Дом на краю темноты

Либо так, либо Эльза Дитмер была права – он был чудовищем.

– Это ужасно печально, – сказал я просто потому, что мне нужно было сказать хоть что-то.

– Да, – ответила Эльза, еще раз мягко дотронувшись до крестика. – Это небольшое утешение – знать, что милая Кэти теперь в лучшем месте. «Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное».

Позади нас один из колокольчиков на стене издал одинокий звон. Удивительно, учитывая их возраст и запустение. Я не думал, что они все еще звенят. Эльза тоже казалась шокированной. Она продолжала поглаживать крестик, и на ее лице появилось озабоченное выражение. Это выражение стало еще отчетливее, когда колокольчик зазвенел снова. На этот раз он продолжал звенеть – слабый, дрожащий звон, который, тем не менее, заполнил тихую кухню.

– Наверное, это Мэгги, – сказал я. – Я знал, что рано или поздно она найдет эти колокольчики. Я пойду наверх и попрошу ее прекратить.

Я проверил медную табличку над все еще звенящим колокольчиком – Комната Индиго – и поспешил вверх по лестнице. Воздух на первом этаже был густым от горящего шалфея, от чего мне стало понятно, что Джесс только что проходила мимо. Возможно, я слишком поспешил обвинить свою дочь, и звонила не она, а жена.

Я направился к передней части дома, ожидая увидеть Джесс, бродящую по гостиной и Комнате Индиго, дергая за случайные колокольчики, всю в клубах дыма. Но гостиная была пуста. Как и Комната Индиго.

Все, что я видел – это мебель, которую еще не освободили от чехлов, и чудесная картина Индиго Гарсон над камином. Единственным логичным объяснением звона, которое пришло мне в голову, был ветер, хотя даже это казалось маловероятным, учитывая, что в комнате не было заметного сквозняка.

Я уже собирался выйти из комнаты, когда заметил какое-то движение в глубине камина.

Через секунду что-то появилось.

Змея.

Серая, с параллельными полосками цвета ржавчины на спине, она соскользнула из камина и быстро поползла по полу.

Мгновенно среагировав, я схватил ближайший чехол с мебели и бросил его на змею. В ткани образовалась шипящая, извивающаяся выпуклость. С колотящимся в горле сердцем я схватил края ткани и собрал их в импровизированный мешок. Внутри змея металась и извивалась. Я держал мешок на расстоянии вытянутой руки, пока он дико раскачивался, и поспешил к входной двери.

Как только я сошел с крыльца, я бросил тряпку на подъездную дорожку. Ткань распахнулась, обнажив змею. Она лежала на спине, сверкнув кроваво-красным брюшком, прежде чем перевернуться и уползти в лес. Последнее, что я увидел, был взмах ее хвоста, когда она исчезла в подлеске.

Когда я повернулся к дому, то увидел Эльзу Дитмер на крыльце с рукой на сердце.

– В доме была змея? – спросила она с явной тревогой.

– Да, – я изучал ее лицо, которое сохранило то же самое напряженное выражение, которое я заметил еще на кухне. – Это плохая примета?

– Может, я слишком суеверна, мистер Холт, – сказала она, – но на вашем месте я бы разбила еще пару тарелок.

Глава четвертая

Эта женщина – Эльза Дитмер, что мне становится ясно только тогда, когда полиция и ее дочь прибывают с разницей в минуту.

Сначала полиция, вызванная звонком 911, который я в ужасе сделала пять минут назад. Вместо какого-то новобранца меня направляют к шефу полиции, женщине по имени Тесс Олкотт, которая, похоже, не слишком-то хочет здесь быть.

Она входит в дом с хмурым выражением лица и самоуверенной походкой киношного ковбоя. Я подозреваю, что и то и другое – притворство. То, что она должна делать, чтобы ее воспринимали всерьез. Я делаю то же самое, когда нахожусь на работе. Только в моем случае это строгое поведение и одежда, которая ужасает мою мать.

