Ева. Сборник прозы и поэзии участников литературной премии
Глава 2
Было начало послеобеденного времени, небо было голубым. Это был прекрасный солнечный день начала осени. Два мальчика – Тайсир двенадцати лет, самый умный из них, и одиннадцатилетний Малик, самый боеспособный, прозванный сверстниками твердоголовым, потому что он ни за что не уступал, – веселились на полную катушку со своим мячом.
Они были соседями по лестничной площадке в здании, расположенном прямо за парком, и учились в одной и той же школе. Оба делили страсть к футболу с детства. Мяч летел от одного к другому с большой ловкостью, и кому удавалось дольше удерживать его у себя под ногой, тот побеждал! Иногда слышались свистки, изредка несколько дружелюбных оскорблений: «Тыква!», «Старая морковка!», «Морщинистая картошка!», «Гнилой банан!», «Шакшука!»[3]. Затем весёлый, беззаботный смех нарастал.
Внезапно жёлто-чёрный мяч приземлился на колени мужчины лет шестидесяти, сидящего на скамье: смуглое лицо, длинное, худое, как кисточка, с большими губами и острым носом, волосы гладкие, пепельные, покрытые желтоватым налётом от количества выкуренных сигарет с момента его рождения (или почти с того времени). Его было легко узнать по особенной походке, напоминающей страусиную, и по рукам, свисающим как бесполезное продолжение его тела: персонаж, действительно выбивающийся из общей картины!
Он сидел на скамье, которую он захватил, – и днём, и ночью, краска на которой отслоилась и треснула, казалось, что её довольно сильно потрепали погодные условия и смена сезонов; она так и не получила свежего слоя с тех пор, как служители муниципалитета впервые поставили её в этом месте. От мужчины исходило угрожающее напряжение, но в глубине души он был не таким уж опасным; всё, чего он хотел, —
это чтобы его оставили в покое на этой конкретной скамье, которую он занимал неотрывно с момента обустройства этого общественного сада.
Он прекращал бормотать слова, смысл которых знал только он сам, только тогда, когда к нему обращались некоторые постоянные посетители парка, обычно молодёжь, бездельники, которые насмехались над ним и пытались спровоцировать, чтобы услышать его беспрецедентную красноречивость. Из его рта вырывались целые строки оскорблений и грубых слов, скопившихся за десятилетия в этом довольно грустном месте; именно это принесло ему прозвище «сумасшедший». Рядом с ним лежал его вечный мешок, который служил ему также подушкой. Когда наступала ночь, а прохожих становилось всё меньше, он вынимал оттуда одеяло, потерявшее свой цвет и сохранившее только запах затхлости и рвоты, и устраивался на скамье во весь рост, положив голову на свой мешок.
«Сумасшедший» отбил мяч небезопасным ударом ноги, заставив шар гудеть. Он издал цепочку ругательств, вырвавшихся из его рта, и показавших охристо-жёлтый зуб, мерцающий под лучами солнца. Дети разразились смехом, поймали мяч и снова принялись за свою игру, продолжая смеяться и издеваться над ним.
Глава 3
В конце дня парк начал опустошаться от посетителей. Опаздывающие нарастающим темпом ускоряли шаг. Уличные торговцы уже ушли полчаса назад.
И вот пришёл сторож парка, его поступь была видна издалека и весьма раздражала чувствительные души: он ковылял.
Мужчина, невысокий, полный, скорее круглый. Он был в своей любимой кепке цвета хаки, которую никогда не снимал, скрывая лысину, со временем становившуюся всё заметнее. Это создавало удивительный контраст с его бровями, сплошными и щетинистыми, и щеками, покрытыми десятидневной щетиной. Полосатая футболка придавала сторожу более молодой вид, чем был его настоящий возраст. Его обувь сложно было определить, так как джинсы были слишком длинными – вероятно, это было его способом скрыть свою инвалидность. В руке у него был вечный чёрный пластиковый мешок. Иногда его видели наклоняющимся, чтобы поднять голыми руками некоторые бумажки от жвачек, конфет или семечек, брошенные детьми и даже некоторыми взрослыми! Он тут же сурово клал их в пакет, ругаясь яростно: «Ведь говорят, что есть мусорные баки!»
