Князьям слава и дружине!
Аминь.
Слово о походе Игоря, сына Святослава, внука Олегова
Автор «Слова» отказывается начать свое повествование в старых выражениях и хочет вести его ближе к действительным событиям своего времени; он характеризует старую поэтическую манеру Бояна.
Не пристало ли нам, братья, начать старыми [ «старомодными», старинными] выражениями горестное повествование о походе Игоря, Игоря Святославича? – [Нет,] начать эту песнь надо, следуя за действительными событиями нашего времени, а не по [старинному] замышлению [способу, плану, приему] Бояна. Ибо Боян, вещий, если кому хотел песнь сложить, то [вместо того, чтобы следовать «былинам сего времени», так и] растекался мыслию по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Вспоминал он, как говорил, первоначальных времен войны, [и] тогда напускал десять соколов [пальцев] на стадо лебедей [струн]: который [из соколов] догонял какую [лебедь], та первая [и] пела песнь [ «славу»] старому Ярославу [Мудрому], храброму Мстиславу [Владимировичу], который зарезал Редедю [касожского князя] перед полками касожскими [в Тмуторокани], прекрасному Роману Святославичу [сыну Святослава Ярославича, князя Тмутороканского]. То, братья, Боян не десять соколов на стадо лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал; они же сами собой [без всяких усилий, – в привычных старых выражениях, «старыми словесы»] князьям славу рокотали.
Автор определяет хронологические границы своего повествования.
[Итак], начнем же братья, повествование это от старого Владимира [Святославича Киевского] до нынешнего Игоря [Святославича Новгород-Северского], который препоясал ум крепостью своею [подчинил свои мысли своей «крепости» – мужеству, храбрости] и поострил сердце свое мужеством; исполнившись ратного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.
Печальное и тревожное начало похода Игоря.
Тогда [в начале того печального похода] Игорь взглянул на светлое солнце и увидел [грозное предзнаменование]: от него [Игоря] тьмою [затмения] все его воины покрыты. И сказал Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше [больше чести] ведь зарубленным быть [в битве], чем плененным [бесславно дома, дожидаясь половецкого набега]; так сядем [же], братья, на своих борзых коней [выступим в поход], да поглядим [хотя бы] на синий Дон [в земле Половецкой]». Склонился у князя ум [мысль] перед страстным желанием, и охота отведать великого Дона [дойти с победою до Дона] заслонила ему [недоброе] предзнаменование: «Хочу ведь, – сказал [он], – сам копье преломить [сам вступить в единоборство] на краю поля Половецкого; с вами, сыны русские, хочу [или] сложить свою голову, или испить шлемом Дона [победить половцев на Дону]».
Предположение о том, в каких высокопарных выражениях воспел бы Боян поход Игоря.
О Боян, соловей старого времени! Вот бы [уж] ты эти походы [по-соловьиному] воспел, скача, соловей, по воображаемому дереву, летая умом под облаками, соединяя [воедино] славы обеих половин этого времени [славу начальную и конечную времени этого повествования – «от старого Владимира до нынешнего Игоря»], рыща по тропе [языческого старого русского бога] Трояна [т. е. носясь по божественным путям] через поля на горы [иначе говоря – переносясь воображением на огромные расстояния]. [Пришлось бы] внуку тому [т. е. внуку бога Велеса, о котором ниже] воспеть песнь [в честь] Игоря [в таких (старинных) выражениях]: «Не буря [русских] соколов занесла через поля широкие; стада [половецких] галок [уже] бегут [спасаясь] к Дону великому». Или [так бы] начать петь [тебе], [о] волшебник Боян, внук [бога] Велеса: «[Еще только] кони [вражеские] ржут за [пограничною рекою] Сулою, [а] слава [победы над ними уже] звенит в Киеве; трубы [еще только] трубят [созывая войска] в Новгороде [Северском], а стяги [уже] стоят [готовые выступить] в Путивле!»
Ободрение Игоря его братом Всеволодом выступить в поход.
[И вот] ждет Игорь милого брата Всеволода [чтобы идти с ним в поход]. И сказал ему буйный тур Всеволод [одобряя его]: «Один [ты у меня] брат, один свет светлый – ты, Игорь! Оба мы – Святославичи [оба мы одного храброго гнезда]. [Так] седлай [же], брат [мой], своих борзых коней, а мои-то [уже] готовы, оседланы у Курска раньше. А мои-то куряне знаменитые воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, концом копья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знакомы, луки у них натянуты [изготовлены к бою], колчаны отворены [на изготовку], сабли изострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю – славы».
Выступление Игоря в поход и грозные предзнаменования. Безнадежность похода.
Тогда [после встречи с Всеволодом и его одобрения] вступил Игорь князь в золотое стремя [выступил в поход] и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою [затмения] путь заграждало [предвещая опасность]; ночь, стонущи, ему грозою, птиц пробудила [как бы стремясь предупредить его]; [зловещий] свист звериный встал [свист степных зверей – сусликов]; взбился див [мифическое существо восточных народов], кличет на вершине дерева [предупреждая своих о походе русских], велит прислушаться [к походу русских] земле незнаемой [Половецкой степи], Волге, и Поморию, и Посулию [пограничной с Русью земле по реке Суле], и Сурожу [в Крыму], и Корсуню [там же; иными словами – всем враждебным Руси юго-восточным странам], и тебе, Тмутороканский идол [идолу какого-то языческого бога, стоявшего близ Тмуторокани]! И [вот] половцы непроложенными дорогами [дорогами, заранее, как обычно перед походами, не «протеребленными», т. е. в крайней спешке] побежали к Дону великому [навстречу войску Игоря]; кричат телеги [их] в полночь, словно лебеди распущенные. [А] Игорь ведет к Дону воинов [несмотря на все дурные предвестия]!
Ведь уже несчастия его [т. е. поражения Игоря] подстерегают [хищные] птицы по дубам [ждут добычи на поле битвы]; волки [воем своим] грозу подымают по оврагам; орлы клектом на кости зверей зовут [предвкушая добычу], лисицы брешут на красные щиты [русских]. О Русская земля! Уже ты за [пограничным] холмом!
Ночлег войска Игоря в степи и построение в боевой порядок утром.
Долго наступает ночь. [Вечерняя] заря свет уронила [свет зари погас]. [Вот и] мгла поля покрыла. [Наконец, и] щекот соловьиный уснул; [утренний] говор галок пробудился. Русские сыны [наутро] великие поля красными щитами перегородили [построившись в боевой порядок], ища себе чести, а князю – славы.
Войско Игоря рассеивает передовые отряды половцев. Богатая добыча досталась войску Игоря; сам же Игорь берет себе только боевые знаки врагов.
Спозаранку в пятницу потоптали [они – воины Игоря] поганые полки половецкие [рассеяли боевой порядок половецких полков] и рассыпались по полю [за добычей], помчали красных девушек половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие оксамиты. [Добыча их была так велика, что] покрывалами, плащами и кожухами стали мосты [гати] мостить через болота и топкие места, и всякими драгоценностями половецкими. [Боевые же знаки: ] красный стяг, белая хоругвь, красная челка, серебряное древко [достались] храброму [Игорю] Святославичу.
Снова ночует в поле храбрый выводок князей Ольговичей. Лирическое размышление автора о его судьбе. Движение главных сил половцев к Дону, навстречу Игорю.
[И вот] дремлет в поле храбрый выводок Ольговичей! Далеко залетел! Не был он в обиду порожден ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половец! [А между тем] Гзак бежит серым волком, а Кончак [впереди] ему след правит [указывает следом своего войска путь] к Дону великому [навстречу Игорю].
Войска половцев надвигаются. Сетования автора.
