Китайская поэзия
Китайская поэзия
© Г.В. Стручалина, перевод, составление и комментарии, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Предисловие от переводчика
Цветы, рождённые кистью. Китайская лирика от Тао Юаньмина до Лу Синя
В китайском языке есть идиома би ся шэн хуа – «под кончиком кисти рождаются цветы». И это – одна из высших похвал сочинителю и каллиграфу. При том, что классическая китайская литература насчитывает историю длиной более двух тысяч лет и в этой истории сохранились оценки творчества многих и многих талантливых мастеров слова, не каждого из них признавали способным «создать цветы на кончике кисти».
Первый, о ком говорят источники – это поэт и прозаик IX века Ду Му, искусный в написании как классических стихов-четверостиший, так и длинных поэм, и эссеистической прозы. Однако он был не один – у каждого китайского поэта были и есть предшественники, современники и потомки, потому можно сказать, что каждый был цветком на живой ветке, которая постоянно прирастала. Каждый рождался частью целого, творил частью целого и, оставляя свои лучшие работы людям, уходя в историю, становился частью целого.
Китайская поэзия, как и сам китайский язык, контекстна. Но она не только отвечает созвучной ей и окружающей поэта действительности: проводам или встречам друзей, странствиям, милостям или гневу сильных мира сего, карьерным удачам или неудачам, войнам или любовным драмам. Личный контекст в классических китайских стихах вписан в контекст былых ситуаций, уже звучавших в строках современников или предшественников. И новое стихотворение описывает ситуацию так, что рано или поздно найдётся творец, который вступит с этими строками в резонанс и в диалог.
Китайская поэзия диалогична. Она предполагает не только диалог между автором былого и автором настоящего или автором настоящего и автором будущего. Она предполагает диалог и сотворчество между автором и читателем. И тут читателю, конечно, важен контекст. Чем дальше по времени китайский поэт от своего читателя, тем больше читатель нуждается в контекстном комментарии. И это относится в равной степени как к китайскому читателю, так и к иностранному. Но если контекст хоть немного известен, читатель обнаруживает удивительную вещь: в стихах оставлено место для его собственных мыслей, ассоциаций, эмоций и чувств.
Поэт не подавляет волю и творческое мышление своего читателя, а приглашает его к напряжённому творческому общению. Возможно, потому многие классические китайские стихи довольно коротки – одно или два четверостишия, – зато весьма концентрированы и насыщены в содержательном и выразительном отношении.
При том, что китайская поэзия лаконична, она крайне живописна и музыкальна, эта поэзия сохраняла синкретичность искусств не одну тысячу лет. Записанная иероглифами, декламируемая нараспев или пропетая на мелодии известных песен, она воздействует на разные органы чувств. На пути к сердцу обращается к нашему опыту восприятия звуков, форм, запахов и, разумеется, к зрительным образам.
Китайскую поэзию стоит читать неторопливо, визуализируя каждое слово, соотнося образ с образом, вдумываясь в их контрасты и созвучность. Иногда текст стихотворения не содержит ни одного любезного нашему сердцу тропа: ни сравнений, ни метафор, ни прочих ухищрений автор может и не применять, а лишь простым перечислением объектов «в кадре» создать у вдумчивого читателя или слушателя ощущение погружения в эмоционально насыщенное пространство.
Потому китайскую и вообще восточную поэзию, и работу её создателей можно соотнести с работой режиссёра при съёмке фильма: тот выбирает натуру, выбирает время съёмок – чтобы игра света сама, часто без вмешательства осветителей или же при их тонком управлении, проявляла характер натуры, он, режиссёр, окончательно монтирует снятые кадры, в итоге достигая впечатления экспрессии или созерцательности.
Китайская поэзия потенциально кинематографична, она построена на динамике планов и опирается на параллелизм – и в языке, и в образах, и в их оценках.
