Коробка Кошмаров

Ирис Аполло

Имаго

– Впервые это случилось, когда я подписала развод. Контрольный пакет акций нашей конторы упорхнул в портфель бывшего мужа. Бывшего! Даже сейчас не могу поверить! Одна виртуальная подпись перечеркнула жизнь. Вы слышите меня, док?

– Да, продолжайте!

– Тогда это и началось. Комок в горле, обычный при волнении, вдруг зашевелился под кожей. Сам. Я глотнула воды, но стало только хуже.

– Значит, раньше вода помогала?

– Раньше такого не было!

Гэл вспомнила как выскочила из кабинета юриста, и кинулась в туалет. Горло изнутри щекотали сотни холодных лапок, поднимаясь все выше, уже задевая гланды.

На глаза навернулись слезы, она, склонившись над раковиной, исторгла из себя полстакана воды вместе с каким-то невероятным насекомым.

– Там была бабочка! Живая, док! Огромная.

Насекомое оказалось красивым и омерзительным одновременно. Его цепкие лапки ухватились за край раковины, оно ловко перевернулось со спинки на живот. Темно синие крылья, дрожа, расправились. Вид у бабочки был помятый.

С минуту Гэл ошалело смотрела на неё, пытаясь вспомнить где только что видала такую же… ах, да! Печать мужа на документах – бабочка в круге.

Когда антенны усиков полностью распрямились, бабочка тяжело взлетела, сделала неловкий пируэт над унитазом и уселась на зеркало. А Гэл потихоньку, чтобы не спугнуть её, приоткрыла дверь. Одним прыжком оказалась в коридоре, и побежала прочь.

– Миссис Роуз, вы с детства боитесь больших насекомых, верно?!

– Не люблю крупных, – с достоинством ответила Гэл выпрямившись, потому что доктор назвал её миссис Роуз, – карамора, богомол, саранча. А бабочек, только если очень больших… не люблю!

Она поежилась и покрылась мурашками с ног до головы, вспомнив богомола. Ей было пять лет, когда он заполз к родителям в палатку, и стал водить лапками, будто колдовал! И ей тогда он показался огромным. Даже толкиновского Барлога она всегда представляла исключительно богомолом. А греческая саранча ещё страшнее! Больше ладони Армана! Да и бабочки вылетали изо рта огромные… Тошнота вновь подкатила к самому горлу. И Гэл привычным жестом прикрыла шею, чтобы скрыть шевеление под кожей.

– Бабочка, значит, осталась в туалете. Может вам показалось? Фото не сделали?

– Были ещё случаи. Несколько раз… не пришло в голову сфотографировать…

– Подождём с выводами, миссис Роуз. Расскажите об этих… э-э-э-э… приступах. Как часто они происходят? И куда Вы деваете насекомых.

– Раньше было раз в неделю, а теперь каждый день. Зато они появляются не так внезапно. Можно за час понять… по щекотке в горле. Будто пенятся пузырьки на выдохе! А потом она уже ползёт вверх. Главное, чтобы крылья внутри не раскрыла! Может застрять.

Доктор по ту сторону экрана ноутбука нахмурился.

– Так, так, и куда вы их…

– Вторую я выпустила в окно. Третья случилась ночью, и я посадила её в банку, а с утра вытрясла в форточку. Теперь я стараюсь дойти до ближайшего парка, когда начинается приступ. Что бы сразу – на травку. Они все разные, и цветом, и размером, а в отеле их нечем кормить. Хотела сделать рентген, чтобы узнать много ли ещё там… куколок. Но раздумала – может им вредно облучение? Я даже кофе перестала пить – горячий. Боюсь обварить. Они ведь живые!

В кафе пахло булочками и свежим экспрессо. Но рядом с ноутом на столе Гэл стоял только дежурный стакан воды.

– Любопытно, очень любопытно, – док снял толстые очки и стал неспеша протирать линзы краем халата, – Расскажите, сильно нервничали из-за развода?

– Порядком. Хотя развод казался мне закономерным. Дети выросли. Муж в деловых поездках месяцами. Мало внимания, только сиди и жди звонка, – Гэл вздохнула.

– Влюбились?!

Она покраснела, закрыла лицо руками.

– Да.

– Кто был инициатором бракоразводного процесса?

– Я, – не отнимая рук от пылающих щёк, затараторила Гэл, – Арман не хотел. Год тянул с ответом. А когда я уже начала колебаться – не вернуться ли, он вдруг согласился, но сам не явился. Оформили через юриста – мужу акции, а мне – наш дом.

– Кто-нибудь видел этих бабочек кроме Вас? Вы живете у своего друга?

– Нет, никто… – слезы на клавиатуре уже, – мы с ним тоже… расстались. Чтобы проверить чувства. Я не могу день за днём – еда, любовь, сон, еда, любовь, сон – и так по кругу! Я работать хочу. Арман по сути отстранил меня от дел, забрав акции. Лишил права голоса! Я любила нашу волшебную работу! В ней все строилось на доверии. А я предала Армана – ушла, без объяснения причин. Я даже не могу вернуться в дом, где я была счастлива – с ним! Как я одна буду там жить?!

Гэл охрипла и сильно закашлялась, комок в горле зашевелился. Он был больше обычного. Воздуха уже не хватало.

– О! Вот опять! Сейчас полезет! Не могу больше говорить… док! Отключаюсь.

– Минутку! Это у Вас от волнения – бабочки! – заторопился доктор. – Реакция на стресс. Переезжайте назад в Ваш дом. Начнёте новую жизнь. Найдёте работу, заведёте собаку – бабочки и закончатся. А рецепт я вам пришлю на почту! Пейте по инструкции. Если через неделю приема бабочки все ещё будут появляться – наберите меня!

– Спасибо, док. На связи!

Гэл захлопнула крышку ноутбука, оглядываясь в поисках уборной.

Лишь бы было не занято!

На этот раз все оказалось намного хуже. Пусть доктор не поверил. Но интуиция подсказывала ей – эта последняя!

А сейчас необходимо было выжить.

Бабочка была гораздо больше, и позывы жёстче. Гэл поняла, хрипя, что сейчас задохнётся… прямо здесь – в туалете пиццерии. Трудно представить конец глупее для сталкера удаленных миров! В глазах потемнело, колени тряслись. Она уже готова была сдаться, расцарапывая горло, но, сквозь шум крови в ушах услышала знакомый голос:

– Давай, бейби!

И закричала в ответ, точнее, зарычала отчаявшимся зверем:

– А-а-а-арман!!!

Злость и тошнота наконец сделали своё дело: в раковину выпала полураскрывшаяся куколка, и Гэл удалось вдохнуть. Голова кружилась. Зажмурившись и ухватившись за раковину чтобы не упасть, Гэл жадно глотала воздух. Боль в ободранном горле, жажда, как всегда после… этого, и облегчение!

Она почти ощупью включила воду – сполоснуть рот. Перламутровая слизь куколки размылась под струей, и сквозь слезы Гэл увидела в раковине голую девочку. Она тёрла кулачками глаза, а мокрые изумрудные крылышки, дрожа, уже распрямлялись у неё за спиной.

– Сталкеры не сходят с ума, – вслух подумала Гэл, и собственный осипший голос показался ей чужим, – потому что и так сумасшедшие! У меня профдеформация.

Дрожащею рукой она еле попала в карман толстовки, вытащила очки.

Девочка оказалась прелестной: потянулась, зевнула. И доверчиво протянула к Гэл маленькую ручку.