликалась на свое имя, не подходила на зов матери. Она жила в своем особенном мирке, не замечая никого вокруг. Маша с содроганием представила подобное дитя на своих руках и тут же тряхнула головой, отгоняя печальные образы.
– Я буду любить его, буду с ним разговаривать и никогда не пожалею, что он у меня есть. Даже у здоровых родителей рождаются детки с отклонениями в развитии, а у меня есть большой шанс родить обычного нормального ребенка.
– Значит, придется поставить в известность Алексея Викторовича? Вы не передумаете, Машенька? – со страдальческим надрывом в голосе спросила Надежда Петровна.
– Говорите Короткову! Я для себя все решила.
Домой она шла медленно, стараясь успокоиться и высушить слезы. Не хотелось, чтобы Брок видел ее зареванной, еще подумает плохое. А разве им есть о чем горевать? Высокую фигуру "медведя" она заметила издалека – он стоял у лиственницы, уперев руки в бока, и настороженно глядя в сторону приближающейся Маши.
«Еще ругаться начнет, что я задержалась…»
Брок вдруг резким взмахом опустил руки и быстро пошел ей навстречу.
– Что случилось? Кто обидел?
– С чего ты взял? Может, напротив, порадовали.
– На тебе лица нет, Маша, расскажи мне все сразу! Это Алекс? Опять он мутит воду?
– Послушай… – она собралась с мыслями и твердо сказала, – у меня есть интересные новости для нас обоих. Так получилось, что я жду ребенка, а ты станешь папой.
– Это как же? – он задумчиво потер пальцами переносицу. – Ты ведь не говорила раньше, что у тебя есть дети, а почему? Он приедет сюда и будет жить с нами? Ну, конечно, как же еще… Это девочка или мальчик? Да какая разница! Я буду любить его, как тебя! Или ее…
Брок вдруг широко улыбнулся и стал будто моложе, тонкие морщинки под глазами разгладились.
– Ты рада, что он приедет? Ты не хотела его привозить, пока не убедишься, что здесь безопасно, да? А, теперь ты в этом уверена? Ну, тогда я совсем рад. Теперь ты мне доверяешь.
Затаив дыхание, Маша слушала его, и на глаза опять наворачивались слезы, получается, Брок решил, что речь идет о ее ребенке из города. Брок готов принять ее ребенка от другого мужчины. Это известие придало сил для сложного разговора.
– Ты меня немножко не понял… – осторожно начала Маша, комкая футболку на его груди. – Малыша пока еще нет, хотя он и есть, конечно. Я беременна. Уже больше месяца… У нас с тобой будет ребенок. Твой и мой.
– Правда? – тихо переспросил Брок.
Маша кивнула, стараясь не разреветься, тогда он приподнял ее подбородок, внимательно заглядывая в глаза.
– Почему ты плачешь? Расстроилась… Ты не хотела, чтобы все так получилось? Из-за меня?
– Нам следовало немного подождать, все получается слишком быстро.
– Это я виноват?
Маша рассмеялась от его легкой наивности, внезапно почувствовала себя более опытной и знающей жизнь.
– Ну, что ты… мы ведь оба в важном деле участвовали, сделать ребенка вовсе не преступление.
Брок вдруг помрачнел, голос его стал жестким:
– И что теперь? Они собираются забрать тебя, увезти, изучать… Я не позволю причинить тебе вред. Им сначала придется меня убить.
– Надеюсь, никто не помешает остаться с тобой, здесь. Это же мой ребенок, ну, наш, значит, мы сами решим как лучше… Брок, ты действительно рад?
– Конечно! Еще бы мне не радоваться. Маша, это настоящий подарок, значит, ты всегда будешь со мной. И я тебе буду нужен.
Она с грустной улыбкой покачала головой, душной волной нахлынули воспоминания о Вадиме и той боли, что ей пришлось пережить почти в полном одиночестве.