Как только он подошёл к скамейке «сумасшедшего», он недвусмысленно обратился к нему:
– Эй, ты! Хоп, хоп, хоп! Сегодня всё. Убирайся! Парк – не место для сна. Прекрати делать вид, что ты глухой! Исчезай, я тебе говорю! Иди спать в другое место, у тебя нет права превращать скамейку в свою штаб-квартиру, чёрт возьми! Мы приходим сюда просто прогуляться, это не отель! Собирай вещи и уходи, иначе я вызову полицию!
«Сумасшедший», после того, как пригляделся к сторожу своим взглядом морского волка, позволил себе ответить с уверенностью в своей правоте:
– Нет, я не уйду! Эта скамья моя, эта скамья – мой дом!
Раздражённый сторож парировал:
– Слушай, я выполняю свою работу, у меня нет ничего против тебя, но у тебя нет права занимать эту дурацкую скамью день и ночь! Чёрт побери! Убирайся! Закон есть закон, с законом не шутят!
«Сумасшедший» отвечал с волнением:
– Вот именно, закон запер меня в этом месте на пятнадцать лет, так что я здесь и останусь. Эта скамья – моя камера, я тебе говорю!
Уставший сторож пробормотал:
– О-о-о, какой замороченный, честное слово! Но, чёрт возьми, он настоящая неприятность! Ну ладно, ладно, забей!
И сторож продолжил свой путь, следя за каждой бумажкой на земле.
Иногда, почувствовав симпатию или даже жалость, он доставал сигарету из кармана и предлагал «сумасшедшему», который принимал её с удовольствием, с триумфальной улыбкой и блеском в глазах, думая: «Что же можно ожидать от человека, который никогда не мог устоять на месте и болтался во все стороны, как мёртвый лист, унесённый ветром? Вот я устоял пятнадцать лет подряд в этом месте. Доуиу![4] Гамбу не даст себя выгнать!»
Глава 4
Было девять часов вечера. Ночи становились всё прохладнее; приближался конец сезона. Лето, с его тянущимися днями безделья и угнетающей знойной погодой, заканчивалось. Свет бледно-жёлтых фонарей едва освещал парк. Шёпот листвы деревьев и их угрожающие тени, сочетаясь со звуком крыльев опаздывающих воробьёв, мяуканьем бродячих кошек, карканьем нескольких ворон, создавали ощущение беспокойства в этом внезапно ставшим мрачным месте с наступлением ночи. На своей скамейке «сумасшедший» ждал, пока редкие прохожие исчезнут, чтобы открыть свой мешок, бормоча непонятные слова.
Он достал вечный старый шерстяной плед, завернулся в него и вытянулся на скамейке, стараясь найти удобное положение для головы на своём мешке.
И начался долгий монолог хриплым голосом, прерываемый сухим кашлем курильщика. Внезапно он выпрямился, развернул плед, всматриваясь в темноту своим линзообразным глазом, и начал махать во тьме. Из его рта вырвался крик, который превратился в жалобу. Продолжая бормотать ругательства, он повернулся к своему мешку, нащупывая что-то внутри, и вытащил полупустую бутылку красного вина. Вынув пробку, выпил большой глоток, вытер рот тыльной стороной руки, закрыл бутыль и вернул её на место.
После этого снова лёг, положив голову на свой мешок в надежде на крепкий сон. Он поворачивал голову вправо, затем влево, затем снова вправо, его беспокойный взгляд что-то искал в темноте. «Сумасшедший» всё глубже погружался в ночь, напрасно пытаясь заглушить многочисленные настойчивые и зловещие голоса, исходящие отовсюду и ниоткуда.
Кто сказал, что ночь – награда за день? Сколько раз он хотел бы уничтожить все призраки прошлого! На данный момент у него было множество счетов с прошлым.
«Сумасшедший» снова поднялся и крепко прижал свой мешок к груди, опасаясь встретиться со своими старыми демонами. «Чего я должен бояться? – думал он, чтобы успокоить себя. – Я достиг той точки, где ничто из того, что приносит ночь, не может меня пугать».
Уставший, поддержанный вином, он наконец погрузился в тяжёлый сон; короткое перемирие с той тревогой, которую он нёс в себе с незапамятных времён. Невольно его психопатическое состояние распространялось на весь парк, и время замерло.
СанаА Бова
Пишет под псевдонимом. Настоящее имя – Оксана Голубова.
Родилась 24 сентября 1987 года в г. Ростове-на-Дону. Окончила ЮФУ по специальности «дизайнер среды», что поспособствовало увлечениям в художественной сфере.
Лауреат международных и всероссийских литературных конкурсов и премий, с каждым годом расширяющая список достижений. Заявила о себе как о поэте, участвуя во 2-м сезоне шоу «Хит» (2014).
С 2019 года получила несколько специальностей по программе профессиональной переподготовки, среди которых фитнес-тренер, семейный и практический психолог, коуч и другие.
С 2008 года работает над масштабной сагой «В тени времён» в жанре мистического фэнтези с элементами ужасов, включающей несколько серий.
Основатель творческого объединения BOVA TEAM, ставшего началом издательского проекта (2024).
Энциклопедия Димисар: Эпоха Агрона
Шаманьо
То, что пришло из ниоткуда,
Погрязнув в вибрационном потоке перемен,
Стало тенью самобытного испуга,
Превратив холст Вселенной в простой гобелен.
Явившись в реальность, где ничего, по сути, не было ещё создано, Пустота постоянно искала что-то, способное быть поглощённым её силой, но то, что имелось в этой Вселенной, не было способно привлечь Пустоту.
Шаманьо смирилась с нравоучениями отца и уже заложенными Бонтеланас правилами, но так и не приняла того факта, что даже Хаос почему-то создавал и творил вопреки его истинной сущности – поглощения. Ей казалось, что отец и сестра издеваются над ней, заставляя быть хорошей и правильной в их глазах. Тогда она решила, что покажет им все возможности духа Пустоты и сотворит нечто, способное испугать и шокировать.
Отделив от себя часть, она никак не ожидала, что перед ней предстанет не энергия, порабощающая и желающая повиновения, а прекрасный мужчина. Он являлся сосредоточением магии и солнечных энергий, что сокрылись за горизонтом существующей Вселенной. Он являлся проклятием и лунным благословением, что ещё не успело осветить темноту известных на тот день галактик. Дав ему имя Шаман, она взрастила Бога Проклятых, с удовольствием наблюдая, как любимая отцом Шаманяо начинала сходить с ума. Шаманьо испытывала удовольствие, видя безумие сестры, а когда та начала противиться воле отца, то и вовсе возгордилась своим достижением.
Но она не могла получить желаемого. Шаман отказывался быть частью её мира и закрыл от Шаманьо свой Сад души сразу же, как взрастил его. Пустота никак не ожидала такого неповиновения и пыталась сломить его дух. Но Бог Проклятых лишь высмеивал все её попытки, открыто называя своего создателя ничем. Его совершенно не тревожили чувства и желания Пустоты, которая, в свою очередь, считала Шамана своей собственностью.
Шаман, наконец, нашёл способ исчезнуть и скрыть все следы, не оставив ни одной возможности найти его. Оставшись без Шамана, у Шаманьо начался период истерик и срывов на отца и сестру. Но даже это ей сходило с рук, ведь для семьи она была продолжением отца, и даже равная ей по статусу сестра не могла похвастаться подобной благосклонностью.
Шли тысячелетия, но Шаман никак не проявлялся, и это превратилось для Шаманьо в навязчивое помешательство. Сам факт того, что кто-то пошёл против её воли, приводил Шаманьо в бешенство. Кто-то говорил, что в этом безумии она пыталась создать новых существ по подобию Шамана, но все попытки терпели крах в самом зачатке. Конечно же, это не могло не отразиться на её и без того сложном характере.
Поддавшись своим тёмным сторонам, Шаманьо погрузилась в собственную Пустоту и там нашла пугающую правду своего прошлого. На просторах её Сада души были сокрыты сотни, если не тысячи душ, что когда-то уже обрели свою погибель. Это был огромный мир, состоящий из множества лабиринтов, спиралевидных конструкций и тысяч энергетических порталов, в которых и находились души погибших Первородных.
Шаманьо не понимала, почему лишь сейчас смогла попасть в свой Сад души и каким образом не ощущала раньше столько обитателей внутри, ведь сейчас она буквально знала историю каждого из них. В сад Пустоты попадают те, кто навсегда утратил возможность переродиться и перейти в низшую форму жизни. С её появлением на просторах собственного сада в Шаманьо как будто проникла тревога, ведь картины прошлого преследовали и не оставляли ни на мгновение, словно опасаясь, что она забудет.