Увидеть параллель, связь между не всегда близкими вещами и явлениями – этому учит китайская поэзия. Она дидактична: обучает мышлению, обучает литературе, обучает языку, прививает вкус и чувство гармоничного стиля. Потому переводить китайскую поэзию всегда сложно и всегда интересно. Данная подборка не претендует на системность антологии, она отражает процесс постижения, путь знакомства переводчика с цветами, которые распустились благодаря таланту, чернилам и кисти.
Галина Стручалина
屈原
楚辞
Цюй Юань
(около 340–277 до н. э.)
Из чуских строф
Красавица уже пьяна, зарделись щёчки от вина,И ясный прежде глаз прищурила игриво.Узорчатая лента в волосах ослабла, и на плечи – ах! —Упали волосы – сияющая грива.Комментарий переводчика:
Чуские строфы (по названию одного из древних государств на территории Китая – Чу) – поэтическая антология времён Сражающихся Царств. Одним из её авторов считается Цюй Юань, день трагической смерти которого в водах реки Мило доныне отмечается как всенародный весенний Праздник драконьих лодок или Праздник двойной пятёрки.
陶渊明
饮酒·其五
Тао Юаньмин
(около 365–427)
Из цикла «За вином»
Жить среди людей – и не быть в толпе.Как мне удалось? – Верен я себе.У ограды я хризантемы рву —Вижу же Наньшань – и легко живу.Над горой закат дымку золотит,Парами домой стая птиц летит.Вот где жизни смысл!.. И готов я былВысказать его – но слова забыл …Комментарий переводчика:
Наньшань (Южная гора) – указание на величественный горный комплекс Лушань, часто упоминавшийся в древней китайской поэзии, а также возвышенность, где, возможно, были расположены могилы предков поэта.
薛道蘅
人日思归
Сюэ Даохэн
(540–609)
В день человека думаю о возвращении
Вcего семь дней, как в мир пришла весна.Уже два года от родных прошли вдали.Вослед гусиной стае возвращусь, —Подумалось: ещё цветы не расцвели.Комментарий переводчика:
День человека – праздник в череде новогодних, седьмой день от начала года, связан с легендой о том, как богиня Нюйва создала из глины первых людей.
骆宾王
咏 鹅
Ло Биньван
(640–684)
Воспеваю гуся
«Га-га-га», – гусь, выгнув шею, песню громкую запел.К небу крик его протяжный над затокой полетел.Перья белые всплывают над зелёною водой,Лапы красные взбивают гладь прозрачную волной.Комментарий переводчика:
Жизнь Ло Биньвана была не слишком длинной даже по меркам VII века и оборвалась насильственной смертью в результате перипетий политической борьбы. Стихов Ло Биньван написал не так уж много. Но его всё же относят к четырём величайшим поэтам Ранней Тан. Однако ещё считается, что все его поэтические сочинения, даже самые удачные, уступают этому стихотворению, которое он сочинил в возрасте семи лет.
王勃
滕王阁
Ван Бо
(650–676)
Дворец Тэнского князя
Высокий дворец князя Тэн над рекою. Здесь нежный звучал перезвонКолец из нефрита в парадных покоях. Отпел, отплясал нынче он.Рассветные тучки влетают, как птицы, под балки, в их пёстрый узор.Стемнеет – и жемчуга нити в светлице свернутся дождями из Западных гор.Текут облака и глубокие тени, созвездия, дни и года.Утерян и счёт их среди поколений…Которая осень приходит сюда?Где князь из дворца, где дворцовая свита?.. За внешней оградой река.Янцзы здесь пустынна, свободна, открыта… Бессмысленна и глубока.Комментарий переводчика:
Кольцами, подвесками из нефрита украшалась одежда высшей знати; особые подвески носили члены императорской фамилии, этими издающими мелодичный звон драгоценными предметами украшались и их экипажи, дома. Завесы из жемчуга традиционно украшали покои императоров и принцев.