– Дети не гарантия семейного счастья.
– Стой! Подожди… ты сомневаешься в своем выборе? Жалеешь?
– Нет, нет, я тоже очень хочу, чтобы у нас появился маленький. Раз мы оба хотим, все непременно получится…
Глаза Брока засияли, он обнял Машу, бережно прижимая к себе.
– Я очень люблю тебя! Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Я даже не мог надеяться, и не мечтал о таком счастье. Я ничем это не заслужил. Тебя и ребенка… самое лучшее, что могло случиться со мной.
Маша тихо плакала. Большой, сильный мужчина сейчас сам был похож на мальчишку в ожидание праздника. Как вообще можно хорошему человеку сомневаться в том, что такие обычные, естественные вещи, как дом, семья, дети требуют высокого соответствия, должны быть заслужены долгим, усердным трудом.
Самое простое и необходимое – дом, семья, дети… И Брок ведь хороший, если его получше узнать, а не делать поспешных выводов.
– Он родится здоровым? Я имею в виду нашего малыша…
Это был самый сложный вопрос, и Маша старалась отвечать честно.
– Никто не знает заранее, Брок. Может случиться все, что угодно. Он может вырасти не совсем обычным. И даже не таким, как ты.
– Так вот чего ты боишься? А как на тебе отразится беременность? Маша, ты для меня важнее. Ты – главное! И если он может нанести тебе какой-то вред, то нужно… лучше…
– Убить его пока он такой маленький, да? Ты это хотел сказать?
Маша резко отшатнулась от Брока, обхватывая себя руками, словно защищаясь. Увидев ее реакцию на свои слова, он в ужасе замотал головой.
– Нет, нет, как ты могла подумать…
– А я бы хотела услышать от тебя другое – не важно, какой будет ребенок, ты готов принять своего малыша любым.
– Я готов, Маша, но я беспокоюсь о тебе.
– Напрасно… Я хочу, чтобы тот, кто начал жить у меня внутри, в свое время увидел солнце и лес, увидел наши лица, наши улыбки. Мы зачали его с любовью, с желанием, хотя и не думали о нем. Он должен быть счастлив с первой минуты, и я все сделаю, чтобы он был счастлив.
Брок опустился на колени, приподнял Машину рубашку и стал целовать ее гладенький животик.
– Ласточка моя ясная, мое солнышко, мой цветочек, моя крошечка…
– Брок, там может быть мальчик! – растерянно и смущенно прошептала Маша.
– Нет, там девочка, я уверен. Она будет похожа на тебя. Уж лучше на тебя…
Тут Маша не выдержала и разрыдалась во весь голос. Тогда Брок быстро поднялся, подхватил ее на руки и занес в дом.
– Только скажи, что мне сделать? Что тебе сейчас нужно? Чего ты хочешь?
– Подожди, я сейчас успокоюсь немного, я стала нервная, это неправильно. Для паники нет никаких причин. Нужно радоваться, а я реву. А вообще мяса хочу… жареного. Шашлыков или котлеток – они полезней. И еще сгущенки… И сметаны холодненькой побольше.
Она грустно рассмеялась сквозь слезы.
– Ну, вот начались разные прихоти. Брок, тебе придется меня терпеть. Говорят, женщины меняются в это время. Настроение, внешность. Я могу начать вести себя отвратительно, могу ворчать на тебя по пустякам, даже прогонять… ненадолго, конечно. Ты меня простишь?
Брок кивнул и уже собрался выходить из комнаты.
– Ты куда? – немедленно поинтересовалась Маша, встречая его удивленный взгляд.
– Жарить котлеты. У меня готово давно, я только тебя ждал. Картошку мятую сделать еще?
– Лучше иди ко мне, я, кажется, не очень голодна, это нервы. Просто обними и давай посидим тихонечко. Хочу к тебе прикасаться.
