Сингулярность 2.0. Биотех

Люди всегда уступали хищникам по длине клыков и остроте когтей, по скорости и силе. Но именно человек стал сверххищником, уничтожив или сократив численность всех прочих. И сделал это благодаря своему уму, который позволял хитрить и создавать инструменты и оружие, придающие дополнительные силы. Металл всяко прочнее когтей.

– А ты неплох, – выдохнул Адонай, когда противники вновь сошлись в мимолетном клинче. – Но тебе это не поможет. Я убью тебя. Как мои братья прямо сейчас убивают всех лоялистов. А знаешь, что будет потом?

Изо рта Адоная вырвался длинный язык в лицо Есугея, вынудив того отшатнуться. Воины вновь разошлись. Проклятый клинок фениксийца успел чиркнуть по ноге Есугея, оставив глубокую прорезь в металле. Степной воин, казалось, и не заметил этого.

– А потом я найду Лику, – пообещал Адонай. – И убью ее. Медленно. Ее и твое отродье, которое она носит в своем чреве. Вытащу его и проглочу целиком.

Дух Есугея обрушился с небес в его тело. Жизнь стремительным потоком окутала чувства воина, а из глубин естества поднялся яростный огонь, наполняющий мышцы новыми силами. Схватка приобрела значимость. Теперь бой с Адонаем был не просто правильным делом. Теперь дело стало предельно личным.

Когда-то Есугей боялся привязанностей, считая, что они открывают дорогу страху. Страху за себя и за других. Однако сейчас, при угрозе близким людям, страха не было. Была лишь страстная решимость защитить их любой ценой. Решимость более глубокая, чем просто намерение. Хитрость и инструменты помогали человеку справляться с опасными хищниками, но было кое-что еще. Дух. Вера в нечто более высокое и ценное, чем сама жизнь. Крылья души, позволяющие человеку вознестись над звериными инстинктами и низменными желаниями и прикоснуться к чему-то высокому, божественному. Чтобы совершить то, что называется подвигом.

– Этого не будет, – отрезал воин.

Есугей вскинул левую руку, поймав чужацкий клинок пальцами. Металл зашипел и начал плавиться от контакта с проклятым мечом. Есугей быстрой мыслью отключил ощущения от руки. Одновременно его ступня обрушилась на ногу брата, прижимая ее к земле, а тальвар быстрым взмахом снизу вверх рассек броню и плоть фениксийца от бедра до ключицы.

Еще пару секунд оба воина стояли неподвижно, глядя друг другу в глаза. Потом Есугей шагнул назад. Адонай выронил свой меч, опустил взгляд вниз и рухнул на колени. Затем медленно завалился на спину.

Есугей подошел к поверженному брату и опустился на колени рядом с ним.

– Я… ненавижу тебя… за то… что так… вышло, – прошептал Адонай. Слова были едва различимы сквозь пузырение розовой слюны на губах умирающего воина.

– Мне жаль, что так вышло, – столь же тихо ответил Есугей. – Ведь я… все еще люблю тебя, брат.

– Ду…ра…ахх… – Адонай затих. Его тело обмякло, сферы глаз поблекли, голова склонилась набок, и ниточка слюны протянулась до земли, зашипев в пыли.

Есугей тяжело поднялся, опираясь на тальвар. Вокруг продолжалась битва. Верные солдаты медленно оттесняли бывших соратников к реке. Дым и поднятая взрывами пыль заволакивали воздух, но не были преградой для искусственного глаза.

Воин бросил последний взгляд на тело падшего брата и зашагал прочь. Его ждали другие сражения. Его ждали те, ради кого он сражался.

Алексей Ведин. Ген валькирии

1

Едва Татьяна надела халат, как прозвучал короткий сигнал. Она нажала кнопку на пульте, который держала в кармане халата, с двери исчезла голографическая панель. Клиентов было двое. Девушку Татьяна узнала: она приходила пару дней назад. Доктор запомнила ее не по дизайнерской одежде и украшениям, а по надменному выражению лица. Елена – так звали пациентку – подняла крик, когда Татьяна сказала ей, что невозможно отредактировать генокарту, открытую в другом месте.

«Что значит невозможно? Мой муж платит огромные деньги, чтобы его жена выслушивала отказы?!»

