Никто! Запомните! И знайте наперёд:
Я жизнь отдам за матушку Россию!
История одного дня
(отрывок)
Дома его ждала жена. Она всё это время корила себя за взрывной характер и молилась, чтобы с её любимым ничего дурного не произошло. Она ждала своего мужа весь день и всю ночь. Чёрт заявился на порог под утро. На нём было надето что-то очень странное, и воняло чем-то очень посторонним. Жена, увидев мужа живым и невредимым, сразу успокоилась, но, опять-таки продемонстрировав характер, развернулась и пошла в спальню.
Лёжа на кровати, она прислушивалась к странным звукам, доносившимся из коридора. Вытягивая шею, она старалась рассмотреть, что же там происходит. И тут она просто взорвалась от смеха. Её Чёрт полз на четвереньках, то и дело упираясь рогами в стенку, и жалобно мяукал.
– Мя-а-у-у. Мя-а-у-у, – повторял он тоненьким голоском.
Господи, как мало нам для счастья нужно… Все обиды, скандалы, разбросанные по комнате носки и разлитая вода – всё это такие мелочи, и обращать на них внимание просто не имеет смысла. Главное – понимание в семье.
Что было дальше? А дальше было всё как у людей. Слёзы, страсти, поцелуи и т. д.
Через девять месяцев в семье чертей родился маленький чертёнок. Чёрт, вопреки всему, назвал его Саньком.
Ольга Грибанова
Родилась в СанктПетербурге (тогда Ленинград). Окончила русское отделение филологического факультета ЛГУ (ныне СпбГУ). 20 лет проработала в школе преподавателем русского языка и литературы.
В 2018 г. стала членом ИСП.
Сборник прозы «Неведомый путь», изданный в ИСП в 2019 г., отмечен Благодарностью от депутатов Государственной Думы.
Роман «Слепые и прозревшие» удостоен Премии Дмитрия Донского (2020). Автор получила звание лауреата I степени Московской литературной премии – 2019 г.
Сборник стихотворений «Отражения, тени и сны» вышел в финал конкурса Московской литературной премии биеннале – 2020–2022.
В 2022 г. Ольга Грибанова стала лауреатом Гранпри Московской литературной премиибиеннале – 2020–2022 в области публицистики за сборник статей и очерков «Размышления о несъедобном».
Главы из мистической повести
«Неведомый путь»
Глава 8
Тела моего больше не существовало. Оно растворилось в необъятной волне, которая, накрыв скалы и разорвавшись на десяток потоков, затопила весь песчаный берег.
Это не было больно. Это не было страшно.
Страх и боль принадлежали растаявшему моему телу. Теперь я был холоден, подвижен и совершенно свободен. Мой Путь был для меня открыт.
Лишь на мгновение дрогнуло что-то в моих недрах, когда промелькнули в памяти два моих сердечка. Но теперь во мне бились миллиарды чужих сердец: рыбы, дельфины, моллюски – всё живое было во мне. А я спокойно и холодно носил их в себе. И шёл я вперёд по моему Пути, зная, что не нужно мне ни сна, ни покоя.
Иной раз ветер вздымал меня к небу и разбивал в пыль, но это ничуть не мешало мне быть собой и в следующую секунду собрать себя воедино. Постепенно ветер устал от бесплодной игры со мной, затих и уснул.
И тогда Солнце протянуло мне горячую ладонь. Я вдруг очнулся от холодного покоя и затрепетал от любви к нему, потянулся ввысь, поднялся над морскою плотью духом бесплотным и стал ещё свободнее.
Горизонт выгнулся дугой. Где-то на его краю вынырнула из моря зелёная земля.
Здесь, на высоте, я опять стал плотью, ледяной, жгучей, и с каждой минутой становился всё тяжелее.
Солнце, любовь и жизнь моя, было всё так же далеко и недоступно. Напрасно я рвался к нему в светлой тоске – моя отяжелевшая плоть потеряла летучесть. Тоска моя темнела, прорастала гневом и злобой на своё бессилие, на водную гладь подо мной, которая питала меня новым бременем, на зелёную землю вдалеке, выплывающую из-под дуги горизонта. И на ветер, который когда-то был мне другом, потом стал врагом, а теперь – досадной помехой, потому что не приближал меня к моему Солнцу, а нёс к зелёной ненужной земле.
А Солнце, будто смеясь над моей любовью, уходило от меня к другому краю горизонта – и вот уж исчезло, погрузив мир во тьму. И в отчаянье и гневе я возненавидел и Солнце.
Солнце меж тем сделало круг и выглянуло из-за ненавистной мне Земли, пытаясь её защитить от моей ярости. Но я не мог простить обиду ни Солнцу, ни Земле. Я забыл о Пути, я хотел только мести. Был я Водой – стал я Огнём.
И обрушился вниз, чтобы уничтожить земной, цветной, радостный мир прямо подо мной. Огонь вырвался из меня острыми стрелами, с треском и грохотом разрывая меня в клочки.
И упал я частыми каплями на зелёную Землю, и слился с ней в поцелуе. Она обняла меня страстно и жарко, и познал я Великую Тайну Зачатия.
Минута – и повторился я в весёлом, бойком ручейке, непослушном, как все дети, и мудром, как мы с Землёй.
– Ручеёк, дай напиться! – послышался весёлый голос.
Рядом озорно подпрыгивал на четырёх лапах пушистый шоколадный зверёк с длинным хвостом. Я протянул ему воды на прозрачной ладони, он вытянул шейку с кремовым галстучком и начал лакать, шумно фыркая и облизывая тёмный носик.
– Уф! Хорошо, ручей! Отдохну с тобою рядом. Какую кобру я сейчас одолел, видел бы ты, – в два моих роста от носа до хвоста!
– И не испугался?
– Мы, мангусты, не боимся. Мы всегда побеждаем змей! Знаешь, как я её? Вот представь, что ты кобра, она так же ползёт, извиваясь, среди камней. Я затаился, к земле прижался, она меня и не видит. А потом вот так, и вот так, и вот так!
Мангуст запрыгал по траве, как мячик на ножках.
– Она свой воротник раскинула, шипит. Р-раз на меня – и мимо! Р-раз – и мимо! Потому что я Мангуст! Я быстрее кобры думаю! Я ловлю её мысль и обгоняю её!
Мангуст хохотал от радости, кувыркался в траве и всё не мог успокоиться.
– А потом она – р-раз и шею мне подставила, растяпа! А я её – кусь! И держу. А она дрыгается, сбросить меня хочет. Разве меня можно сбросить – я же Мангуст!
Он прыгал по моему дну всеми четырьмя лапами, вздымал тучи брызг, шлёпал по воде хвостом, выскакивал на берег, шумно отряхиваясь. Наконец упал в траву кремовым брюшком кверху и блаженно закрыл глаза.
– Уф! Устал!
Но вдруг белые длинные усики затрепетали, носик смешно сморщился, и Мангуст открыл глаза.
– Что такое? Что это?
Мимо пронеслась стайка неведомых птичек:
– Огонь! Огонь! Спасайся! Скорее!
Теперь я, ручей, ясно видел пелену, ползущую из леса, слышал топот лап и копыт, звериные и птичьи крики. Трещали заросли, сквозь кустарник ломились рогатые, клыкастые, куцые и длиннохвостые, забыв, кто из них охотник, а кто добыча. Нарастал гул, как будто проснулся пчелиный рой, жалобные стоны неслись из чащи и таяли в гудении и треске…
Лишь мой Мангуст в бешенстве скакал по тлеющей траве и кричал: