Дали ему разбойники семь рублей, отнес он их матери и говорит:
– Вот тебе, матушка, семь рублей, живи не о чём не думая, а ещё восемь я тебе через месяц принесу.
С этими словами обнял сын мать и вернулся к разбойникам. Те накормили его, напоили и говорят:
– А теперь пойдем, покажем, что ты должен у нас делать.
Привели они юношу в свою разбойничью конюшню, а там шестнадцать прекрасных коней стоят. Среди них один особенный, буйный, норовистый, даже сами разбойники к нему подойти бояться. Дали они юноше ведро и говорят:
– Вот тебе ведро, там вода, а здесь огонь, над огнём котел висит – в нём ужин варится. Как приготовишь нам поесть, сходи набери воды, напои этого коня, только будь осторожен, смотри, чтобы он не затоптал тебя копытами – буйный он.
Ушли братцы-разбойники, а Сиротинка приготовил ужин, пошел к коню, отвязал его, взнуздал, вскочил и полетел за ними вдогонку. Догнал, ударил каждого плетью и был таков.
Удивились разбойники, один другому говорит:
– Послушай, брат. Да это же наш буйный конь был?
– Что ты, – отвечает другой, – быть этого не может! Кто же его оседлать сумеет?
Вернулись разбойники домой, смотрят – конь в стойле, котел над огнем кипит, все, как было. Легли они спать. А наутро решили проследить за Сиротинкой. Послали его к роднику за водой. В это время один из разбойников в доме спрятался, а другой увел со двора двух коней, будто оба брата вместе уехали.
Вернулся Сиротинка назад, смотрит – дома никого. Поел он, снял котел с огня, а потом отвязал коня, взнуздал, вскочил и ускакал. Как увидел это разбойник, глазам своим не поверил: вот уже тридцать лет как он разбойничал, но ни разу не встречал такого ловкого паренька. Шутка ли, один со своенравным конём справился? А Сиротинка скачет на своем коне и вдруг видит – идет по дороге разбойник с двумя конями. Понял он, что провели его братья-разбойники. «Плохо моё дело, – думает, – не сносить мне теперь головы на плечах». А братья-разбойники сами не знают, что им с таким удальцом делать, побаиваются его.
Послали они Сиротинку к роднику за водой, а сами заспорили между собой.
– Убьём его, – говорит старший брат.
– Нет, – отвечает младший, пусть с нами останется и будет нам подмогой и названным братом, поставим его старшим над нами.
– Что ж, пусть будет по-твоему.
Вернулся Сиротинка назад, а разбойники ему и говорят:
– Будь нам старшим братом, а мы за тобой пойдем в огонь и в воду.
Подумал Сиротинка, поблагодарил их и согласился. В тот же вечер решили они устроить пир. Сели за стол. И тут подарили братья Сиротинке удивительную чашу: нальют в неё вино – она золотой становится, а воду – чаша в серебряную превращается.
– Ты у нас теперь за старшего, – сказали братья, – а потому эта чаша тебе полагается.
С той поры всегда носил Сиротинка эту чашу с собой. Как-то собрался он мать навестить, оседлал коня и говорит своим названным братьям:
– Ждите меня через три дня, на четвертый.
– Хорошо, мы без тебя никуда, – отвечали братья.
Прискакал Сиротинка домой. Влетел во двор, соскочил с коня.
– Вот тебе, матушка деньги. Три дня у тебя погощу, а на четвертый назад поеду. Прожил он с матерью три дня и говорит:
– Мне, матушка, завтра уезжать. Напеки мне хлеба на дорогу.
Напекла мать хлеба, приготовила угощений разных. Напоила-накормила сына перед дальней дорогой, а на рассвете проводила его в путь. Поехал Сиротинка к своим названым братьям, а день был жаркий. Остановился у ручья, расседлал коня, пустил его пастись, да и сам решил отдохнуть и пообедать. Достал курицу, хлеб, всё, что матушка ему собрала, осмотрелся по сторонам – нет ли поблизости путника какого, чтобы к столу его пригласить. Видит – тянутся по дороге три повозки, за ними старик-купец идёт.
– Добрый человек, иди сюда, покушаем вместе, – пригласил его Сиротинка, а у самого все готово. Сел старик с ним рядом, а юноша достал свою чудесную чашу, налил в неё вина и говорит гостю:
– Это за тебя, отец, за нашу встречу. – Чаша вмиг золотой стала. Загорелись у купца глаза от жадности. Выпил из неё Сиротинка и подает купцу: – Пей теперь ты. А старик схватил эту чашу и за пазуху спрятал.
– Мое! – кричит, – не отдам!
В это время шёл по дороге царский судья, а с ним двенадцать стражников. Увидели они, что юноша со стариком горячо спорят, подошли поближе, остановились.
Тут замахнулся старик на юношу, не вынес Сиротинка такой неблагодарности, не сдержался и толкнул купца. Закричал купец не своим голосом, нахмурился царский судья, пристыдил юношу:
– Что ж ты, мальчишка, бьешь старика?!
А хитрый купец ещё громче кричит:
– Помогите, он у меня золотую чашу отнять хочет. Она одна у меня такая!
– Моя это чаша, – отвечает Сиротинка. – И не одна она, у меня еще есть такие.
Отобрали стражники у купца золотую чашу, дали Сиротинке, а судья ему и говорит:
– Даю тебе сроку три месяца, принесешь еще две такие чаши – твоя правда, купца казним за обман, а не принесешь – двух твоих названных братьев повесим.
Делать нечего, согласился Сиротинка. Под вечер приехал он к братьям, те встречают его, с коня ссадили, за стол пригласили. А парень глаза опустил, молчит.
– Что случилось? – спрашивают братья.
– Поужинаем сначала, – говорит Сиротинка, – потом всё расскажу. Поели они, рассказал им Сиротинка все, как было.
– Теперь, – говорит, – придётся вам за меня ехать, три месяца в заложниках быть. А я по свету поеду чаши золотые искать.
– Не беда, – отвечают братья. – Поезжай, ищи чаши. Еще свидимся, все добром закончится.
Попрощались они, и поехал Сиротинка чаши искать.
Ехал он, ехал, приехал в одну деревню, видит – сидит у дома старуха-вдова, прядет.
– Мать, ради любви всех матерей, прошу тебя, пусти меня отдохнуть. Так устал я в пути, что засну под жужжанье твоего веретена.
– Проходи, сынок, ложись, отдыхай.
Задремал Сиротинка и вдруг слышит сквозь сон: заплакала, запричитала старуха. Открыл он глаза – полдень на дворе и спрашивает у женщины:
– Отчего же ты плачешь? Если я тебя, чем обидел, скажи – уйду.
– Нет, паренек, не из-за тебя я плачу. О своём единственном сыне горюю. Видишь, вон тот храм. В нем в золотом гробу лежит наследник нашего царя. Каждую ночь ставят нового юношу стеречь этот гроб, ни один еще живым не вернулся. Сегодня черед моего сына настал – вот, я и плачу, ведь не увижу его больше.