Чик! Чик!.. Лис завладел ружьем Тлинг-Тиннеха и тщетно пытался зарядить его. Услышав за собою смех Маккензи, он сейчас же поставил ружье на место.
– Та-ак! Значит, Лис не умеет обращаться с этой игрушкой? Он, значит, совсем женщина? Ладно, дай его сюда, я научу тебя.
Лис колебался.
– Дай сюда, я тебе говорю.
Лис подошел к нему с видом побитой собаки.
– Вот, смотри: так, а потом так, – патрон вошел на место, и курок щелкнул.
– Лис говорил, что великие дела совершатся сегодня ночью? Он правильно говорил. Великие дела совершились, но не много между ними было дел Лиса. Что же, он все еще хочет взять Заринку в свой вигвам? Может быть, он собирается идти по пути, который проложили для него шаман и Медведь? Нет? Ладно!
Маккензи презрительно отвернулся и вынул свой нож из горла шамана.
– Может быть, еще кто-нибудь из юношей хочет попытаться? Волк будет валить их по двое и по трое, пока не переберет всех. Нет? Ладно. Тлинг-Тиннех, еще раз отдаю тебе ружье. Если когда-нибудь тебе случится быть в стране Юкона, знай, что для тебя в хижине Волка всегда найдется место у огня и много еды. Ночь переходит в день. Я ухожу, но я могу еще раз вернуться!
Он казался им каким-то сверхъестественным существом, когда сквозь толпу направился к Заринке. Она встала на свое место во главе упряжки, и собаки тронулись. Через несколько минут лес призраков поглотил их. Маккензи выждал, пока они скроются, и только тогда надел лыжи.
– А разве Волк забыл о пяти длинных пачках?
Маккензи с досадой обернулся к Лису, но положение было слишком комично.
– Я дам тебе одну… короткую.
– Как Волк захочет, – покорно ответил Лис, протягивая руку.
Павел Белецкий
«Людоеды»
(рассказ из таежной жизни)
Сомнения больше не было: бурят Хонхолдой, – брат Базара, товарищ тунгуса Кульбая и трех русских золотоискателей – предательски скрылся… Но суть не в нем, а в лошади, которая при подобных обстоятельствах могла служить пищей и, следовательно, средством спасения… А теперь выхода нет: почти голые, мокрые, без огня, без крошки провизии, под открытым небом и в десяти днях пути людей… Что тут придумаешь?
Обескураженные лица потерпевших, неожиданный крах золотоискателей, действительно, не выражали ни тени надежды. Как только собрались они вместе после постигшего их несчастья, выслушали заключение Кульбая, неизменного консультанта по вопросам таежного быта, относительно Хонхолдоя и его лошади, – так и свесили головы. Даже словами не обменялись: до того положение казалось всем одинаково безнадежным…
Впрочем, сам двадцатилетний Кульбай, которому не было знакомо отчаяние, не торопился примкнуть к умозаключениям товарищей. Дикаря, выросшего среди вечных опасностей таежной жизни, всякие затруднения только побуждали к изобретательности. А тут еще, на его счастье, уцелела его кремневка с тремя зарядами, и громадный охотничий нож при нем, на поясе. Можно пока и не унывать.
– Сделать надо огонь, а потом смотреть! – неожиданно предложил он товарищам.
– А спички где? Огниво где?.. – злобно отозвался глава отряда, рыжий верзила Захар, типичный «чалдон», акклиматизировавшийся в тайге и видавший виды.
Эти первые подсчеты катастрофы должны были прозвучать последним и окончательным приговором для группы людей, возвращенных капризным случаем в первобытные условия жизни, но дикаря они даже развеселили. Он не без гордости и с осанкой полубога бросил белым товарищам:
– Когда надо – дерево огонь дает, только долго, а мы можем скоро брать!..
С заметной вспышкой изумленного любопытства, все, кроме бурята, взглянули на него.
Кульбай наломал ветвей ерника, приготовил сушняка и добыл из-под камней сухого мха. Когда устроенная, таким образом, основа для костра была готова, он оторвал от мокрой рубахи лоскут, натер его порохом и воспламенил при помощи кремня и ножа.