На другой день совсем рано кровавые зори свет возвещают; черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца [четырех князей – Игоря, Всеволода, Олега и Святослава], а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! [Быть грому сражения!] Пойти дождю стрелами со стороны Дона великого! Тут копьям изломиться [в рукопашной схватке в начале битвы], тут саблям побиться о шлемы половецкие, на реке Каяле, у Дона великого.
О Русская земля! Уже ты за [пограничным] холмом!
Постепенное развертывание битвы, слитое с изображением надвигающейся грозы.
Вот ветры, внуки Стрибога [бога ветров], [уже] веют со стороны моря [с половецкой стороны] стрелами на храбрые полки Игоревы [битва началась перестрелкой из луков]. Земля гудит [под копытами конницы, пошедшей в бой], реки мутно текут [взмученные ногами коней, переходящих их вброд], пыль поля покрывает [от движения множества половецкого войска], стяги [половецкие, своим движением] говорят [свидетельствуют]: половцы идут от Дона [с востока], и от моря [с юга], и со всех сторон русские полки обступили. Дети бесови [боевым, наступательным] кликом поля перегородили, а храбрые сыны русские перегородили [поля] красными щитами [в сомкнутом строю, с плотно составленными щитами, приготовившись к отражению натиска].
Подвиги в битве буй-тура Всеволода. В пылу битвы Всеволод не только не чувствует на себе ран – он забыл и феодальную честь, княжеские обязанности, любовь к жене.
Ярый тур Всеволод! Стоишь ты в [самом] бою, прыщешь на воинов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными. Куда [ты], тур, поскачешь, своим золотым шлемом посвечивая, – там лежат поганые головы половецкие. Рассечены саблями калеными шлемы аварские тобою, ярый тур Всеволод! Какая из ран дорога [чувствительна, близка] тому, кто [в пылу битвы], братья, забыл [даже] честь [феодальную честь, честь, связанную с выполнением своих феодальных обязательств по отношению к старейшему князю – Святославу Киевскому], и достояние [своего княжества], и отцовский золотой стол города Чернигова, и своей милой-желанной, прекрасной [Ольги] Глебовны [жены Всеволода, дочери Глеба Юрьевича Переяславского] свычаи и обычаи [привычки и обычаи, «любовь и ласку»]!
Лирическое отвлечение автора. Автор вспоминает прошлое Руси и родоначальника нынешних князей Ольговичей – Олега Святославича. Олег своими походами положил начало междоусобиям в Русской земле. Страшные последствия междоусобий Олега Святославича для мирного трудового населения Руси.
Были века [бога] Трояна [века языческие], [затем] минули годы Ярославовы [Ярослава Мудрого и его сыновей – Ярославичей]; были [и] походы Олеговы, Олега Святославича. Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял. [Только что] ступает [он] в золотое стремя [выступая в междоусобный поход] в городе Тмуторокани, тот же звон [уже заранее] слышал давний [уже умерший] великий Ярослав [Мудрый – противник раздоров], а сын Всеволода Владимир [Мономах, современник Олега и также противник раздоров] каждое утро уши [себе] закладывал в Чернигове [где он княжил; настолько не выносил он этого звона]. Храброго же и молодого князя Бориса Вячеславича [сына Вячеслава Ярославича] похвальба [перед битвой на Нежатиной Ниве] привела на суд божий и на [реку] Канину послала ему зеленое погребальное покрывало за обиду [за поруганную честь] Олега [Святославича]. С такой же [злочастной, начавшейся по вине Олега Святославича] Каялы [т. е. битвы на Нежатиной Ниве, сравниваемой здесь с битвой на Каяле Игоря] Святополк [Изяславич] повелел привезти отца своего [Изяслава Ярославича] между венгерскими иноходцами [как обычно перевозили раненых и и убитых] к [храму] Святой Софии в Киеве. [Следовательно, поражение потерпели обе стороны.] Тогда, при Олеге Гориславиче, засевалось и прорастало усобицами, погибало достояние Даждьбожьего внука [русского народа]; в княжеских крамолах сокращались жизни людские. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали [на лошадей, распахивая землю], но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки свою речь говорили, собираясь полететь на добычу.