Она предстала перед зеркалом истинности и увидела прошлую версию себя. Ту себя, которая была Арканом Пустоты, и, счастливая, улыбалась рассветам, сидя на северной стороне лепестков Священного Лотоса.
Она улыбалась и казалась такой счастливой… Прекрасный Аркан Пустоты, которую боялся каждый, ведь именно она становилась вечным пристанищем для тех, кто нашёл свою смерть. Она была одна. Всегда одна, ведь даже на собраниях совета Батсарты и тренировках Арканов с ней никто не разговаривал без надобности. Лишь учитель Арканов не избегал Пустоту и иногда, но лишь иногда, приходил на северную вершину Священного Лотоса, чтобы поприветствовать рассвет двух солнц. Да, тогда Батсарту озаряло голубое и жёлтое солнце, и по легенде считалось, что это были души брата и сестры Субстрата, ставшего основой Священного Лотоса.
Шаманьо пропитало незнакомое ей в этом явлении чувство боли. Слёзы золотого цвета и тягучей субстанции скатились по щекам, а упав на землю, образовали бутоны каких-то длинных заострённых цветков, напоминающих конусы. Полагается, что именно тогда Шаманьо впервые осознала глубину собственной души и поняла, что её судьба – быть вечно одинокой. Она не была рождена, а значит, Хаос лишь вытащил их с Энергией души из какого-то сна и вернул к привычному состоянию материи. По факту они утратили воспоминания и обнулились до начального уровня, чтобы заново развиваться и пройти через становление Божественной сущности.
Шаманьо поняла, что в этом явлении ей хотя бы позволили быть сестрой и дочерью, а ценность этого дара для неё куда важнее всех недопониманий и желания быть лучше Энергии. Теперь Шаманьо была ясна истинная природа её поведения и всё, чего она желала, – исправить взаимоотношения с сестрой и поддерживать Агрона на пути его поисков Миссии света и Миссии тьмы. Они были семьёй, пусть и не кровной, но даже за эту связь надо сражаться и выстраивать крепкий фундамент взаимоотношений, основанный на под- держке и помощи.
Задержавшись в саду Пустоты на несколько лет, Шаманьо построила основу нового мира, где души не скитались в лабиринтах прошлого и не купались в водопадах воспоминаний. Теперь это были прекрасные дома на энергетических деревьях и цветах, где у каждой души было пристанище и возможность обрести оболочку. Пусть и в рамках её сада, но души умерших Первородных смогут продолжить своё существование, и оно не будет наполнено болью.
С того момента Шаманьо стала сдержанней и относилась к поведению сестры иначе. Она видела в Энергии забитую девочку, не осознающую всей мощи той силы, что пропитывала её. Когда Энергия создала галактики, Шаманьо сразу же поняла, что ей необходимо донести до сестры правду о её истинной сущности, что в прошлом являлась основной подпиткой Священного Лотоса, но Шаманяо не была готова слушать кого бы то ни было. Она погрязла в страхах, обидах, ярости и претензиях к отцу, даже не пытаясь посмотреть на происходящее иначе. Сёстры развивались, но разный темп не позволял Шаманяо принять Шаманьо, которая, в свою очередь, предпочла оставить всяческие попытки повлиять на Энергию.
На какое-то время для Шаманьо всё утратило смысл, и она пришла в Папирусный сад, чтобы попытаться найти ответы об истинности их с сестрой сущностей, но Бонтеланас отказались подарить Пустоте желаемое, направив её в пещеру Истинности духа, чтобы она самостоятельно прошла этот путь, доказав прежде всего самой себе скрытую в ней силу и истинность намерений.
Уже тогда Бонтеланас понимали, что Шаманьо не была искренней и едва понимала, для чего ей нужна правда о прошлом, которое уже утратило всякий смысл. Понимая, что ждёт Пустоту, Вилтас даже попыталась её остановить, но Шаманьо была упряма и, несмотря на предостережение, вошла в пещеру, где сразу же была накрыта защитной магией своего фамильяра души. Трёхглазый ворон, почувствовав опасность, проявил себя впервые, и это заставило Пустоту испугаться. Теперь ей наконец стали понятны слова Вилтас. Но пути назад не было.
– Спасибо, что проявился, Драко, – погладив птицу, удобно устроившуюся на плечах, Шаманьо улыбнулась. – Нам предстоит научиться многому с истоков, но мы ведь справимся?