Через четверть часа пламя огромными языками лизало холодный воздух, а продрогшие люди сплотились вокруг. В этот момент они, как древние люди, чувствовали сокровенную сущность огня, и не только через тепло, но и через свет его, чувствовали, как согревается тело и обновляется настроение. Почему они так безнадежно упали духом? Ведь вода в речке может спасть, и они извлекут со дна заветный вьюк с провизией и инструментами. Золотой ключ, привлекший их, отсюда уже близко, и они могут еще взять то, за чем шли… А все-таки жаль, что не предусмотрели! Во время половодья, после сильного дождя, рисковать переправой не следовало бы. Но опять-таки думали, что принятых мер достаточно будет для успеха. Плот соорудили двухрядный и сами вооружились шестами. Как тут не надеяться было перемахнуть до другого берега каких-нибудь пять сажен? Но это бешеное течение, что так сразу рвануло, как только отчалили; а потом этот проклятый утес, неожиданно вынырнувший из воды за кривуном! Впору было самим спасаться вплавь, благо раздеты были, а разбившегося плота никто в суматохе и не видел. Не видели больше и Хонхолдоя, плывшего на привязанной к плоту лошади. Только потом Кульбай, собирая зацепившуюся за прибрежные кусты одежду, нашел его следы на берегу и свою кремневку, взятую им для переправы.
– Если бы были лошади, – глухо и сокрушенно отозвался Захар, – то было бы еще полбеды. С мясом можно было бы не то что выбраться из тайги, а еще и поработать…
– Коня кушить – да мало-мало ладно! – подхватил реплику больше всех потерявшийся Базар. – Шорт Хонхолдошка!.. Боялся голод и бежал один…
Высушив собранную одежду и распределив ее поровну между всеми, компания занялась заготовкой дров на ночь. Спать легли на площадке, под вековыми соснами, окруженные пламенем четырех огромных костров, но уснули не сразу, мучимые мыслями об ужине и долгом чаепитии с трубками, за беседой…
Восходящее солнце застало всех уже на ногах. Вода в речке за ночь спала четверти на две, день обещал быть ясным, а Кульбай из выдолбленной плиты сланца соорудил посуду для кипячения воды и набрал листьев известного ему чаеподобного кустарника. Черпак не трудно было сделать при наличности хорошего ножа, поэтому чаепитие было обеспечено. Мало того, Кульбай предложил командировать его на охоту, что сулило уже кое-что посущественнее.
Может быть, дело и исправится… – мелькала у всех ободряющая мысль.
Часы текли. Не ели уже больше суток и вновь вернувшееся пессимистическое настроение от возможной гибели провизии и инструментов перешло и на предприятие Кульбая… Какой здесь зверь? В этой части тайги никогда не промышляют ничего, кроме соболя… Вот уже сколько времени, как он ушел, а выстрела не слышно. Голод же чувствуется все сильнее. Ведь немало их брата пропадает в тайге от голодной смерти!..
Все сидели молча вокруг ярко пылавшего костра, только веселое потрескивание дров нарушало немую и гнетущую тишину глубокой тайги. И огонь уже более не веселил…
Под влиянием мысли об ужасах угрожающего голода, они избегали даже смотреть друг на друга… Бежать? Но куда? Тайга безбрежна, как море. Да и надолго ли хватит сил?..
Вдруг в горах грянул выстрел. Гулкое эхо подхватило его и далеко разнесло по тайге. Это мог быть торжественный салют грядущему насыщению!..
Мгновенно вскочили они с мест с сверкающими счастьем глазами, как будто пуля охотника не могла впиться в каменную грудь мертвого утеса вместо живого мяса! Но скептицизму здесь не было места. Через минуту все бежали на выстрел. В этот самый момент, верстах в двух от стана, на горе, между глыб седого утеса, стоял Кульбай с дымящимся ружьем. Пристально и восторженно смотрел он, как по обрыву противоположной горы, отделенной от него узким ущельем долины, катился окровавленный олененок, судорожно корчась и цепляясь за выступы камней… Никогда до этого молодой тунгус не переживал такого восторга и гордости, какие охватили его теперь…
Через час он уже шествовал к месту стоянки, как герой-триумфатор, во главе торжественной процессии тащивших добычу товарищей, и рассказывал, сколько времени он выслеживал осторожное животное, как преследовал, крадясь ползком за утесами, и, наконец, застрелил.
Ликование было бесконечное, а по прибытии на место началось настоящее пиршество. Ободрать и выпотрошить убитое животное, для такой усердной компании, было делом всего нескольких минут. Вскоре долго бездействовавшие челюсти работали уже без остановки. Кульбай, как герой события, получил лучший кусок – печенку, и, едва согретую на огне, терзал ее острыми зубами. Другие ели мясо – кто зажаренным на вертеле, кто запеченным на углях. У кого на что хватало терпения.
Неожиданное и обильное насыщение, закончившееся чаепитием, настолько благотворно отразилось на самочувствии компании, что послышались даже шутки и остроты по поводу их сокрушения о будущем, когда есть ружье и хороший охотник. Да и вода с каждым часом спадает и светлеет, так что завтра же станет возможным достать вьюк. Не разделял общего увлечения только Кульбай, но ничего не высказывал.