Сравнение тех ратей Олега Святославича с ратью нынешней – его потомков. Ожесточенность битвы Игорева войска.
То было в те [давние] рати и в те походы, а такой рати [как эта – Игоря Святославича] еще не слыхано! С раннего утра до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят сабли о шлемы, трещат копья булатные в поле незнаемом, среди земли Половецкой. Черная земля под копытами, костями [павших] была засеяна, а кровью полита: горем взошли [они] по Русской земле.
Поражение войск Игоря. Природа сочувствует несчастью русских.
Что мне шумит [что за шум до меня доносится], что мне звенит [что за звон мне слышится] издалека [с поля далекой битвы] рано [утром] перед зорями? [То] Игорь [Святославич] возвращает [бегущие] полки [черниговских ковуев], ибо жаль ему милого брата Всеволода. Бились [ведь они] день, бились другой; на третий день к полудню пали стяги Игоревы [Игорь потерпел поражение]. Тут два брата [Игорь и Всеволод] разлучились [захваченные в плен и доставшиеся разным ханам] на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина недостало, тут пир [битву] окончили храбрые русские: «сватов» [половцев, половецких князей, постоянно вступавших в брачные союзы с русскими князьями] напоили, а сами полегли за землю Русскую. [Сама природа сочувствует поражению русских: ] Никнет трава от жалости, а дерево с тоской к земле приклонилось.
Печальные размышления автора по поводу тяжелого положения Русской земли.
Уже ведь, братья, невеселое время настало, уже пустыня [нежилое пространство – степь] войско прикрыла [трупы убитых покрыла трава]. Встала обида в [этих полегших] войсках Дажьбожья внука [т. е. русских], вступила девою на землю Трояню [на Русь], восплескала лебедиными крылами на синем море у Дона; плеская, прогнала времена обилия. Борьба князей против поганых прекратилась, ибо сказал брат брату [князь князю]: «Это мое и то [тоже] мое». И стали князья про [всякую] малость «это великое» говорить, и сами [тем самым] на себя крамолу ковать. А поганые [пользуясь этим] со всех сторон приходили с победами на землю Русскую.
Оплакивание погибших в бою ратников Игоря.
О! [Увы!] далеко залетел сокол [Игорь], птиц [половцев] избивая, – к морю! Игорева храброго полка не воскресить [случившегося не воротишь]! По нем [по погибшем полку Игоря] кликнули [заплакали погребальным плачем] Карна и Желя [погребальные боги], поскакали по Русской земле, размыкивая огонь в пламенном [погребальном] роге. Жены русские восплакались, приговаривая: «Уже нам своих милых любимых ни мыслию не смыслить, ни думою не сдумать, ни глазами не повидать, а золота и серебра [и в руках своих] совсем не подержать».
Последствия поражения Игоря.
И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле; печаль обильная пошла посреди земли Русской. А князи сами на себя крамолу ковали, а поганые [половцы], с победами нарыскивая на Русскую землю, сами брали дань по белке от двора.
Объяснение причин, по которым поражение Игоря оказалось столь тяжелым для всей Русской земли: Игорь своим неудачным походом уничтожил плоды предшествующего победоносного похода на половцев Святослава Киевского.
