Две звезды

– Пусть берет все, что хочет, – возразила Арлетт, как всякая любящая бабушка. – Давай, Филипп, снимай его с ветки. Он твой.

– Здорово!

– Возьми кусочек марципана в конфетнице.

– М-м-м. – Отправив лакомство в рот, мальчик подбежал посмотреть изумительные, расписанные вручную дедушкины часы, которые только что пробили половину первого.

Филиппу всегда нравилось стоять рядом с ними и ждать, когда они зазвонят. При этом показывались очаровательные маленькие фигурки Ганса и Гретты.

– Я отнес ваши чемоданы наверх в спальню, – сказал Рауль Кристал.

Он только что вошел в комнату, все еще одетый в свою куртку-бомбер. Бросив на него взгляд, Кристал почувствовала, как сильнее забилось сердце. Оно так билось с той самой минуты, как она услышала его голос в магазине отца. Как будто бы сердце жило своей жизнью…

– Спасибо.

– А вот и мой папочка! – воскликнул Филипп, все еще с полным ртом конфет.

Зажав в одной руке крошечную фигурку разрисованного красным Пера Ноэля, французского Санта-Клауса, другой рукой Филипп ухватился за маленькую фотографию отца в лыжной экипировке. Арлетт поставила ее на длинный сервант вместе с другими семейными фотографиями.

Мальчик взял еще одну фотографию и показал Раулю:

– Это тетя Сьюзан, да?

Кристал на мгновение зажмурилась. Непростой момент…

– Да.

– Она умерла?

– Правильно.

– Она каталась на лыжах, как папа?

– Нет. Это случилось весной, когда она поднималась на фуникулере.

Сьюзан собиралась в поход с коллегами по работе. Они сели на фуникулер, чтобы начать путь уже высоко в горах. Но поднялась сильная метель, и, не выдержав шквалистого ветра, кабинка сорвалась вниз. Так погибла Сьюзан…

Кристал поежилась от этих воспоминаний.

– Ох… – тихо сказал Филипп. – Ты все еще плачешь?

– Уже нет, но я никогда ее не забуду, – тихо произнес Рауль.

Филипп тяжело вздохнул и приобнял дядю:

– Мама говорит, папа на небесах. Как ты думаешь, Сьюзан тоже там?

– Да.

Арлетт уже чуть было не плакала. На нее и так слишком много навалилось!

– Пойдем, дорогой. – Кристал взяла сына за руку. – Нам надо подняться наверх и немного отдохнуть. А потом мы поедем в больницу к дедушке.

Кристал не пришлось спрашивать Арлетт, где их комната. Рауль уже им сказал. Как только родился Филипп, в бывшей комнате Эрика появилась двуспальная кровать. А сейчас на комод кто-то поставил маленькую рождественскую елку с гирляндами. Снова Рауль? Здесь еще были кое-какие компьютерные игры для Филиппа и множество отцовских сувениров и наград.

Одна стена была полностью увешана фотографиями Эрика в разные годы жизни. На другой висели фотографии с крестин маленького Филиппа в церкви Святого Михаила, а также их совместные снимки.

Кристал думала – она не выдержит это мучительное путешествие по дороге памяти, но ошиблась. Наоборот, прошло время – и ей стало легче смотреть на фотографии улыбающейся пары с ребенком. Рождение Филиппа и несколько недель после, когда Эрик больше времени проводил с ней и малышом, было самым счастливым временем в их браке. Ощутив груз ответственности, Кристал полностью посвятила себя ребенку и испытала такую радость, которую дает только материнство. Но именно это и стало причиной все возрастающего барьера между ней и Эриком. Со временем этот барьер стал непреодолим.

* * *

Рауль первым зашел в палату. Он сразу заметил новые цветы. Это была чудесная рождественская красная пуансеттия. Открытка в цветах была от родителей Кристал.

Жюлю будет очень приятно…

Он подумал о Филиппе. Возможно, его испугает вид поседевшего дедушки с кислородной маской и капельницей. За последние несколько недель он скинул десять фунтов. Из-за своей худобы сейчас Жюль выглядел усталым.

Врач сказал – он еще не в том возрасте, чтобы так серьезно болеть, но оба они сошлись во мнении, что двух трагедий в семье для него было достаточно. Несмотря на всю свою занятость, Жюль был хорошим семьянином и жил ради детей. Но смерть Эрика лишила его жизнерадостности. И помочь обрести ее вновь мог только Филипп, унаследовавший и манеры, и черты своего отца.

– Papa…

– Ах, Рауль! Тебя так долго не было. – Старик крепко сжал руку сына и прослезился.

Ему было невыносимо видеть отца таким.

– Я тут кое-кого привел к тебе. Ты не против компании?

Веки больного дрогнули и приоткрылись.

– Буду рад, – пробормотал он почти ровным голосом.

– Я скоро вернусь.

Он поспешил к двери и открыл ее. На него устремились три взволнованных пары глаз.

– Как он? – спросила Арлетт.

– Папа проснулся.

– Можно мне к нему? – шепнул Филипп.

– А сам как думаешь?

Он взял племянника за руку, и они прошли к левому краю кровати. Кристал и Арлетт последовали за ними и встали справа.

– Привет, grand-pere. Это я.

Старческие веки снова приоткрылись на звук нового голоса в комнате.