– Кто обидчик твой?
– Человек по ремеслу пирожник, – отвечал визирь.
Наместник тотчас же приказал своим приближенным отправиться к пирожнику, но они нашли лавку уже разрушенной, так как слуги уже исполнили приказание визиря и ждали возвращения своего господина из дворца.
«Что могли они найти в варенье? – думал между тем Бедр-Эд-Дин, – чтобы из-за этого подвергнуть меня такому наказанию?»
Визирь, вернувшись от наместника, от которого он получил позволение взять обидчика своего и увести его, велел позвать к себе пирожника. Вследствие этого его привели с завязанными назад руками, и Гассан, увидав своего дядю, горько заплакал и сказал:
– О господин мой! Какое сделал я преступление?
– Это ты сам варил яблочное варенье? – спросил его визирь.
– Сам, – отвечал он, – оно столь дурно, что вы хотите отрубить мне голову?
– Это еще самое слабое наказание, – отвечал визирь.
– Неужели я не узнаю, в каком преступлении меня обвиняют? – спросил Гассан.
– А вот сейчас узнаешь, – отвечал визирь и крикнул своей прислуге: – Подведите верблюдов.
Гассана тотчас же взяли, положили в сундуки и, замкнув его, отправились с ним в путь. Ехали, не останавливаясь до самой ночи. Сняв Бедр-Эд-Дина, прислуга покормила его, и все отдохнули, после чего его заперли опять в ящик и повезли до следующей станции. Тут его опять сняли, и визирь сказал ему:
– Это ты сам варил яблочное варенье?
– Сам, господин мой!
– Наденьте колодки на его ноги, – распорядился визирь. Ему надели на ноги колодки, снова уложили его в сундуки и направились в Каир. Прибыв в квартал, называвшийся Эр Рейданеехом, визирь приказал вынуть Бедр-Эд-Дина из сундука и, призвав плотника, сказал ему:
– Сколоти для этого человека позорный столб.
– Что хочешь ты делать со столбом? – спросили Бедр-Эд-Дин.
– Я хочу пригвоздить тебя к нему, – отвечал визирь, – и, приколотив гвоздями, провести тебя по всему городу.
– Да за что же хочешь ты поступить так со мной?
– За твое дурное приготовление яблочного варенья. Зачем не кладешь ты в него перца?
– И за то, что я не кладу перца, – вскричал Бедр-Эд-Дин, – ты хочешь казнить меня? Разве не довольно тебе того, что ты заключил меня в сундук и кормил кое-как?
– За то, что ты не положил перцу, – ответил визирь, – ты поплатишься не более и не менее, как своею жизнью.
Услыхав это, Бедр-Эд-Дин были страшно поражен. Проклиная судьбу свою, он погрузился в глубокое раздумье.
– О чем ты задумался? – спросил его визирь.
– Глупый человек, – отвечал он, – неужели, если бы ты был поумнее, ты поступил бы так со мною только из-за того, что я не положил перцу?
– Мы обязаны наказать тебя, – отвечал визирь, – для того чтобы ты не сделал этого во второй раз.
– Да ничтожной части того, что вы сделали, было бы совершенно достаточно.
– Смерть твоя неизбежна, – отвечал визирь.
Разговор этот происходил в то время, как столяр сколачивал крест, и Гассан смотрел на него.
Между тем наступила ночь, и визирь, положив Гассана снова в сундук, сказал:
– Завтра тебя пригвоздят к столбу.
Визирь ждал до тех пор, пока Гассан не заснул, тогда он велел везти его к себе домой и, прибыв туда, сказал своей дочери Сит-Эль-Газни:
– Слава Аллаху, возвратившему тебе сына твоего дяди! Иди и прикажи уставить дом совершенно так, как он был уставлен в день твоей свадьбы!
Она тотчас же приказала своим рабыням уставлять вещи. Рабыни зажгли свечи, а визирь принес бумагу, на которой было написано, на каком месте какая стояла вещь, и они поставили все так, как было написано, и убрали дом так, как он был убран в день свадьбы. Визирь приказал положить и чалму Бедр-Эд-Дина на то самое место, на которое он положил в день своего брака, как положили и штаны, и кошелек подле матраца, и дочери приказал одеться совершенно так же, как она была одета в день своей свадьбы, и прийти в спальню.
– Когда сын твоего дяди, – сказал он ей, – войдет в эту комнату, то скажи ему: «Однако же надолго уходил сегодня ночью от меня», и потребуй, чтобы он вернулся к тебе и пробыл бы с тобой до утра.
Устроив все как следует, визирь вынул Гассана Бедр-Эд-Дина из сундука, велел снять с него колодки и, сняв с него верхнюю одежду, оставил его в одной рубашке.
Все это сделалось в то время, как он спал и, следовательно, ничего не слыхал. Проснулся же он в ярко освещенной комнате.
– Вижу ли я это во сне или наяву? – проговорил он.
Он встал и, подойдя к двери, заглянул в нее и увидал, что это та самая комната, в которой ему показывали невесту. Он тотчас жe нашел спальню и увидал свою чалму, и постель, и штаны. Смущенный всем этим, он ходил то туда, то сюда и повторял:
– Сплю я или не сплю? – Он потер себе лоб и постоянно с удивлением повторял: – Клянусь Аллахом, это та самая комната, где была моя невеста, а между тем меня только что заперли в сундук.
В то время как он говорил сам с собой, Сит-Эль-Газн приподняла край полога и сказала:
– О господин мой! Что же ты не идешь ко мне? Как давно ты ушел от меня сегодня ночью.
Услыхав это, он взглянул на ее лицо и, засмеявшись, сказал:
– Поистине я в этой комнате точно во сне!
Он подошел к постели, не переставая думать о том, что с ним случилось, но, как ни размышлял он, ничего не мог понять. Наконец, взглянув на свою чалму, штаны и кошелек с тысячью червонцев, он вскричал:
– Аллах Всеведущий! Право, мне кажется, что все это я вижу во сне!
И он совершенно терялся от удивления. Но тут Сит-Эль-Газн сказала ему:
– Отчего ты так удивлен? В начале ночи ты был совсем не таким.
Он же засмеялся и спросил ее:
– Сколько лет был я в отсутствии?