В оригинале, чтобы подчеркнуть былое величие, да и размеры здания, а также его открытость всем стихиям и двадцатилетнее запустение, автор упоминает топонимы: горный уезд Наньпу, из которого прилетают облака и смешиваются с нарисованными на потолках (современное название – Ваньчжоу, район городского подчинения в городе Чунцин), и Сишань, или Западные горы, известные своими туманами после дождя.
Стихотворение Ван Бо приложено к основной работе молодого поэта – «Предисловию к стихам во дворце Тэнского князя». В качестве модного интеллектуального развлечения и приношения хозяину, гостям пиров эпохи Тан нередко предлагали сочинить экспромты и посоревноваться в поэтическом мастерстве. Среди гостей губернатора Янь Боюя по случаю обновления дворца, бывшей резиденции члена правящей фамилии, Ван Бо был самым младшим. Но оказался самым талантливым: его тонкое, поэтичное, уважительное по тону эссе-предисловие к стихотворениям того вечера снискало не только всеобщее восхищение гостей, но и стало хрестоматийным в китайской литературе на века. По преданию, Ван Бо написал его тушью на одном дыхании, не сделав ни единой помарки.
陳子昂
登幽州台歌
Чэнь Цзыан
(659/661–700/701)
Песня о восхождении на ючжоускую башню
Отсюда не видать ни древних мудрецов,Ни тех, кто, может быть, им явится на смену.Бескрайний мир вокруг, и я средь облаковОдин горюю здесь и слёзы лью на стену.Комментарий переводчика:
Башня Ючжоутай, или Золотая башня – знаменитая башня среди укреплений Великой китайской стены, находилась в Ючжоу, древнем городе, какое-то время бывшем столицей. Сейчас эта территория – район города Пекина.
Во времена поэта башня уже была местом памяти о событиях древней эпохи Сражающихся царств: здесь были земли слабого царства Янь; местный правитель Чжао-ван, спровоцировавший у себя разрушительную гражданскую войну с многочисленными жертвами, обвинил соседнее царство Ци, которое вторглось в Янь и вернуло ему трон, в агрессии. Чжао-ван провозгласил, что будет, чтобы отомстить Ци, приглашать к себе мудрых и образованных людей из других царств. С их помощью он занялся восстановлением страны, к тому же проявлял заботу о простом народе – в итоге его государство быстро стало сильным и богатым. Тогда же была построена и башня.
Со временем Чжао-вану удалось собрать вокруг себя коалицию из других царств и напасть на Ци. Хотя столица пала, царству Ци удалось выстоять и изгнать захватчиков. Чжоу-ван умер, а при преемниках его царство быстро утратило силы и в конце концов потеряло независимость. Лишь башня осталась символом недолгого, но плодотворного сотрудничества интеллектуалов-учёных и власти.
贺知章
咏柳/柳枝词
Хэ Чжичжан
(659–744)
Воспевая Иву
Из яшмы зелёное платье скрывает фигуру до пят,И тысячи веток упругих, как ленты из шёлка, висят.Кто выкроил тонко из листьев узоры умелой рукой?Похоже, что ветер весенний был этот искусный портной!Комментарий переводчика:
Чувствительность к цвету, его эстетизация – характерная черта старинной азиатской поэзии. Множество разных оттенков зелёного представлено в китайских стихах. Поэт упоминает яркий, но при этом нежный оттенок, какой часто встречается у зелёной яшмы. В переносном значении этим словом называют небогатую, но утончённую девушку.
回乡偶书
Экспромт на возвращение в родные края
Юнцом я путь держал, но старым возвратился:В родных местах лишь говор сохранился.Седого, детям не дано меня узнать,С улыбкой спросят: «Гость откуда к нам явился?»* * *С тех пор, как я здесь жил, прошло немало лет.Вернулся – а иных знакомых больше нет,Лишь озеро Цзинху, как прежде, у ворот.Но древнюю волну весна не всколыхнёт…Комментарий переводчика:
Поэт служил в столице, лишь полвека спустя он вернулся в родной Юнсин (совр. Ханчжоу). Цзинху – Зеркальное озеро под горой Гуйцзи.