Ибо [потому это все произошло, что] те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, уже коварство [половцев] пробудили [своим] раздором [со своим главой Святославом и с другими князьями, не захотев сражаться вместе против половцев], а его [это коварство] усыпил было «отец» их [их глава] Святослав [Всеволодович Киевский, двоюродный брат Игоря и Всеволода] грозный великий киевский грозою [страхом, который на них нагнал]: прибил [половцев] своими сильными полками и булатными мечами, наступил на землю Половецкую [за год перед тем], притоптал холмы и овраги [половецкие], взмутил реки и озера [переходя их вброд], иссушил потоки и болота [ «мосты мостя» по «грязивым местам» – прокладывая дороги войску]. А [самого] поганого [хана] Кобяка от лукоморья [у Азовского моря] из железных великих полков половецких, как вихрь, исторг [захватив в плен]: и упал Кобяк в городе Киеве в Святославовой гриднице [в большой пиршественной палате, которую иногда, в случае большого количества пленных, использовали как тюрьму]. Тут-то немцы и венецианцы, тут-то греки и чехи поют славу Святославу, укоряют князя Игоря, потопившего богатство на дне Каялы реки половецкой, – насыпавшего [на дно Каялы] русского золота [ведь для Руси прошли времена обилия после поражения Игоря]. Тут-то Игорь князь пересел из седла золотого [княжеского] в седло рабское [стал из князя рабом – пленником]. Приуныли у городов забралы [переходы на городских стенах, куда обычно высыпал народ, встречая или провожая войско, откуда плакали по павшим вдали], и веселье [в городах] поникло.
Автор переносит повествование в Киев к Святославу Киевскому: Святослав в Киеве видит тяжелый и неясный для него по своему значению сон.
А Святослав мутный [непонятный, неясный для него] сон видел в Киеве на горах [где он жил]. «В эту ночь, с вечера, одевают меня, – говорит [он], – черным погребальным покрывалом на кровати тисовой; черпают мне синее вино, с горем смешанное; сыплют мне пустыми [опорожненными от стрел] колчанами поганых иноземцев крупный жемчуг на грудь и нежат меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом [как при покойнике, когда умершего выносят из дому через разобранную крышу]. Всю ночь с вечера серые вороны граяли [предвещая несчастье] у Плесеньска [под Киевом], в предградье стоял киевский лес, и понеслись [они – вороны] к синему морю [на юг, к местам печальных событий]».
Бояре Святослава объясняют ему значение его сна, рассказывая о поражении Игоря.
И сказали бояре князю: «Уже, князь, горе ум [твой] полонило; ведь вот два сокола [Игорь Святославич и Всеволод Святославич] слетели с отчего престола золотого [как с соколиной колодки, с которой слетают соколы при соколиной охоте], чтобы добыть город Тмуторокань или испить шлемом из Дону [одержать победу на Дону]. Уже [этим двум] соколам крыльица подсекли саблями поганых, а самих опутали в путины [надевающиеся соколам, чтобы они не улетели] железные [– заковали в кандалы].
С новой силой возникает тема поражения Игоря. Мысленно перенесясь в центр Руси к Святославу в Киев, автор «Слова» оценивает поражение Игоря на этот раз с точки зрения внешнего, международного положения Руси.
Ибо [потому так толковали сон бояре, что] темно было в третий день [битвы Игоря с половцами]: два солнца [Игорь и Всеволод] померкли, оба багряные столба [лучей] погасли, и с ними [погасли] два молодых месяца – Олег [Игоревич] и Святослав [Игоревич – дети Игоря Святославича] тьмою заволоклись и в море погрузились, и великую смелость возбудили [своим поражением] в хиновах [восточных народах]. На реке на Каяле [в месте поражения Игоря] тьма свет покрыла [темные силы одолели светлые]; по Русской земле простерлись половцы, как выводок гепардов. Уже спустился позор на славу [позор поражения заслонил собою былую славу]; уже ударило насилие [половецкое] на свободу [русских]; уже бросился див на землю [Русскую]. И вот готские красные девы запели на берегу синего моря: звоня русским золотом, воспевают [они] время Боза [антского князя, разбитого готским королем Винитаром], лелеют месть за Шарукана [деда хана Кончака, разбитого Владимиром Мономахом]. А мы уже, дружина, без веселия [остались].
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: