– Туда придётся путешествовать добрую половину ночи, даже если двигаться очень быстро! – сказала Багира. Слушая её, Балу стал очень серьезен.
– Я пойду так быстро, как только смогу! – сказал он с тревогой.
– Мы не смеем ждать тебя! Следуй за нами, Балу! Мы должны идти быстрым шагом – Каа и я!
– Ногами или не ногами, но я могу идти в ногу со всеми твоими четырьмя, – коротко ответил Каа.
Балу пытался не отставать от них, но ему пришлось сесть, тяжело дыша, и они оставили его, чтобы он мог продолжить путь один в то время как Багира неслась вперед быстрым галопом настоящей Пантеры. Каа ничего не сказал, но, как ни старалась Багира быть впереди, огромный Питон держался на одном уровне с ней. Когда они добрались до горного ручья, Багира обогнала их, потому что, пока Каа плавал, она перепрыгнула через него, его голова и два фута шеи торчали из воды, но на ровной земле расстояние Каа быстро нагнал Багиру.
– Клянусь сломанным замком, который освободил меня, – сказала Багира, когда наступили сумерки, – ты не склонен медлить!
– Я голоден! – сказал Каа, – Кроме того, они назвали меня пятнистой лягуш-шкой!
– Червем! Земляным болотным червем! Да еще жёлтым!
– Все равно! Идём дальш-ше! – и Каа, казалось, полетел по земле, отыскивая глазами кратчайшую дорогу и держась ее.
В Холодных Пещерах обезьяны совсем забыли о друзьях Маугли. Они принесли мальчика в Затерянный Город и были очень довольны собой. Маугли никогда прежде не видел древних Индийских городов, и хотя теперь это была почти целиком груда развалин, город до сих пор казался очень привлекательным и красивым. Какой-то король построил его давным-давно на небольшом холме. Все еще можно было проследить каменные мостки, ведущие к разрушенным воротам, где последние щепки дерева свисали с проржавевших петель. Деревья росли на стенах, зубчатые стены были разрушены и обветшали, а из окон башен свисали дикие сплетённые лианы.
Огромный дворец без крыши венчал холм, мрамор внутренних двориков и фонтанов был расколот и покрыт красными и зелеными пятнами, а самые булыжники двора, где когда-то содержались королевские слоны, проросли травой и молодыми деревцами. Из дворца можно было видеть ряды белых домов без крыш, из которых некогда состоял город, похожий теперь на пустые сгнившие соты, наполненные чернотой – бесформенный размером с дом каменный истукан, который когда-то был идолом на главной площади, где сходились четыре дороги, ямы и впадины на углах улиц, где когда-то располагались общественные колодцы, и разрушенные купола храмов с дикими фигами, растущими по их бокам. Обезьяны называли это место своим городом и делали вид, что презирают Детей Джунглей за то, что они живут в лесу. И всё же они никогда не знали, для чего построены эти здания и как ими пользоваться. Они сидели кругами в зале Королевского Совета, выискивая блох и притворяясь мужчинами. Или они вбегали и выбегали из домов без крыш, собирали в углу куски штукатурки и старых кирпичей, припрятывали их, тут же забывали, где их спрятали, дрались и плакали в толпе, а потом бросались играть вверх и вниз по террасам королевского сада, где трясли розовые деревья и апельсины, чтобы посмотреть, как падают на землю переспелые фрукты и цветы. Они исследовали все проходы и тёмные туннели во дворце и сотни маленьких темных комнат, но так и не вспомнили, что видели и чего не видели; и так они целыми днями и слонялись поодиночке, по двое или толпами, говоря друг другу, что они поступают, как люди. Они пили из резервуаров, и вода становилась мутной, и потом они дрались из-за нее, и тогда они все вместе собирались в толпы и кричали:
«В Джунглях всяких тварей много!
Сколько ни туси в пути,
Но мудрее, и сильнее, и добрее Бандар-Лога,
Не найти, о, не найти!»
Потом все их игрища начинались с начала, пока они не уставали от своего города и не возвращались к вершинам деревьев, надеясь, что Дети Джунглей заметят их.