Кар. Кар.
Птица недовольно потрусила головой и распахнула двухметровые крылья, создавая для Пустоты защитный плащ из собственных перьев, покрывающий не закрытые одеждой участки тела.
«Прошлое должно оставаться в прошлом» – именно знание этой истины должно было бы спасти Шаманьо от той реальности, в которую она погружалась всё глубже с каждым шагом.
Батсарта была сложным миром, и в нём не было места неповиновению или отхождению от правил, а все Арканы являлись выдрессированными солдатами армии Первородных, которых и за божества-то не считали. Тогда правили совершенно иные боги. Они были жестоки и не знали пощады ни к кому, кто нарушил хотя бы одно из правил.
Пустота пришла в мир Священного Серебряˊнного Лотоса с самых нижних ярусов и едва соотносилась по уровню с силами главенствующих в то время Мунь Яо и Жутэ Янь. Эти двое были детьми высшего чина и сражались за звание Первородного Аркана Жрицы, ведь их силы по уровню и значимости практически не отличались. Но Шаманьо не видела их эгоизма, а лишь была восхищена такой силой, манерами и навыками владения энергиями, которыми обладали эти двое. Подобно девчонке из низших слоёв общества, Пустота радовалась уже тому факту, что ей было дозволено стоять в одном зале со столь мощными проявлениями силы и дышать с ними одними испарениями Священного Лотоса, исцеляющего душу и укрепляющего зерно силы.
Шли годы усиленных тренировок и самосовершенствования, а Пустота так и не обретала друзей. Несмотря на развитие способностей и хорошие показатели, дети высших уровней Батсарты так и не приняли Пустоту. Никто не считал её равной, и лишь Мунь Яо иногда помогала Шаманьо в наработке сил, подбрасывая тот или иной артефакт, призванный укрепить зерно силы и зерно души, пусть даже не обмолвившись с ней ни разу и словом. Пустота знала, что это было проявлением доброты, и даже за это была благодарна.
Всё изменилось, когда Шаманьо влюбилась в своего учителя, единственного, кто разговаривал с ней без доли пренебрежения и смотрел без отвращения. И пусть она не решалась признаться в своих чувствах, все и так догадались, а потому травля её усилилась. С того момента и без того непростая жизнь превратилась в настоящий кошмар, пробудиться от которого не было ни единого шанса.
Арканы огненного круга начали открыто травить Шаманьо и задевать не только чувства, но и ранить её физически. Так как Пустота была слабее, раны на теле заживали медленно, а обезображенная порезами и ожогами кожа, на фоне совершенных физических оболочек остальных Арканов, делала её уродом, которого желали изгнать. Ей приходилось встречать каждый рассвет в лучах заживляющих энергий космических водопадов, чтобы хоть как-то ускорить регенерацию, и в один из таких ритуалов к ней пришла Мунь Яо. Она протянула Шаманьо огненный свиток и, усмехнувшись, села рядом:
– Редко кто способен подняться с нижних ярусов в мир Священного Лотоса и выжить. Ты показала, что достойна быть среди нас. – Мунь подмигнула Пустоте. – Этот свиток поможет тебе познать практики укрепления физической оболочки, и ты не будешь больше чувствовать боль от подобных ран.
– Почему ты помогаешь мне?
– Я не тебе помогаю, а себе, Шаманьо. На финальных испытаниях нас поставили в пару, а мне не хочется потерпеть поражение из-за твоей слабости. У нас есть ещё несколько недель, и я обучу тебя всему, что знаю.
– Пусть ты и делаешь это для себя, я благодарна тебе за помощь.
– Не благодари раньше времени. Поверь мне, ты не будешь рада моим урокам.
И Мунь Яо не обманула. Уроки и тренировки, которым подвергалась Пустота, были суровыми и в каких-то местах даже чрезмерно жестокими. Они забыли про сон, а время суток для Шаманьо и вовсе утратило смысл, ведь Мунь усердно следила за всеми процессами обучения и степенью усваиваемости Шаманьо.