Она вздохнула и опустила взгляд, покусывая припухшие от недавних слез губы. Брок медленно вернулся к кровати, надеясь, что правильно понял. Маша редко была инициатором любовных игр. «Если беременность поможет ей желать меня сильнее, то ожидание ребенка будет самое прекрасное время…».
Но их взаимное влечение друг к другу нарушил торопливый стук в дверь. Брок раздраженно передернул плечами и пошел открывать, а Маша кинулась следом, опасаясь как бы нежданному гостю не влетело. На крыльце мялся взволнованный Коротков. Он, видимо, очень спешил, и сейчас вытирал платком раскрасневшееся, потное лицо.
– Молодые люди, есть серьезный разговор.
– Вы никуда ее не заберете! – рявкнул Брок.
– Да погоди ты рычать… войти хоть можно? – Коротков поискал глазами Машу и многозначительно кивнул ей, будто сообщнице.
Конечно, она радушно пригласила его к столу.
– Заходите, Алексей Викторович, позавтракать сегодня успели? Сейчас сыр порежу, сделаю бутерброды. Чай или кофе?
– Кофе, Машенька, если можно с молоком. Ой, как у вас тут все мило, сразу видно, женские руки постарались.
Брок настороженно смотрел на гостя, круто прислонившись плечом к стене. Маша хлопотала, собирая на стол. Наконец Коротков основательно уселся на стуле, и хозяева мигом поняли, что разговор будет долгим.
– Маша, я все знаю. Ты ждешь ребенка. Полагаю, его папа тоже в курсе.
Коротков метнул быстрый взгляд на Брока, а тот сузил глаза, словно решая, выкинуть Алекса в окно сейчас или все же подождать немного. А тот уверенно положил руку на стол и громко заявил:
– Маша, ни в чем не сомневайся! Ничего не бойся! Ты не одна. Мы тебе поможем. У тебя будет все самое лучшее. Маша… подумай хорошенько.
– Алексей Викторович, не надо… – ей внезапно стало страшно, неужели он тоже будет убеждать ее избавиться от беременности.
– Я уже все решила. Мы с Броком хотим ребенка и он появится, что бы вы не говорили. Мы имеем на это полное право. Мы граждане Российской Федерации и по Конституции…
– Маша, значит, вы согласны, уф, – Коротков выдохнул с явным облегчением, – Петровна мне сейчас наговорила такого… Машенька, я очень рад, я так рад за вас обоих. Мы все наилучшим образом устроим.
– Мне нужны документы и как можно скорее! – вдруг четко проговорил Брок.
Коротков живо повернулся к нему, немного опешив от столь бескомпромиссного заявления.
– Неужели не понимаешь? Я хочу жениться на Маше, – с нотками нетерпения добавил Брок.
А тут и она сама подала голос:
– Да, Алексей Викторович, я ведь уже спрашивала, у Брока есть паспорт?
– Будет, непременно будет. Мы только ждали сознательного желания ребят… гм… имя, фамилию, отчества, чтобы сами определились. С местом рождения проще, прописка вообще пустяки, все уже готово. Но имя…
Маша поймала растерянный взгляд Брока и, не задумываясь, выпалила:
– Его зовут Игнат.
Коротков вопросительно посмотрел на Медведя и встретил его утверждающий кивок.
– Да… Я – Игнат. Это мое имя.
– Отлично. Теперь фамилия.
– Я могу взять как у Маши?
– Конечно! – радостно воскликнул Коротков, потирая руки.
Маша ласково улыбнулась, предлагая иной вариант:
– А, может, Медведев? Нет, нет, прости, я пошутить хотела. Игнат Русанов – красиво звучит.
– Тебе, правда, нравится? – пытливо переспросил Брок.
– Очень! Папа был замечательный человек, он бы гордился, что ты носишь его фамилию.
