Осторожно, пЕсатели! (сборник)

– Так вчера бы и взяли.

– Фулиган! – она, отпустив руль, ладонью вскользь ударила Вовку по голове.

– Чего я вам сделал? Там сейчас не останется, и я маме скажу, что это вы виноваты, – обиженно произнёс мальчик и, садясь на велосипед, оттолкнулся ногой от лавки.

– Да куда она там денется?

– Как куда? – описав круг возле подъезда, крикнул Вовка. – По телику сказали, что муки в стране осталось на два дня, – и, засмеявшись без звука, чтоб бабка не заметила, быстро набирая скорость, скрылся за домом.

Но, не проехав и ста метров, заметил, как Колька с младшим братом что-то собирают у дороги в сточной канаве. Остановившись и бросив велик, он встал сзади, наклонившись над ними.

Колька, ругая брата, вытаскивал из канавы червей.

– С самого утра копал, а эта холера банку перевернул.

– Во-во, лови, смотри, как быстро расползаются! – кричал Вовка, стараясь дотянуться до расползающейся наживки через хнычущего брата Кольки.

А баба Мотя, не тратя зря времени, засеменила, опираясь на батожок, к соседнему подъезду, заметив на лавочке Никифоровну.

– Слышь, новости какие. Мука-то – всё, нет муки, – запыхавшись, старушка села рядом на лавочку.

– Чего у тебя, Мотя? – зная соседку как местное радио новостей, спросила Никифоровна.

– Так мука-то кончилась. Всё. Нет муки.

– А тебе зачем мука-то? Ты ж давно ничего не стряпаешь.

– Да не у меня кончилась, а у правительства.

– Как это кончилась? Урожай только собрали.

– А вот так, собрали и продали. По тиливизиру слышала. Нет муки.

Никифоровна вздохнув, задумалась.

– Точно говорю, нет муки. Ты покупать пойдёшь? – не унималась баба Мотя.

– Да есть у меня два пакета.

– Тю-юу-у-у. Два пакета на твою-то семью? Беги, пока в магазине ещё есть.

Никифоровна покачала головой:

– А и то верно. Пойду ещё парочку куплю, а то вдруг и правда муки не будет.

– Правда, правда. Конечно, правда. И мне пакетик прихвати.

Собрав всех червей, какие не успели расползтись, Колька всё продолжал ругать брата. А Вовка, оказав другу помощь по поимке столь ценного сырья для ловли рыбы, вдруг вспомнил, что мать-то его в магазин послала. Быстро вскочив на велосипед, он поехал дальше. Но путь ему перегородила Наташка из параллельного класса:

– Ты куда?

– В магазин.

– Слышал, Толька Степанов упал сегодня утром с сарайки и зуб выбил? Кровищи было-о-о. Жуть. Его в город повезли.

– Ух ты! Теперь, наверно, золотой поставят.

Баба Мотя хотела подняться с лавки, да из подъезда вышла Ольга, недавно родившая двойню. Молодая мамаша вынесла большой таз с пелёнками.

– Постиралась? – поинтересовалась баба Мотя.

Ольга кивнула.

– Мука в стране кончилась.

Женщина с удивлением посмотрела на старушку.

– Беги в магазин. Может, ещё хватит.

– Гриша-а-а, – закричала Ольга, зовя мужа, играющего в домино у третьего подъезда. – Иди сюда скорее.

Молодой папаша нехотя вылез из-за стола и медленно, постоянно оглядываясь на мужиков, показывающих ему на костяшки домино, пошёл к жене.

– На, – сунула она ему таз.

– Ты куда? – поинтересовался Гриша.

– Развесь, а я в магазин, – и быстро побежала в подъезд, услышав от бабы Моти окрик вдогонку: «Купи и мне пакетик». Столкнувшись с соседкой Клавой, женщиной средних лет, Ольга лишь кивнула, извиняясь. А Гриша нехотя пошёл к натянутым верёвкам развешивать пелёнки.

Клава вышла из подъезда, ругая Ольгу:

– Вот куда несётся? Чуть с ног не сбила.

– Это она за мукой, – ответила баба Мотя и добавила удивлённой женщине: – Все уже знают, муки не будет, кончилась. Беги, пока ещё в магазине у нас есть, и мне пакетик купи.

Проводив взглядом Клаву, баба Мотя направилась к доминошникам.

Наговорившись с Наташкой о том, как у Толика теперь будет язык и вода с лапшой вываливаться через дырку во рту, нахохотавшись вволю, Вовка вспомнил, что мать ему точно всыплет, если муки не купит, и, попрощавшись, направился в магазин.

Завернув в проулок, на ближайшую дорогу к магазину, он увидел Сашку, красившего свой забор. Остановившись, Вовка усердно начал объяснять, как надо держать кисть и как правильно водить ею, чтоб не оставлять полос и просветов.

Баба Мотя, подойдя к столу и упершись на свой батожок, обратилась к Фёдору, самому толстому доминошнику:

– Любишь блины, Федя?

Тот усмехнулся и, шмыгнув носом, ответил:

– А то. С утра Маринка моя сотню напекла.