– Что такое? – спросил он.
Человек остановился как вкопанный.
– Я – я… спасся от великого греха, – запинаясь проговорил он.
– Чужеземец нашел-таки себе жреца, – прошептал один из уриев.
– Хай! Почему этого нищего парнишку еще не отстегали как следует? – крикнула старуха.
Горец отошел к повозке и начал что-то шептать перед занавесками. Наступила мертвая тишина, потом послышалось бормотанье.
– Дела идут хорошо, – решил Ким, притворяясь, что ничего не слышит и не видит.
– Когда… когда… он покушает, – подобострастно обратился горец к Киму, – просят… чтобы святой человек оказал честь побеседовать с особой, которая желает поговорить с ним.
– Когда он покушает, он ляжет спать, – высокомерно произнес Ким. Он еще не мог догадаться, как повернется игра, но твердо решил извлечь из нее пользу. – Теперь я пойду добывать ему пишу. – Последняя фраза, сказанная громким голосом, завершилась вздохом притворного утомления.
– Я – я сам и прочие мои земляки позаботимся о нем… если это дозволяется.
– Дозволяется, – проговорил Ким еще более высокомерно. – Святой человек, эти люди принесут нам пишу.
– Хорошая страна. Вся южная земля хороша… великий и страшный мир, – дремотно бормотал лама.
– Пусть спит, – сказал Ким, – но позаботьтесь, чтобы его хорошо накормили, когда он проснется. Он очень святой человек.
Один из уриев опять сказал что-то презрительным тоном.
– Он не факир. Он не деревенский нищий, – строго продолжал Ким, обращаясь к звездам. – Он святейший из святых людей. Он выше всех каст. Я его чела.
– Поди сюда! – послышался ровный тонкий голос, и Ким подошел, зная, что невидимые ему глаза впились в него. Костлявый коричневый палец, отягченный перстнями, лежал на краю повозки, и вот какой произошел разговор.
– Что это за человек?
– Величайший святой. Он идет издалека. Он идет из Тибета.
– Из какого именно места в Тибете?
– Из-за снегов… из очень отдаленного места. Он знает звезды, он составляет гороскопы, предсказывает судьбу. Но он делает это не для денег. Он делает это по доброте и великому милосердию. Я его ученик. Меня зовут Другом Звезд.
– Ты не горец.
– Спроси его. Он расскажет тебе, что я был послан звездами указать ему путь к цели его паломничества.
– Хмф! Слушай, щенок, я старая женщина и не совсем дура! Лам я знаю и почитаю, но ты такой же истинный чела, как этот мой палец – дышло от этой повозки. Ты индус без касты, дерзкий и наглый нищий и, наверное, только из корысти присоседился к этому святому человеку.
– А разве мы не из корысти делаем всякую работу? – Ким быстро переменил тон в соответствии с изменившимся тоном старухи. – Я слышал, – эту тетиву он натянул наудачу, – я слышал…
– Что ты слышал? – подхватила она, стуча пальцем по дереву.
– Я не совсем твердо помню это… просто базарные сплетни, наверное вранье, но что даже раджи… мелкие горные раджи…
– Ноу них, тем не менее, хорошая раджпутская кровь.
– Несомненно, они хорошей крови. Но даже они продают самых красивых своих женщин из корысти. Они продают их на юг, аудхским заминдарам и тому подобным людям.
Ничто так упорно не отрицают мелкие горные раджи, как именно это обвинение, но именно этому беспрекословно верит базарная толпа, толкуя о тайной торговле рабами в Индии. Сдержанным негодующим шепотом почтенная дама разъяснила Киму, какой он лукавый лжец. Намекни об этом Ким в те дни, когда она была девушкой, и в тот же вечер ее слон затоптал бы его до смерти. Это было истинной правдой.
– Ахай! Я всего только нищий парнишка, как изволила сказать Око Красоты, – завопил он в притворном ужасе.
– Око Красоты, скажешь тоже! Кто я такая, что ты смеешь приставать ко мне с нищенской лестью? – И все же давно позабытое обращение заставило ее рассмеяться. – Так можно было сказать сорок лет назад, и не без основания. Даже тридцать лет назад. Но вот что выходит, когда шляешься по всему Хинду! Вдова владетельного князя обречена встречаться с подонками и терпеть насмешки нищих.
– Великая владельная княгиня, – быстро подхватил Ким, заметив, что она дрожит от возмущения. – Я именно тот, каким считает меня великая владетельная княгиня, но, тем не менее, мой учитель святой. Он еще не слыхал приказа великой владетельной княгини.
– Приказа? Мне приказывать святому человеку, учителю Закона… прийти и говорить с женщиной? Никогда!
– Смилуйся над моей глупостью. Я думал, что было отдано приказание.
– Нет, не приказание. То была просьба. Ясно тебе теперь?
Серебряная монета звякнула о край повозки. Ким взял ее и низко поклонился. Старуха понимала, что его нужно умаслить, ведь он был глазами и ушами ламы.
– Я только ученик святого человека. Быть может, он придет после того, как поест.
– О скверный и бесстыдный мошенник! – унизанный драгоценными камнями палец неодобрительно погрозил ему, но он слышал, что старуха тихо смеялась.
– А в чем дело? – сказал он, переходя на свой самый ласковый и доверительный тон; перед этим тоном – Ким знал это – могли устоять лишь немногие. – Или… или твоей семье не хватает сына? Говори откровенно, ибо мы, жрецы… – эти слова он полностью заимствовал у одного факира Таксалийских ворот.
– Мы, жрецы! Ты еще не дорос до того, чтобы… – она оборвала шутку новым взрывом смеха, – Ведь мы, о жрец, мы женщины, не всегда думаем только о сыновьях. Кроме того, дочь моя уже родила мальчика.
– Две стрелы в колчане лучше, чем одна, а три еще лучше, – Ким, проговорив пословицу, задумчиво кашлянул и скромно потупил глаза долу.
– Истинно, истинно так. Но, может быть, это еще придет. Конечно, эти южные брахманы никуда не годятся. Я посылала им подарки, и деньги, и опять подарки, а они пророчествовали.
– А! – протянул Ким с невыразимым презрением, – они пророчествовали! (Даже настоящий жрец не сумел бы столь выразительно произнести эти слова.)
– Но не раньше, чем я вспомнила о своих родных богах, были услышаны мои молитвы. Я выбрала благоприятный час и… быть может, твой святой слышал о настоятеле монастыря Ланг-Чо. Я обратилась к нему с этим делом, и, представь себе, через должный срок все вышло так, как я того желала. Тогда брахман, живущий в доме отца сына моей дочери, сказал, что это случилось по его молитвам, но он немного ошибается и я разъясню ему это, когда мы достигнем цели нашего путешествия. Поэтому я потом отправлюсь в Будх-Гаю, чтобы совершить шраддху за отца моих детей.
– Туда же идем и мы.
– Вдвойне приятно, – защебетала старая дама. – Родится второй сын!
– О Друг Всего Мира! – Лама проснулся и беспомощно, как ребенок, испуганный тем, что очутился не на своей постели, позвал Кима.
– Иду! Иду, святой человек! – Ким бросился к костру, где застал ламу, уже окруженного блюдами с пищей. Горцы явно преклонялись перед ним, а южане выглядели уныло.
– Ступайте прочь! Убирайтесь! – крикнул Ким. – Неужели нам придется есть на людях, как собакам? – Они в молчании поели, слегка отвернувшись друг от друга, и Ким закончил ужин сигареткой туземного изготовления.
– Не повторял ли я сто раз, что юг – хорошая страна?