– Тогда все хорошо. Осталось отчество…
Он задумался на минуту, теребя отросшие волосы на затылке. Внезапно вспомнились недавние слова Маши: "Он заботится о вас, как может, зря ты его Лисом зовешь…"
– Я хочу быть Алексеевичем! – вдруг торжественно выдал Брок.
Маша опустила голову, пряча лукавую улыбку, а Коротков почему-то замолчал, подозрительно шмыгая носом. Может, совсем чуточку переигрывал.
– А что, Игнат… Брок, пойдешь ко мне в сыновья? У меня ведь две девки, а сына и нет. А ведь мечтал когда-то… Ну, елки-палки! Такого-то богатыря у меня бы точно не получилось. И сам я ростиком не вышел, да и супруга покойная, Ксана Иванна, маленькая была… добрая женщина, вот как Маша твоя…
Коротков неловко поднялся и подошел к окну, что-то там пристально разглядывая на улице.
– Ох, растравили душу, ребята… Алексеевич! Это ж надо такое придумать.
– А я не шучу, я серьезно, только усыновлять меня не обязательно, – важно и немного пренебрежительно промолвил Брок.
Коротков откашлялся и, часто моргая, снова уселся за стол, шумно хлебнул остывший кофе, в который так и не положил сахар.
– Так… Паспорт будет через пару недель точно. Поторопим, где требуется. Скажем, нужно очень, – Коротков уже весело подмигнул Маше.
– Распишем вас тоже здесь, да, что долго говорить-то, свадьбу сыграем!
– Погодите, погодите, – Маша вдруг почувствовала, что ей становится тяжело дышать, – я не хочу никакой свадьбы, я вообще не хочу выходить сейчас замуж. Это невозможно!
Брок остановил на ней тяжелый холодный взгляд.
– Потому, что я не понять кто, да? Чудище лесное?
Маша села на стул рядом с Коротковым, спокойно посмотрела на Брока.
– Ведь ты раньше не думал ни про какую женитьбу. Что же сейчас за спешка? Ребенка еще нет, неизвестно, чем все это дело закончится.
– Мне все равно как закончится! – закричал Брок, грохнув по столу кулаком. – То есть не все равно, конечно… Глупость сказал. Дело здесь совсем не в ребенке. Ты должна стать моей женой, потому что так правильно. Так нужно было сделать давно. Сразу же, когда мы стали жить вместе. Это было бы честно, по-людски. Я не сообразил сразу. И никто не подсказал, тоже мне наставничек…
Брок кинул обвиняющий взгляд на Короткова, в ответ тот недоуменно брови вскинул и руками развел, отъезжая на стуле к стене. "Ну, разошелся, медведь!"
А Брок обратился к Маше:
– Я уже давно твой муж, и если по законам нужно закрепить это звание на бумаге, то пусть так и будет.
Она растрогалась, не выдержала, подошла к нему, чтобы уткнуться лицом в грудь. Губы ее опять предательски задрожали.
Коротков достал из кармана скомканный платочек:
– Что ж вы делаете-то со мной, товарищи, у меня же сердце… и печень, и вообще работы полно.
Он вдруг подобрался и уже серьезно обратился к Маше:
– Я все обдумал, специального врача, чтобы вас наблюдать, привезем сюда. Петровну заменить нужно, она в последнее время что-то не того… Я ее уже предупредил, остается только до приезда нового работника, счастлива старушка, аж до икоты.
– Мне придется УЗИ-обследование проходить, анализы сдавать… – пробормотала Маша, невольно вспоминая печальные моменты биографии до приезда в заказник.
Коротков успокаивал:
– Все здесь наладим, мини-лабораторию организуем, если будет нужно, приборы необходимые… все решаемо, друзья. В наше-то прогрессивное время… – он вдруг осекся под пристальным взглядом Брока.
– Алексей Викторович, значит, скоро сюда новый врач приедет? – уточнила Маша, – вы ведь еще не нашли человека, правда?