– Думаю, я уже знаю, кто из вас незваный гость, – говорит шеф Олкотт.

Больше она ничего не успевает сказать, потому что в этот момент в открытую дверь вбегает дочь миссис Дитмер. Как и ее мать, она в пижаме. Фланелевые пижамные штаны и огромная футболка. Не обращая внимания на шефа Олкотт и меня, она направляется прямо к своей матери, которая сидит в гостиной, откинувшись на спинку стула, все еще покрытого тканью.

– Мама, что ты здесь делаешь?

Тогда-то я и понимаю, кто она. Кто все они. Эльза Дитмер, ее дочь, шеф Олкотт – все персонажи Книги. Только вот это не персонажи. Это живые, настоящие люди. Не считая моих родителей, я никогда не встречала никого из Книги, и поэтому мне приходится напомнить себе, что они существуют в реальной жизни.

– Это не Петра, мама, – говорит ее дочь. – Это незнакомка.

Лицо миссис Дитмер, на котором таилась какая-то блаженная надежда, внезапно осунулось. Мрачное понимание занимает место надежды, затемняя глаза и заставляя дрожать нижнюю губу. Видя это, мое сердце болит так сильно, что мне приходится отвернуться.

– Как видите, миссис Дитмер иногда не в себе, – говорит шеф Олкотт. – Она частенько уходит из дома.

– Мне говорили, что она нездорова, – бормочу я.

– У нее Альцгеймер, – это произносит ее дочь, которая внезапно оказывается рядом с нами. – Иногда она в порядке. Как будто все нормально. А иногда ее сознание затуманивается. Она забывает, какой это год, или уходит куда-то. Я думала, что она спит. Но когда я увидела, как мимо проезжает шеф, то поняла, что она пришла сюда.

– Она часто так делает?

– Нет, – отвечает она. – Обычно ворота закрыты.

– Ну, уже все позади, – говорит шеф Олкотт. – Никто не желал зла, и никто его не причинил. Думаю, Эльзе лучше вернуться домой и лечь спать.

Дочь миссис Дитмер не двигается.

– Вы Мэгги Холт, – говорит она так, будто это какое-то обвинение.

– Да, это я.

Когда я протягиваю руку, она демонстративно отказывается ее пожимать.

– Ханна, – говорит она, хотя я уже и сама догадалась. – Мы раньше встречались.

Я знаю это только потому, что это есть в Книге. Хоть папа и писал, что тогда Ханне было всего шесть, сейчас она выглядит лет на десять старше меня. У нее резкие черты лица. Женщина, чьи мягкие черты были обточены самой жизнью. Последние двадцать пять лет, должно быть, были не подарок.

– Мне жаль, что такое случилось с вашей мамой, – говорю я.

Ханна пожимает плечами. Жест, казалось, говорит: «Ага, нас тут таких двое».

– Петра – это ваша сестра, да?

– Была моей сестрой, – говорит Ханна. – Простите, если мама вас напугала. Больше это не повторится.

Она помогает матери встать и осторожно ведет ее к двери. Когда они уходят, Эльза Дитмер оборачивается и бросает на меня последний взгляд, словно надеясь, что я волшебным образом превращусь в ее вторую дочь. Но этого не происходит, и лицо миссис Дитмер снова озаряется грустью.

Когда они уходят, шеф Олкотт задерживается в коридоре. Прямо над ней, в люстре внезапно затихает бьющийся мотылек. Может, на мгновение. Может, навсегда.

– Мэгги Холт, – шеф в неверии качает головой. – Пожалуй, я не должна удивляться, что вы здесь. Раз уж ваш отец недавно почил. Мои соболезнования, кстати.

Она замечает мои сумки на полу в прихожей.

– Похоже, вы планируете тут остаться.

– Только чтобы сделать ремонт и продать дом.