Зимняя романтика. Адвент-календарь историй о любви

– Угу, – ответила я.

И, не удержавшись, бросила взгляд за спину.

Убежишь от такого!

Из кухни тянуло мятой, жженым сахаром и тестом. Мороз пек свое антиновогоднее – вот уж выдумал тоже! – печенье и варил прозрачные голубые льдинки леденцов, которые собирался положить на стойку в качестве бесплатного угощения. В прихожей висел красный костюм с синтетической шапочкой, в холодильнике остывала бутылка шампанского. А на подоконнике сушилась новая вывеска с Ледяной Королевой, которая выглядела не неприступной, а загадочной и, по мнению Мороза, чертами бледного лица походила на меня. Хотя, как по мне, таланта к рисованию чего-либо не в стиле пин-ап у моего самопровозглашенного бизнес-партнера не было от слова вообще.

Как вышло, что Мороз вдруг вошел в мою жизнь, просочился в кафе и на кухню, окружив меня шутками, леденцами и домашним печеньем?

Я не знала.

Наверное, забыла закрыть форточку.

Но почему-то только сейчас я осознала, что… не против этого вторжения.

Доктор медицинских наук улыбнулась – как будто поняла, о чем я подумала, по одному взгляду и дрогнувшим уголкам губ.

– Разреши себе двигаться дальше, Кристина. И продолжай жить.

Я кивнула, вполуха прислушиваясь к возне на кухне. Кажется, Мороз уже достал из духовки печенье… и, кажется, пора было начать называть его по имени – Марком.

Марк Морозов.

Кто бы мог подумать…

Монитор мигнул – сессия подходила к концу.

– С праздником вас, Эммелина, – торопливо проговорила я и вдруг поняла, что впервые за несколько лет реально признала его наличие.

Наличие этого жуткого… ладно, не всегда… Нового года.

И наличие Марка… рядом.

* * *

Полночь встречали вместе.

Я закрыла кафе после последнего клиента, давая убежище всем, кому некуда было податься предпраздничным вечером – некоторые традиции стоили того, чтобы их сохранять, даже когда моя собственная жизнь за короткий месяц сделала разворот на сто восемьдесят градусов, – и поднялась в уже не такую пустую квартиру, встречавшую запахом ужина и мятного печенья. Мороз открыл шампанское. Мы расстелили пестрое покрывало на широком подоконнике, откуда видна была заснеженная улица, мое кафе с новой вывеской, угол площади и собравшиеся в ожидании фейерверка люди.

– За нас, Ледяная Королева?

– За нас, Марк Морозов.

– Пообещай, что в следующем году согласишься поехать со мной на океан. Солнце, пальмы, серфинг…

– Нет. – И, опережая, добавила: – В следующем году ты научишь меня кататься на коньках. А через год – украшенные мишурой пальмы. И пина-колада.

– А через два – придумаем.

– Да.

– Да.

За окном громыхнуло.

Бом!

И разноцветные искры фейерверка отразились в веселых пузырьках, отсчитывая начало нашей новой жизни.

КОНЕЦ

8

Метель

Саша Арсланова

Следы уводили в самую чащу, и я остановилась, переводя дыхание. Нельзя идти! Только не в эту ночь, когда один год уходил, не желая давать дорогу другому без боя. Негоже мне, жалкой, вставать на пути чудес. Нельзя моим человеческим глазам глядеть на эту битву. Потому и метель набирала силу, опускаясь на лес, потому и ветер гнул верхушки деревьев. «Уходи, уходи», – шептали они. Чуть запоздаю – не найду дорогу домой, и не поможет мне верный помощник Буян, прижавшийся теплой белой шубой к моему бедру. Не ему тягаться с силами природы.

Пес заскулил, заглядывая в глаза.

– Пора нам, – я потрепала его по мохнатому загривку. – Родители с сестрами, поди, заждались уже.

Буян переступил толстыми лапами, потянул носом.

– А там и стол уже накрыт, – продолжала я говорить, – и окорок румяный над огнем поспевает, и пироги в печи доходят.

Но друг только головой мотнул, потянул меня за штанину, уговаривая двигаться дальше.

Не думала я, что задержимся сегодня в лесу. Вышли поутру, проверили силки, поставленные на зайцев, поздоровались с шумными белками, оставили им под деревом новогоднее угощение. И собиралась же я до темноты вернуться, но у опушки, с которой уже были видны крыши домиков нашей деревеньки, верный Буян заволновался, заметался, а потом припал на передние лапы, беря след.

Надо было отозвать пса, но я, посмотрев, как его белая шуба скрывается за деревьями, развернула лыжи. Солнце выглядывало из-за надвигающихся туч, несколько часов у нас еще было. Тем более, что я и сама вскоре увидела человеческие следы. Другое дело, кто в здравом уме в зимний лес пойдет без лыж, проваливаясь в глубоких сугробах? Но Буян все оглядывался, ждал меня, и я заспешила. А ну кто заплутал, заблудился в нашей чаще под Новый год? Не выберется ведь живым в эту ночь, никто еще не возвращался.

– Сгинем тут оба, – простонала я, вытирая лицо. Метель усилилась, острыми иглами жгла кожу.

Буян виновато облизнулся, показывая страшенные клыки. Осторожно взял меня за рукавицу, заскулил, зовя за собой.

– Да кто ж там? – сердито сказала я, нащупывая лук за спиной. Стрел я много не брала, не охотиться шла. Но и в чащу соваться совсем без оружия было боязно. Только лук и старый, еще дедов, нож, который не раз выручал.

Буян прыгнул, оглядываясь, и я вздохнула.

– Иду.

В глубине леса было потише, деревья сплелись ветвями над головой и ограждали от сильного ветра. Потому негромкое рычание друга я услышала сразу. И потянулась к луку, тихонько вытаскивая стрелу. Что там?

Замерла на месте, зубами стащив рукавицы, сдвинула шапку со лба, чтоб не мешалась, и натянула тетиву, медленно поворачиваясь вокруг. Меж деревьев мелькнул белый мех, и Буян встал рядом, грозно поднял хвост, вздыбил шерсть на холке.

Я присела, все еще держа лук на изготовку. Протяжный волчий вой разорвал тишину. По шее побежали мурашки, поднимая волоски. Отхлынула кровь от лица. Вот и новогодняя ночь. Знала же, что нельзя задерживаться. Знала!