Маугли, воспитанный по Законам Джунглей, не любил и не понимал такой жизни. Ближе к вечеру обезьяны затащили его в Холодные Пещеры и, вместо того чтобы лечь спать, как это сделал бы Маугли после долгого путешествия, они взялись за руки и запели свои дурацкие песни. Одна из обезьян произнесла речь и сказала своим спутникам, что поимка Маугли знаменует собой нечто новое в мировой истории племени Бандар-Логов, так как Маугли собирается показать им, как плести палки и трости, чтобы сделать шалаш и защитить их от дождя и холода. Маугли подобрал несколько ползучих растений и принялся плести из них, а обезьяны попытались подражать ему, но через несколько минут потеряли к нему всякий интерес и, кашляя, стали дергать своих друзей за хвосты или прыгать на четвереньках…
– Я хочу есть! – сказал Маугли, – Я чужой в ваших Джунглях! Принесите мне еды или дайте мне разрешение охотиться здесь!
Двадцать или тридцать обезьян бросились к нему с орехами и дикими плодами. Но они начали драться по дороге, и им пришлось вернуться с тем, что осталось от плода. Маугли был зол, зол и голоден и время от времени бродил по пустому городу, призывая чужаков на охоту, но никто не откликался на его призывы, и Маугли чувствовал, что он действительно попал в очень скверное место.
«Все, что Балу говорил о Бандар-Логах, оказалось правдой! – подумал он про себя. – У них нет ни закона, ни охоты, ни вождей – ничего, кроме глупых слов и вороватых рук. Так что если я умру с голоду или умру здесь, это будет моя вина. Но я должен попытаться вернуться в свои Джунгли. Балу, конечно, побьет меня, но это лучше, чем гоняться за глупыми розовыми листьями с Бандар-Логами!»
Не успел он дойти до городской стены, как обезьяны оттащили его назад, сказав, что он не знает, сколь он счастлив, и ущипнули, чтобы он был благодарен им за всё. Он стиснул зубы и ничего не сказал, но пошел с кричащими обезьянами на террасу над резервуарами из красного песчаника, наполовину заполненными дождевой водой. В центре террасы стояла разрушенная беседка из белого мрамора, построенная для королев, умерших сто лет назад. Куполообразная крыша наполовину провалилась и перекрыла подземный ход из дворца, через который обычно входили эти королевы. Но стены были сделаны из мраморных ажурных ширм – тут была прекрасная молочно-белая резьба, украшенная агатами, корнелианами, яшмой и ляпис-лазурью, и когда Луна поднялась над холмом, она просвечивала сквозь изящную резьбу, отбрасывая на землю тени, похожие на черную бархатную вышивку. Несмотря на усталость, сонливость и голод, Маугли не мог удержаться от смеха, когда Бандар-Логи начали рассказывать ему, по двадцать человек за раз, как они велики, мудры, сильны и кротки и как глупо с его стороны желать покинуть их владения.
– Мы великолепные! Мы свободные! Мы замечательные! Мы самые замечательные создания во всех Джунглях Мира! Мы все так говорим, и это должно быть правдой! – кричали они, – Теперь, когда ты стал нашим новым слушателем и можешь донести наши слова до Детей Джунглей, чтобы они могли заметить нас в будущем, мы расскажем тебе все о наших превосходнейших качествах, о нашем «Я».
Маугли не возражал, и обезьяны сотнями и сотнями собирались на террасе, чтобы послушать, как их собственные ораторы поют хвалу Племени Бандар-Логов, и всякий раз, когда кто-нибудь останавливался, чтобы перевести дух, они все вместе кричали:
– Мы все так говорим!
Все! Вместе! Сейчас!
Мы вместе стоим!
Каждый день и каждый час!
Маугли кивал, моргал и говорил: «Да», когда ему задавали вопросы, и голова его закружилась от шума и диких криков.
«Шакал Табаки, должно быть, покусал всех этих волосатых людей, – подумал он про себя, – и теперь они сошли с ума! Конечно, это Девани, безумие! Они наверно никогда не спят? Теперь облако надвигается на Луну! Если бы это было достаточно большое облако, я мог бы попытаться убежать в темноте! Но я устал!»
За тем же облаком наблюдали два добрых друга из разрушенной канавы под городской стеной, потому что Багира и Каа, хорошо зная, как опасны обезьяны, не хотели рисковать. Обезьяны никогда не дерутся, если их не сто к одному, и мало кто в джунглях способен противостоять им.
– Я поползу к западной стене, – прошептал Каа, – и быстро спущусь по склону. Они не бросятся мне на спину сотнями, но…
– Я знаю, – сказала Багира, – Жаль, что здесь нет Балу, но мы должны сделать все, что в наших силах! Когда облако закроет Луну, я выйду на террасу. У них там что-то вроде совета по поводу мальчика!
– Удачной охоты, – мрачно сказал Каа и скользнул к западной стене. Она оказалась наименее разрушенной из всех, и большая питон задержался, прежде чем мог найти путь вверх по камням. Облако скрыло Луну, и Маугли, гадая, что будет дальше, услышал легкие шаги Багиры на террасе. Чёрная Пантера почти бесшумно взбежала по склону и стала бить – он знал, что не стоит тратить время на то, чтобы кусаться, – направо и налево лапами обезьян, сидевших вокруг Маугли кругами в пятьдесят и шестьдесят рядов. Раздался вопль ужаса и ярости, а потом, когда Багира споткнулась о брыкающиеся тела, обезьяна закричала:
– Убейте её! Убейте!
Шаркающая масса обезьян, кусая, царапая, разрывая и дергая, сомкнулась над Багирой, в то время как пять или шесть обезьян схватили Маугли, втащили его на стену беседки и втолкнули в дыру в разрушенном куполе. Мальчик, будь он обычным нетренированным мужчиной, точно получил бы сильные ушибы, так как падал с высоты добрых пятнадцати футов, но Маугли упал, как учил его Балу, и приземлился на ноги.
– Оставайся там! – кричали Обезьяны, – пока мы не убьём твоих друзей, а потом мы поиграем с тобой, если ядовитые твари оставят тебя в живых!
– Мы одной крови, ты и я! – сказал Маугли, быстро подав Зов Змей. Он услышал шорох и шипение в мусоре вокруг себя и повторил Зов во второй раз, чтобы удостовериться.
– Хорош-шшо!! Опусти-те капюш-шоны в-вниз-з!! – раздались из углов беседки с полдюжины тихих голосов (все развалины Индии рано или поздно превращаются в логово змей, а старая беседка просто кишела Королевскими Кобрами), – Стой с-спокойно, братиш-шка, твои ноги могут прич-чинить нам з-ззло-оооо!
Маугли стоял так тихо, как только мог, вглядываясь сквозь открытую дверь во мрак и прислушиваясь к яростному грохоту битвы вокруг Черной Пантеры – крикам, болтовне и потасовкам, и глубокому, хриплому кашлю Багиры, когда она пятилась, брыкалась, извивалась и ныряла под груды врагов. Впервые с тех пор, как Маугли родился, Багире пришлось бороться за его жизнь!
«Балу уже должен быть здесь! Багира не пришла бы одна!» – подумал Маугли. А потом громко крикнул:
– Беги к цистерне, Багира! Улепётывай к цистернам с водой! Беги и ныряй! Иди к воде!
Багира услышала, и крик, сказавший ей, что Маугли в безопасности, и этот крик придал ей мужества. Она отчаянно, дюйм за дюймом, продвигалачь прямо к резервуарам, всё время останавливаясь в тишине. Затем с разрушенной стены, ближайшей к джунглям, донесся боевой клич Балу. Старый Медведь сделал все, что мог, но он не мог прийти раньше.
– Багира! – закричал он, – Я здесь! Я лезу! Я спешу! Сейчас! Ахувара! Камни скользят у меня под ногами! Жди моего прихода, о печально известный Бандар-Лог! Уф-ф!
Он, задыхаясь, поднялся на террасу и исчез по самую голову в обезьяньей волне, хлынувшей на него, но тут же бросился на корточки и, расставив передние лапы, схватил столько обезьян, сколько смог удержать, а затем начал бить, бить и бить их лапами, которые мелькали вокруг и падали, как удары лопастного колеса парохода. Грохот и всплеск сказали Маугли, что Багира пробилась к резервуару, куда обезьяны не могли забраться вслед за ней. Пантера лежала в воде, хватая ртом воздух, высунув голову, а обезьяны стояли в три ряда на красных ступенях, приплясывая от ярости и вожделения, каждую секунду готовые броситься на неё со всех сторон, если она выйдет помочь Балу. Именно тогда Багира подняла свой мокрый подбородок и в отчаянии позвала Большую Змею на помощь:
– Каа! Мы одной крови, ты и я! – закричала Багира, ибо Она верила, что Каа в последнюю минуту поджал хвост и сбежал. Даже Балу, полу-задушенный обезьянами на краю террасы, не мог удержаться от смеха, услышав, как Черная Пантера просит о помощи.