– Нет, думаю потребуется некоторое время…
– Пусть она будет моей ровесницей! Ну, может, чуточку старше…
– Э-э, ровесницей? Вам, Машенька, опытный доктор нужен, как я понимаю, зачем же молодую женщину…
– Можно и к тридцати годам стать профессионалом своего дела, – с вызовом заявила Маша.
– Хочешь познакомить новенькую с Волчонком? – неожиданно спросил Брок, внимательно глядя на Машу. – Я только «за»!
Полковник некоторое время молча смотрел на своих собеседников, потом быстро кивнул, словно принимая важнейшее решение.
– Хорошо! Подумаем, поищем! Я все понял, Мария Васильевна. Неплохая идея, может, что и получится.
Уже собираясь уходить, стоя на пороге, он вдруг остановился и, пряча глаза, тихо обратился к Броку.
– Я, конечно, не доктор, но… Ты бы, парень, сейчас поосторожнее с Машей. Сам-то вон какой бугай вымахал, а ведь и головой думать иногда. Поберег бы девочку.
Бросив эту загадочную фразу, Коротков тотчас удалился, а Брок удивленно посмотрел на Машу, явно не понимая о чем речь. Она смущенно отвернулась к столу, собирая пустые чашки.
– Это он насчет того, чтобы ты меня не раздавил в порыве страсти. То есть, чтобы с малышом было все в порядке.
Брок осторожно обнял любимую, потерся подбородком о ее макушку.
– Так мы же с тобой…
– Да, конечно, конечно, мы с тобой почти всегда «тихонечко»… – рассмеялась Маша, поднимая к нему сияющие глаза.
* * *На следующий вечер Маша и Брок, как и в предыдущие несколько дней, вместе пришли в столовую к ужину. При их появлении, полковник подскочил со своего места и приглашающе замахал рукой. Но Брок не спешил, заметив за столиком рядом с ним незнакомого мужчину, – тот сидел широкой спиной к вошедшим и начал медленно оборачиваться при обращении Короткова.
– Знакомьтесь, ребята, – Владислав Валерьевич Белоногов, наш новый водитель! Я его знаю давно. Человек серьезный, семейный, дети взрослые, кстати, ветеран ВДВ, а ведь десантники бывшими не бывают, так ведь, Влад?
Коротков отчего-то весь сиял, представляя старого знакомого.
– В Первой Чеченской водителем с 1994 года был, ранение получил, награжден, я так понял, ты прапорщик сейчас?
Мужчина снова кивнул, кажется, он, вообще, был немногословен в отличие от разговорчивого хозяина базы. Маша вдруг заметила, что левая сторона лица Влада была несколько обезображена мелкими шрамами от лба до самого подбородка. Левый глаз выглядел странно безжизненным.
Полковник заливался соловьем:
– А это наша молодая пара – Игнат и Маша. Прошу любить и жаловать!
– Меня Брок зовут и любить нас вовсе не обязательно, – хмуро промолвил «медведь», с явным неудовольствием разглядывая нового человека в своем окружении.
– Проблем, надеюсь, у нас никаких не будет? – напрягся вдруг Коротков.
– Конечно, не будет. Приятно познакомиться Владислав Валерьевич! – тут же откликнулась Маша.
– Можно просто Влад, – тихо ответил водитель, искоса глянув на девушку.
– Да, мировой он мужик, надежный, я в нем как в себе уверен! Я бы его сразу сюда принял, а то навязали местные своего прохиндея… – Коротков, видимо, хотел сказать что-то не для Машиных ушей и сдержался.
Она еще раз дружелюбно кивнула Владу и увлекла будущего мужа к столу раздачи блюд.
– Мне он не нравится, – заявил Брок, когда они взяли себе ужин и сели на привычное место у окна уютной столов.
– Трудно на тебя угодить. А знаешь, мне показалось, вы с ним чем-то похожи, только старше гораздо.