张九龄
感遇 其一
Чжан Цзюлин
(673–740)
Из цикла «С благодарностью»
Весною всё заполонит посконник молодой,Османтус осенью цветёт, сияет белизной.Бушуют, радостью они и силою полны,Как жизнь просты и для неё на праздник рождены.Кто знает, как траве простой отшельник будет рад:Он на колени упадёт, заслышав аромат!Трава, деревья – в них найдёшь природы дух живой.И как сорвать их умолять того, кто чист душой?Комментарий переводчика:
В китайском языке исторически сложилось, что одним ведущим иероглифом обозначаются разные виды растений – корица, кассия и османтус. Этим объясняется разночтение, что за дерево растёт на Луне в китайских мифах. Однако в стихотворении Чжан Цзюлина благодаря сопоставлению с другим растением, посконником китайским, многозначность снимается.
Османтус в Азии символизирует любовь, благополучие и счастье. Он и посконник – душистые, неприхотливые и воплощают естественную, природную красоту, физическую и душевную.
王昌龄
芙蓉楼送辛渐
Ван Чанлин
(698–757)
Лотосовый терем
Провожаю Синь Цзяня
Два стихотворения
Шёл дождь над рекой: беспрерывный,холодный, и воды смешались вдали.Мы прибыли в княжество У среди ночи, приют ненадолго нашли.Рассвет… Расстаёмся… Смотрю я на гору – она одиноко стоит.В Лояне кто спросит – скажи, моё сердце всё то же: как лёд и нефрит.* * *К югу от Даньяна осень хмурит море.К северу, где горы, – тёмный небосвод.Наверху в покоях провожаю друга.Хмель меня сегодня, видно, не берёт.Тихо-тихо в мире, берег обезлюдел.И река безмолвна, стыло-холодна.Я один сегодня провожаю друга, в сердце мне сияет ясная луна.Комментарий переводчика:
Стихотворения примерно датированы 742 годом н. э. Ван Чанлин уже давно был отправлен из тогдашней столицы, Цзяннина (ныне г. Нанкин), служить в провинцию, что означало понижение в должности. Служил он от столицы не так далеко, на территории современной провинции Цзянсу. Его друг, Синь Цзянь, держал путь на службу в город Лоян, в котором Ван Чанлин некогда жил. Путь проходил по Янцзы, которую Синь Цзянь в итоге должен был пересечь. Предполагается, что из столицы до Жуньчжоу (городского округа Чжэньцзян провинции Цзянсу) друзья ехали вместе; достигнув земель в Цзянсу, на которых в древности стояло княжество или царство У, они провели ночь в «Лотосовом тереме» – двухэтажном павильонепитейной с видом на реку, – а на рассвете простились.
В оригинале поэт использует метафору из стихотворения своего предшественника Бао Чжао (407 или 414–466, период династии Лю Сун): сердце как «лёд в нефритовом чайнике для вина», которая описывает кристально чистую душу; человека, сохранившего верность идеалам.
Даньян – город уездного значения в провинции Цзянсу.
出塞
Выходя из пограничной крепости
Цинь времена и Хань… Границы, лунный свет… Поход на край земли… Назад пришедших нет… Летучий генерал, что нынче так далёк, Будь жив – и конь врага Иньшань не пересёк!Комментарий переводчика:
Времена Цинь и Хань – времена древних империй.
Лунчэнский летучий генерал – так прозвали воинственные кочевники-сюнну своего врага, китайского полководца Ли Гуана.
Иньшань – горы на территории современной Внутренней Монголии, в древности – естественная граница между ханьцами и кочевниками.