Каа только что перелез через Западную стену с помощью замкового камня, который сбросил в ров при приземлении. У него не было ни малейшего желания терять своё преимущество над землей, и он несколько раз свернулся в клубок, чтобы убедиться, что каждый фут его длинного тела в порядке. Все это время битва с Балу продолжалась, обезьяны визжали, сплетаясь кучами вокруг Багиры, а летучий упырь Манг, со свистом пролетая взад и вперед, разносил по Джунглям весть о великой битве, пока даже дикий слон Хатхи не затрубил в трубу, а вдалеке разбежавшиеся стаи обезьяньего народа не проснулись и не ринулись по лесным дорогам помогать своим товарищам в Холодных Пещерах. Затем Каа заскользил прямо, быстро, испытывая только одну жажду – убивать. Боевая сила Питона заключается в мощном, стремительном ударе головой, опирающемся на всю энергию и вес тела. Если вы можете представить себе копьё, или таран, или молот весом почти в полтонны, управляемый холодным, спокойным, циничным умом, живущим в его рукояти, вы можете приблизительно представить, каким был Каа, когда сражался. Питон длиной в четыре-пять футов может сбить человека с ног, если ударит его в грудь, а Каа, как вам известно, был, по меньшей мере, тридцати футов длиной. Его первый удар пришелся в самое сердце толпы, бесновавшейся вокруг Балу. Он нанёс его закрытой пастью в молчании, и во втором ударе уже не было никакой необходимости. Обезьяны бросились врассыпную с криками:
– Каа! Это Каа! Бегите! Разбегайтесь во все стороны!
Многие поколения обезьян были напуганы россказнями старших Бандар-Логов о Каа, как о наглом ночном воре, который мог проскользнуть по ветвям так же тихо, как растет мох, и украсть самую сильную обезьяну, которая когда-либо жила; о старом Каа, который мог сделать себя похожим на мертвую ветку или гнилой пень, да так, что самые мудрые Бандар-Логи были обмануты, пока ветка не хватал их в железные тиски. Каа был всем, чего могли бояться обезьяны в Джунглях, потому что никто из них не знал пределов его власти, никто из них не мог смотреть ему в глаза, и никто никогда не выходил из его объятий живым. И они побежали, заикаясь от ужаса, к стенам и крышам домов, а Балу наконец вздохнул с облегчением. Его шерсть была гораздо гуще, чем у Багиры, но он сильно пострадал в бою. Тогда Каа впервые открыл рот и произнес одно длинное шипящее Слово, и обезьяны, спешившие под защиту Холодных Пещер, остались там, где были, съёжившись, пока нагруженные ветви не согнулись и не затрещали под ними. Обезьяны на стенах и на крышах пустых домов перестали кричать, и в тишине, внезапно обрушившейся на город, Маугли услышал, как Багира отряхнула свои мокрые бока, когда выходила из бассейна. Затем снова поднялся шум. Обезьяны прыгали всё выше по стенам. Они цеплялись за шеи больших каменных идолов и визжали, прыгая по зубчатым стенам, а Маугли, танцуя в беседке, смотрел в темноту сквозь резьбу беседки и ухал по-совиному, показывая свое презрение к Бандар-Логам и насмехаясь над ними.
– Вытащи детёныша из ловушки, я больше ничего не могу сделать! – выдохнула Багира. – Давай возьмем детёныша и пойдём отсюда! Они могут напасть на нас снова!
– Они не двинутся с мес-ста, пока я не прикаж-жжу! Стойте! Тих- ххо!! – прошипел Каа, и город снова погрузился в тишину. – Тих-хо! Я не мог прийти раньш-ше, сестра, но мне каж-жется, я услыш-шал твой з-зов! – обратилась он к Багире.
– Я… я могла случайно закричать в битве! – ответила Багира, – Балу, ты ранен?
– Я не уверен, что они не превратили меня в сотню маленьких медвежат! – сказал Балу, сильно размахивая одной лапой за другой, – Вау! Мне больно! Каа, я думаю, мы обязаны тебе жизнью – Багира и я!
– Неважно! Где Лягушонок?