Елене объяснили, что можно было бы что-то придумать, не будь за генокартой никакой истории, но история была: Елена полгода назад пользовалась услугами другой клиники. Ей провели эмбриоэкстракцию – процедуру, при которой на первых неделях беременности извлекают зародыш, судьба которого затем теряется где-то в недрах фонда «Вторая жизнь», ныне закрытого по подозрению в черной генетике. Поэтому практически бессмысленно редактировать старую генокарту, ведь информация об эмбриоэкстракции после скандала со «Второй жизнью» попала в руки правоохранительных органов. С тех пор женщины, прибегавшие к подобной процедуре, носили в генокарте настоящее клеймо. Частные же компании не имели доступа к базам министерства внутренних дел, а потому не могли стереть запись о предыдущей беременности, закончившейся подобным образом.

– А вот и тот, кто платит огромные деньги, – сказала доктор, разглядывая через дверь мужчину, что стоял рядом с Еленой.

Увидеть можно было только строгий костюм и блестящие туфли. Лицо расплывалось из-за рефлекторных очков, которые носили люди, не желающие попасться на хитрости с голографическими панелями. К тому же людей в таких очках не опознать по камерам.

Доктор нажала на другую кнопку на пульте, и дверь сдвинулась в сторону.

– Наконец, – сказал мужчина, снимая очки.

Татьяна подумала: «Зря он боится быть опознанным, ведь тогда пришлось бы запомнить совсем невыразительное лицо: полноватое, с высокими залысинами, блестящим лбом и опухшим от употребления алкоголя носом».

– Добрый день, присаживайтесь, – сказала Татьяна.

Пара села в кресла напротив стола.

Елена держалась так, точно никогда тут не была. Разглядывала белые стены, диплом врача-генетика, тыл широкого монитора, изредка смотрела на доктора, но тут же отводила взгляд. Казалось, она хотела этим взглядом сделать Татьяне больно. Точно обжечь кончиком невидимого кнута.

Мужчина достал из кармана пиджака телефон.

– Татьяна Сергеевна? – спросил он, глядя в экран.

– Все верно.

– Мы пришли на геномацию эмбриона, – сказал мужчина, убирая телефон.

– Только «геномодификацию», – исправила Татьяна и села за стол. – Тогда приступим.

Она провела пальцем по экрану – к паре из стола выдвинулись два планшета.

– Возьмите, – сказала Татьяна, – так будет удобнее.

Мужчина взял планшет и прищурился, пытаясь разобрать что-то на экране. Девушка положила устройство на колени и еще раз обожгла взглядом доктора.

– На кого зарегистрирован эмбрион? – спросила Татьяна.

– На нее, – мужчина кивнул в сторону девушки и продолжил изучать экран, который подбрасывал ему рекламные баннеры.

– Напомните, пожалуйста, вашу фамилию, – обратилась Татьяна к девушке.

– Напомнить? Танюша, разве мы с тобой когда-нибудь виделись? – спросила Елена. Под белой кожей щек заходили жевательные мышцы.

– Мне кажется…

Губы Елены задрожали.

– Нет, вряд ли. Тогда скажите, пожалуйста, вашу фамилию, чтобы я могла найти эмбрион в базе.

Девушка назвала фамилию. На последнем слоге ее голос сорвался.

– Нервишки шалят, Лен? Успокойся, – сказал мужчина.

– Да, да, конечно, – сказала она, сделала глубокий вдох и положила руку на локоть мужчины.

– Вы наверняка знаете, как тут все устроено, но, согласно правилам, я должна вам объяснить еще раз, – сказала Татьяна.

Мужчина кивнул. Елена закатила глаза и пару раз стукнула каблучком.

– Пока вы платили только за хранение эмбриона, – начала Татьяна. – Все последующие операции мы рассчитаем отдельно. Как только вы предоставите мне генокарты, мы обговорим все детали персональной геномодификации или, как это теперь принято называть, генной кастомизации. Технологии клиники «TomorrowTech» позволяют проводить кастомизацию на всех доступных гражданской генетике уровнях. По большому счету, наши возможности по отношению к эмбриону ограничены только вашей волей.

– И кошельком… – улыбнулся мужчина.