李白
古朗月行
Ли Бо
(701–762)
Под ясной луною былого брожу
В детстве был я мал, думал, что луна —Из нефрита таз и в ночи видна.А быть может, то – зеркало блеститВ Яшмовом дворце ярко, как нефрит?«Это Дух луны свесил ноги вниз?Нет, в коричный ствол тени вдруг слились!..»«Заяц, что толчёт снадобье давноВ ступке на луне … Для кого оно?..»Если мгла ползла жадно по луне,Жабою она представлялась мне.«Девять солнц подбил стрелами герой,Чтобы в небесах был всегда покой.Вдруг спугнёт Луну ядовитый мракИ потом её не найдём никак?..»Так узнал я скорбь, но как быть — не знал.И тот горький страх сердце разбивал.Комментарий переводчика:
В стихотворении перечисляются мифы, связанные с луной: на ней, по разным преданиям, живут лунный заяц (символ счастья), лунная жаба (некоторые отождествляют её с наказанной богиней луны Чанъэ), лунный возница Ван-Шу. Там растёт дерево корицы или османтуса, символизирующее Вечное древо.
Герой, подбивший девять солнц-воронов, – лучник Хоу И, муж богини Чанъэ, победитель чудовищ. По легенде, десять солнц однажды вышли на небо одновременно, и это вызвало хаос в небесных сферах и страшную засуху на земле.
Яшмовый дворец, Нефритовые чертоги – обиталище святых, обычно по даосской мифологии; также ассоциировались с луной.
静夜思
Мысли тихой ночью
Передо мною лунный свет – как иней на земле.Поднимешь голову — луна сияет в вышине,Опустишь голову — тоска под ясною луной,И мысли грустные придут о стороне родной.Комментарий переводчика:
«Думы» ещё в китайские «Средние века» отобрали в «Стихи тысячи поэтов» – книгу, по которой учились дети грамотных сословий. Сборник редактировался и дополнялся, в итоге из стихотворения исчезла «горная луна» из ранних редакций и появился более известный и в Китае, и за его пределами «свет ясной луны».
山中问答
Вопрос и ответ в горах
Говорят: «Что забыл ты на этой горе?Словно птица, гнездишься в лесу!»Улыбаясь лишь, только молчу я в ответ и покой в своём сердце несу.Цветы персиков сносит в неясную даль протекающий мимо ручей.Кроме той, что вокруг, есть иная страна, и она далека от людей.Комментарий переводчика:
Стихотворение содержит отсылку к знаменитой поэме Тао Юаньмина «Персиковый источник». В ней некий рыбак, поднимаясь по реке, неожиданно оказывается у незнакомых берегов, усаженных цветущими персиковыми деревьями, среди людей, не знающих гнёта, войн, голода и страданий, живущих по заветам предков, пять веков назад бежавших сюда от смуты в стране. Погостив среди жителей селения, рыбак возвращается назад, и следующая его попытка найти затерянный край не увенчивается успехом.
黄 鹤 楼 送 孟浩然之广陵
В башне жёлтого журавля провожаю Мэн Хаожаня в Гуанлин
Оставив Башню журавля, мой друг сейчас плывёт,Как будто в облаке цветов, в Гуанлин по глади вод.Уже и паруса его далёкий силуэтВ весенней дымке на реке свой растворяет след.С лазурью неба слившись, он в дали совсем исчез.И только вижу, как Янцзы течёт за край небес.Комментарий переводчика:
Башня Жёлтого журавля – архитектурный памятник времён Троецарствия, находится в районе Учан современного Уханя.
Гуанлин – в настоящее время район города Янчжоу.
孟浩然
与诸子登岘山
Мэн Хаожань
(689–740)
С учёными друзьями поднялись на гору Сяньшань
И люди, и дела, побеги дав, увянут.Исчезнет старина, сегодняшним став днём.Но горы и река красоты сохраняют, к которым восходя, мы память обретём.Юйлянская коса под осень обнажилась.Темнеет глубиной вода в Озёрах грёз.Здесь генерала Яна могила сохранилась.Я надпись прочитал — рукав мой полон слёз.Комментарий переводчика:
Сяньшань – название гор в провинции Хубэй.