В те дни Пустота была измотана, но одновременно и преисполнена счастьем, ведь ранее никто не уделял ей внимания и не заботился, пусть даже и не ради её благополучия, но это было проявлением тех чувств, о которых она давно забыла. Ей нравилось, насколько Мунь Яо отличалась от остальных и как упорно не поддавалась их правилам и законам, словно в её мире существовало только то, что она же для себя и создала. Взамен на это Шаманьо старалась так усердно, как только могла, а достигая собственного пика, вновь продолжала действовать до полного истощения.
Эти усилия не были напрасными, и на сражении «Возвышения Арканов» их дуэт победил с большим отрывом. Тогда Мунь Яо приобрела статус Жрицы, возглавив Арканы, а Шаманьо заняла место рядом, получив статус Оракула Пустоты, призванного сопровождать души тех, кто не может продолжить дальнейший путь трансформаций и перерождений.
Параллельно с ними взошёл Аркан Мага, победивший в «Стихийном сражении Арканов» и его приближённая, так же как и Шаманьо, пришедшая с низов, но ставшая Оракулом Энергии. Тань Шань по силе был первым, но Мунь Яо это ничуть не смущало, и уже в момент коронации она бросила ему вызов:
– Я не хочу быть на второй ступени силы, Аркан Мага. Ты не сильнее меня.
– Возможно, и не сильнее, но тем не менее я стал первым Арканом, соединившим в себе все уровни энергий и принявшим все существующие стихии, приручив драконов и фениксов, Мунь Яо. Насколько мне известно, ты чуть недотягиваешь в освоении некоторых стихий.
– Да как ты… – Мунь Яо с трудом сдержала себя в тот момент, ведь не по статусу ей было пререкаться с представителем Чёрного Лотоса. – Дай мне время, и я не просто дотяну до твоего уровня.
– Хорошо, Жрица Серебряˊнного Лотоса. У нас есть целая вечность для этого.
– Мне не нужна вечность!
Хоть Шаманьо и Мунь не были подругами, Пустота нашла в себе смелость и подошла к Жрице, остановив тот спор:
– Я обещаю, что пройду с тобой через все испытания и помогу всем, что в моих силах. Но сейчас не время ругаться с Тань Шань.
Шаманьо не смела и мечтать о столь высоком звании, а потому совершенно не думала о собственной безопасности, давая подобное обещание.
Тогда она даже не подозревала, какой чередой событий всё это обернётся для неё лично.
Любовь Большакова
Родилась в 1956 году в Красноярском крае РФ. Сейчас живёт в Республике Коми.
Профессиональная деятельность связана с детьми. Интерес к творчеству возник давно. Пишет стихи, рассказы для детей и о детях. Принимает участие в литературных конкурсах. В 2024 году Любовь Николаевна издала книжку стихов, загадок и сказок «Тропинка в детство».
Зелёное озеро
Отрывок из сказки «Путешествие карандашей»
Прокар бодро чертил дорожку, и вскоре они увидели ещё одно озеро – Зелёное. Вот как им повезло: и второе озеро быстро нашли!
Подошли братья ближе. Что такое? Зелёное-то оно зелёное, да какое-то не такое зелёное… Присмотрелись карандаши, а вода вся пеной да водорослями вредными, ядовитыми покрыта. В такую воду окунаться не захочешь. Увидело озеро гостей – еле-еле прошептало-пробулькало:
– Помогите мне, помогите, пожалуйста! Погибаю я, зарастаю грязью болотной.
– Что такое? Что с тобой, Зелёное озеро? – спросил Зелёный. А сам дышать не может, такой запах от воды повсюду.
– Я было чистым озером, все мной любовались. Вода всегда светлая, прохладная, вкусная, потому что на дне ключи чистые били. Но появилась Грязёвка болотная, стала воду мутить. Всем объявила, что теперь она будет Грязёвкой озёрной. Ключи на дне забила грязью да мусором, не могут они пробиться, пополнить меня свежей водой.
– Что за Грязёвка? Откуда она появилась? – возмутились братья. – Мы её прогоним! Не печалься. Сейчас тебе поможем, быстро очистим твою воду.
Схватили карандаши палки подлиннее, стали воду взбалтывать, но ещё хуже стало.
Приуныли братья. Что делать? Как озеру помочь?
Пока думали-горевали, Грязёвка появилась. Узнать её можно было сразу: вся скользкая, зелёно-серая – что лицо, что одежда. Пальцы водорослями перевиты. На голове вместо волос ряска болотная, осокой перевязанная, как украшение гнилушки болотные на шее висят – вместо ожерелья.