Легли спать, с намерением уснуть скоро и крепко. Костры разложили, не жалея дров, да и ночь была теплая, что радовало всех. Между тем теплота эта оказалась предательской. С полуночи восточный ветерок стал нагонять тучи на ясное небо, а перед светом оно обложилось ими сплошь, и благодатный весенний дождь оросил молодую зелень. Разом отлетели надежды, навеянные удачей Кульбая и быстрым падением воды в речке. Дождь был не грозовой и обещал затянуться…
Положение становилось серьезным. Новая прибыль воды грозила похоронить вьюк навсегда. Во всяком случае, сидеть здесь в надежде на его извлечение было бы верхом неразумия. Не ожидая дня, решено было сейчас же слегка подкрепиться и отправиться в путь. Мясо было испечено на месте, и товарищи, прикрываясь остатками мокрой одежды, не мешкая зашагали назад. Об оставшемся золоте теперь уже никто не думал…
Дождь шел весь день с небольшими перерывами, и путники, промерзшие и голодные, остановились на первый ночлег верст за тридцать от кладбища своих надежд. Дорогу выбирали напрямик, через хребты, и шли девственной целиной тайги, почти не отдыхая. Одежда на некоторых представляла теперь одни лохмотья, а лица осунулись у всех. По счастью дождь к вечеру перестал, и шалаша можно было не делать. Сейчас же добыли огня по способу Кульбая, развели костер. Тепло и жалкие крохи пищи опять слегка подбодрили голодных и измученных людей. Ведь, остатками мяса они могли продержаться, хотя с трудом, еще дня два, а за это время должен же Кульбай, – такой хороший охотник! – добыть что-нибудь? Два заряда у него еще есть… Да и идут они теперь уже в «жилых местах», к людям…
Спали все, как убитые, и проснулись на заре с волчьим аппетитом, но удовольствоваться пришлось остатками мяса да куском печеной кожи.
Направились и отсюда по возможности «прямиком», полагаясь на отличное знание местности Кульбаем. Но за этот день прошли едва верст двадцать, да и то некоторые в пути уже отставали. Ни звери, ни птицы по дороге не встречались. Прыгал только по веткам над головами любопытный пересмешник, да дятел гулко стучал по коре засохших стволов, будя жуткую тишину густого и темного леса.
На остановке, при дележе порций, вышла крупная неприятность. Обнаружена была пропажа части мяса. Драгоценный сверток несли в дороге по очереди, и кто совершил кражу – доказать никто не мог. Может быть, причастен к делу и не один… Решено было весь запас пищи поделить и раздать на руки. Это грозило более нетерпеливым прекращением питания со следующего же дня, но иного выхода не было.
Минули еще три дня. Прошли за это время едва ли тридцать верст, и добычи охотнику, как по колдовству, никакой не попадалось. Мяса ни кусочка не оставалось, а некоторые были без пищи уже два дня… Продолжать путь было невозможно. Решили устроить дневку и дать Кульбаю поохотиться. Но и отдых этот не принес теперь никакого подкрепления. Напротив, он подвел печальные итоги. Истощение быстро овладевало людьми, все до неузнаваемости изменились. Кожа потемнела, лица обострились. У одних появилась отечность, а у других под глазами легли зеленые пятна. Апатичный взор временами загорался острым, хищным огоньком. Однако, способности ходить, никто из этих закаленных невзгодами физической жизни людей не потерял, хотя дрова для костра таскали уже не все.
Кульбай весь день бродил по окрестностям, стараясь застрелить хотя бы каркающего над тайгой ворона, но тот не садился на деревья. Зверя решительно никакого не попадалось. Для самого Кульбая, впрочем, экскурсии эти были не бесполезны: он находил кое-каких козявок и в растертом виде ел их. Попалось ему раз в дупле совиное гнездо с яйцами, но подкрепить этими крохами товарищей он не мог.
Ночь для всех прошла в тяжелом полузабытьи, без сна. Утром, несмотря на усиливающуюся слабость, все согласились отойти, сколько удастся, вперед, так как местность, по мнению Кульбая, начала уже меняться и скоро должен появиться всякий зверь. Особенно легко будет застрелить ночью изюбря или лося на солонцах. Но, главное, должны быть кишащие птицей озера и там можно будет отъесться наверняка, даже и без помощи ружья.
Однако этому расчету не удалось оправдаться. После двух-трехчасовой ходьбы большинство запротестовало. Пришлось остановиться и ждать случайного спасения. Непременно ждать, а не готовиться к смерти.