Генерал Ян – Ян Ху, военачальник III века, времён Троецарствия, разработал и представил план завоевания соседнего царства У, но не дожил до его реализации.
Жители приграничного города Сянъян, где Ян Ху проходил службу и прославился добрым отношением к населению из царства У, после смерти генерала проявляя благодарность, воздвигли памятник, перед которым многие выражали скорбь, – настолько, что памятник вскоре получил название «Стела слёз».
春晓
Весенний рассвет
Весенний сон… Рассвет проспишь, бывало;Кругом повсюду – щебет пташек малых.Шумели ночью дождь и ветер за окном.Кто знает, сколько лепестков опало?Комментарий переводчика:
Для китайской поэзии характерны типичные пейзажи, как для голландской живописи – натюрморты с одними и теми же фруктами, дичью или рыбой, а для полотен художников итальянского Возрождения – нагие малыши-путти с крылышками и без. Обладая ограниченным набором образов, поэт проявляет утончённую изобретательность в их компоновке и сочетании с деталями личного, автобиографического характера.
王维
送元二使安西
Ван Вэй
(690‐е или 701–761)
Подарил второму из братьев Юань, посланному в Аньси
Утренний дождь в Вэйчэне лёгкую пыль смочил.Двор постоялый, ивы, полные вешних сил.Чашу с вином прощальным заново осуши:В дальнем краю не будет рядом родной души.Комментарий переводчика:
Аньси – территория китайского военного протектората, тянувшаяся в сторону Персии. Военные и чиновники направлялись в этот район в длительные, многолетние командировки.
Вэйчэн – находился в районе тогдашнего Сяньяна, бывшей столицы Циньской империи, сожжённой после её падения. Сейчас это Сиань в провинции Шэньси. Вэйчэн оставался перевалочным пунктом многочисленных караванов Шёлкового пути долгое время, здесь же упомянут как последний северо-западный «оплот» китайской территории, за которым начитаются опасные, населённые варварами земли.
竹里馆
Хижина в бамбуковой роще
Ты один сидишь: сумерки, вокруг чащи сонной тишь, молчалив бамбук…Гладишь струны цинь; словно птах ночной, нараспев твердишь стих протяжный свой…Тёмен лес, глубок; одинок приют; и пути сюда люди не найдут.Лишь придёт луна позднею порой, и глаза в глаза – только с ней одной.Комментарий переводчика:
Цинь – собирательное наименование для древних струнных инструментов-хордофонов (к таким же относятся цитры и гусли). Все имеют длинный, горизонтально лежащий корпус-резонатор, пять-семь и более струн. Звуки извлекаются щипком, а также гладяще-скользящим прижиманием подушечки пальца (приём вибрато).
画
Картина
Смотрю издалека: все краски скал видны.Послушал, подойдя: нет, не шумит вода.Весна уже прошла, но всё цветут цветы.Не распугает птиц и мой приход сюда.Комментарий переводчика:
Традиционная китайская живопись (как монохромная, так и красочная) строилась вокруг нескольких типовых сюжетов и объектов изображения: шань-шуй (горы и воды, чаще речные и озёрные), хуа-няо (цветы и птицы), жэнь-у (люди и вещи). Каждое такое «направление» обрастало многочисленными ответвлениями: цветы и насекомые (например, бабочки или цикады), бамбук под ветром; сосны и камни; карпы в ручье. Изображение «мёртвой» натуры расходилось с идеями китайских философов, потому даже высохшие ветки, сухостой и камни художники делали носителями живого образа.
终南别业 (中岁颇好道)
Живу в уединении в Чжуннаньских горах
Я в зрелом возрасте ступил на добрый путь, а на закате – перебрался в горы.Нахлынет радость – ухожу куда-нибудь и познаю себя через просторы.Дойдя туда, где не найдёшь и ручейка, сижу, смотрю на облаков теченье.Случайно встретив дровосека-старика, смеюсь, болтаю, позабыв про время.Комментарий переводчика:
