– Станислав Иванович Белов, восемнадцати лет от роду. Проживает с матерью, отчимом и младшей сестрой. Отец осужден на пожизненное за тройное убийство с отягчающими. Мать мотала два срока за воровство. Отчим тоже та еще сука, клейма ставить негде. Выдающаяся, в общем, семейка. Сестрица только не при делах. Надо понимать, молодая еще, потом наверстает.
– А сам он? ? осведомился Старик.
– Вот насчет самого информации почти нет. Страдает аутизмом и латентной шизофренией. Полгода провел в лечебнице, потом выписали. День-деньской сидит взаперти, в четырех стенах. Чем занимается, неизвестно.
– Это как раз известно, ? выпалила Сибирячка. ? Детей мучает.
Я крякнул с досады.
– Пока не пойман, не вор. Значит, так: Тамара, возьмешь мое корыто и вместе с Настюхой дуйте на объект. Чтобы к утру были на месте! Поляну ту с пнем найдете?
Томка кивнула.
– Не волнуйся, найдем.
– Хорошо. Как прибудете, кинете смс, мы со Стариком сразу начнем. И это… поосторожнее там.
– Что ж так? ? не удержалась от сарказма Настя. ? Чего осторожничать, если все это бред сумасшедшего? Ты же в бесовщину не веришь.
Я помолчал. Затем признался:
– Не верю. В бесовщину нет. Но я верю в чудеса. В то, что они случаются. Иногда, крайне редко, но бывают.
* * *
Анастасия Юденич, 20 лет, общежитие МСГУ, Ярославское шоссе, Москва, студентка второго курса
Меня колотило дрожью с самого утра. Стояло тихое, ласковое бабье лето, и лес был спокойным и строгим, и мягко стелилась под ногами покорная увядающая трава, а меня крутило от нетерпения и острого ощущения надвигающейся опасности.
– Что с тобой? ? встревоженно спросила усевшаяся на тот самый пень, за которым терялись следы пропавшего, Томка. ? За мужиков волнуешься? Напрасно. Леший и Старик люди тертые, за просто так не подставятся.
– За нас, выходит, ты не беспокоишься? ? спросила я.
– А за нас-то чего? ? Томка пожала плечами. ? Где псих, и где мы. Сидим, ждем. Если случится что, Леший нам сообщит. Только ты уж прости, подружка, что тут может случиться?
– Не веришь? ? вопросом на вопрос ответила я.
– Да как тебе сказать. Я как Леший. В хорошее верю. В дерьмо всякое ? нет.
– Это потому…
Я не успела закончить фразу. Метрах к пятнадцати к востоку лесная опушка вдруг будто треснула, раздалась в стороны. Меня опалило жаром, от грохота заложило уши, и ярким светом хлестануло по глазам. Не удержав равновесия, я упала на спину, но тут же вскочила и бросилась туда, где в багровом мареве с треском валились деревья, огнем занимались кусты, и кто-то невидимый утробно ревел, будто от нестерпимой боли.
– Назад, ? орала у меня за спиной Томка. ? Назад, дура! Назад!
Я головой вперед нырнула в марево, с треском, будто паутина, разорвавшееся под напором. Перекатилась в падении, вскочила на ноги.
Вокруг меня умирал, рушился невиданный мир. Стремительно увядала трава, падали как подкошенные диковинные цветы. На северном горизонте накренился и повалился лес, на восточном, надломившись, обрушился горный пик. На западном…
Я обернулась на запад и обмерла. С разящего багряными сполохами неба на меня стремительно несся дракон.
* * *
Стас Белов, 18 лет, Некрасовка, Москва, без определенных занятий
Пленник издыхал. Он не мог уже больше перемещаться и недвижно лежал в траве, скукожившись, свернувшись в калач, будто пытался уменьшиться в размерах перед гибелью. В своей разодранной, нелепой красной тужурке он выглядел каплей крови, оброненной на зеленое сукно.
«Часа два осталось, ? по опыту определил я. ? Может, три».
Я мог бы помочь умирающему и отправить к нему ящера или тигра, но почему-то делать этого не хотелось. Я как раз пытался сообразить, почему именно, когда на пороге нарисовался Толян.
– Слышь, придурок, ? гаркнул он. ? Аутист гребаный. Сиди тут и не высовывайся, понял? Я спрашиваю: понял, сука?
Я не ответил, Толян убрался, и стало тихо. Курва, как обычно, затемно отправилась на завод ишачить. Малолетка накануне прихворнула и потому в школу не пошла ? валялась в спальне, которую раньше делила с каргой, на огороженной ширмой кушетке сразу за гладильной доской. Я намеревался побездельничать, наблюдая, как издыхает пленник, так что никуда высовываться и не собирался. Толян мог быть спокоен.
С четверть часа я то тут, то там лениво латал Залесье. Добавил деревьев туда, где прохудился лес. Повернул реку, чтобы орошала дальние луга. Проредил не в меру расплодившуюся волчью стаю. Изредка я бросал взгляд-другой на умирающего маменькиного сынка. Тот еще дышал.
Я собирался заглянуть в пещерный город проведать львов, когда в своей спальне заорала вдруг малолетка.
– Стас, помоги, ? истошно голосила она, как тогда, три дня назад. ? Стас! Ста-а-а-а-асик!
С четверть минуты я раздумывал. Затем нехотя поднялся на ноги. «Пусть только попробует, гнида», ? вспомнил я свои неосторожно сказанные слова. Малолетка продолжала орать, и я медленно, нога за ногу, потащился на голос. Пересек гостиную и ступил через порог спальни.
Из-за ширмы доносились теперь звуки возни, крик малолетки стих, сменившись на скулеж, и я подумал, что Толян, видать, ее уже изнасиловал, и надо бы вернуться к себе, но почему-то возвращаться не стал. Вместо этого я подхватил с гладильной доски утюг и рванул створки ширмы на себя.
При виде меня Толян извернулся, вскочил на ноги и махнул рукой. Я не успел понять, что произошло. Мне стало вдруг больно, нестерпимо больно. Утюг выпал и загремел по половицам. Я упал на колени, затем завалился на спину. Боль ярилась, бесновалась у меня в груди. И почему-то назойливо ввинчивался в уши дребезжащий зуммер дверного звонка.
* * *
Артем Головин, 36 лет, Печатники, Москва, старший группы Лиса-4 поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт», позывной Леший
– Довольно, ? каркнул Старик, когда доносящиеся изнутри крики стихли. ? А ну, отойди в сторону!
Он перестал жать кнопку дверного звонка и отступил назад. Я посторонился. Секунду спустя Старик с разбега высадил ногой входную дверь. Мы ворвались вовнутрь.
Здоровенный, голый, с ног до головы татуированный бугай с раскроенным черепом лежал ничком на пороге спальни. Забившись в угол и заходясь икотой, мелко тряслась расхристанная, растрепанная девица. Замаранный кровью чугунный утюг прикорнул к стене у ее ног.
Станислав Белов, раскинув руки, лежал на полу спальни навзничь. Рукоять ножа выпирала у него из грудины. На губах пузырилась кровавая пена, но он еще дышал. Я упал перед ним на колени, рывком обернулся к Старику.
– Скорую!
Старик скривил губы. Неспешно огляделся по сторонам.
– Зачем? ? процедил он. ? Зачем скорую? Тут за нас проделали нашу работу ? этот уже не жилец. Звоним ментам и уходим.
– Постой, ? я метнулся к девице. ? Это ты? ? мотнул я головой в сторону бугая. ? Это ты его?
Девица затряслась пуще прежнего, судорожно закивала. Я сорвал с пояса флягу с водой.