Такая разная любовь

И в этот момент послышался тихий вздох. Оба замерли, резко повернувшись к Валери. Вздох повторился.

Валери открыла глаза. Перевела чуть мутный взгляд с матери на мужа и улыбнулась. Как раньше. Своей, пусть еще слабенькой, но такой солнечной улыбкой.

Бесконечный лес

– Таша, ты опять свой лес рисуешь? – сестра заглянула в студию, протягивая мне ароматный кофе.

– Ты же знаешь, я хочу туда.

– В Вечный Лес? – Стелла пожала плечами. – Чокнутая. Оттуда же не возвращаются.

– Те, кто заходит слишком далеко. – буркнула я, вновь выводя зеленые линии на холсте. – Все знают эту истину. По одной тропе пришел…

– … По той же и уходи. Да, я тоже знаю. – перебила сестра. – И все равно каждый год кто-то не возвращается.

– И ты думаешь, что это буду я? – я отхлебнула из кружки и поставила ее тут же, на столик с красками.

– Зная тебя – вполне возможно. – покачала она головой и забрала кофе со столика, переставив в другую сторону.

– Спасибо. – улыбнулась я ей, заметив это.

Ну да, моя не очень хорошая привычка. Если поставлю кружку рядом с красками, могу и кисточкой туда залезть. Бывало пару раз. Что еще хуже – выпью же, увлеченная рисованием.

На холсте уводила в чащу светлая тропка. Вечный Лес. Бесконечный Лес. Проклятый Лес. Как его только не называли. Одно знали точно – есть вход, нет выхода. Сплошные деревья упирались в горную гряду, а та – в океан.

Когда он появился? Почему все приборы сбивались буквально в двух километрах вглубь Леса? Почему над ним невозможно было пролететь на вертолете, самолете и прочем летающем транспорте? Никто не знал. Несколько лет назад попробовали в очередной раз исследовать Лес. Они продержались два месяца, а потом свернули всяческие исследования. Ходили слухи, что Вечный Лес обладает собственным сознанием. Но это были лишь слухи, потому что опять же, подтвердить никто не мог.

Но он был. И он помогал людям, если те соблюдали правила:

Первое и самое важное: по какой тропе пошел, по той же вернись.

Второе: идешь – иди прямо, не сворачивай. Каждый раз можешь идти в разные стороны от границы, но если пошел – иди прямо. Всегда. Иначе потеряешься и тебя не найдут.

Третье: доверяй чувствам.

Третье правило было самым странным, но также самым рабочим. Люди, бывало, останавливались у самой границы и поворачивали назад. Даже если очень хотели там побывать. А другие, кто мог до одури бояться Леса, наоборот, говорили, что их как-будто тянет прогуляться по тропинкам.

Около леса был построен небольшой городок. Люди работали там и жили, как и во всех других городах. Но все же они были из тех, кто не боялся ходить в Лес, кто доверял ему.

Как раз они и приносили остальным дары Леса. Ягоды, цветы, лекарственные растения. Только так.

В Вечном Лесу не было замечено ни одного животного. В Вечном Лесу не срубили ни одного дерева. Что было с самыми первыми людьми, которые попытались это сделать, история мрачно умолчала. Но люди откуда-то знали – нельзя. Ни единого деревца.

Лес позволил построить на границе несколько домиков. Их можно было арендовать на несколько дней, если пожелаешь. Там были все удобства, даже электричество и интернет. Проводной, конечно же. Но только там. Сеть в Лесу не ловила, телефоны не работали.

Иногда в Лес приезжали дети-аллергики. И им становилось лучше. Лес любил детей. Они никогда не терялись. Даже если нарушали правило хождения по одной тропке.

Реальный миф. Опасное и такое притягательное чудо. Я читала, что иногда людей, которые приезжали к границе, Лес «звал». Едва уловимое ощущение, как рассказывали те потом.

Я находилась в пяти месяцах пути от Вечного Леса. И он мне снился. Каждую ночь, вот уже несколько недель, он не отпускал меня. Я хотела туда, я должна была попасть туда, мне надо!

– Таш, тебе Рей звонит. – снова зашла в комнату Стелла. – И не забудь, ты должна вечером поговорить с Милой. Психиатрия, конечно, не ее специализация, но все ж, она у нас – гений медицины.

– Не гений, а вундеркинд всего лишь. – пробормотала я, поморщившись. – Привет, Рей! – поздоровалась я в трубку.

– Рисуешь?

– Да не, закончила уже. – я действительно убирала кисти и закрывала краски, радуясь, что человечество изобрело беспроводные наушники и голосовое управление. – Увидимся сегодня?

– Снова лес? – тихо спросил он.

Я поджала губы, вздохнув. Оглядела залитую солнцем студию, увешанную цветными, черно-белыми, эскизами и гиперреалистичными картинами, на которых было только один сюжет. Лес.

– Давай прогуляемся сегодня. Можем выбрать что-то тихое.

Спасибо, Рей. Ты чувствуешь мое настроение даже через телефон.

– Давай на набережной. – наконец ответила я.

– Хорошо, через час?

– Да.

Я отключила телефон и снова вздохнула, поправляя выбившиеся из пучка волосы. За окном день был в разгаре. Ну да, я начала рисовать на рассвете, как только проснулась. И не вставала из-за мольберта семь часов. Пожалуй, Стелла права, надо посоветоваться с младшенькой.

Нас в семье было трое. Стелла – самая старшая и самая ответственная. В конце концов, она растит нас с Милой десять лет, с тех пор как погибли родители. Прогресс прогрессом, а от глупой случайности на дороге никто не застрахован. Никто не виноват, кроме обледеневшего куска дороги из-за внезапных морозов. А асфальту претензии не предъявишь.

Стелла, на наше с Милкой, счастье, к тому моменту была уже совершеннолетней. К двойному счастью – весьма умной и перспективной выпускницей юридического. Так что после недолгих проволочек, нас отдали ей.

Я знаю, как Стелла все вывезла. Она пахала на работе почти круглосуточно, обеспечивая нам школу, садик и няню на то время, пока ее не было дома. А выходные проводила с нами, уделяя все то немногое время, что у нее было.

Я родителей помнила хорошо, в конце концов, мне было двенадцать. А вот Миле – всего лишь около пяти. И для нее Стелла заменила мать.

Именно она заметила мою страсть к рисованию и оплатила художку. Именно она поняла, что интерес у Милы к биологии человека, не потому, что она увидела мои школьные учебники, а потому что наша маленькая сестра – гений. Да, чтобы я ни говорила вслух, но я тоже горжусь ею. В свои пятнадцать лет Мила является – немыслимо! – практикующим доктором. Пока в педиатрии, ко взрослым ее редко пускают. Не потому, что она плохая, нет, по навыкам и знаниям ее можно вообще в хирургию отправлять опыта набираться, а потому что взрослые до сих пор частенько смотрят на возраст доктора.

А худенькой пятнадцатилетней девочке, каким бы признанным гением она не являлась, солидности все ж не хватает. Спасибо толерантности на возраст, что хоть практиковать дали.

Многое раньше было. И мы с Милой срывались – подростковый возраст он такой, да, – и Стелла, которая очень уставала как морально, так и физически. Главное, что сейчас все хорошо. Мы живем в одном доме. Как Мила подрастет, продадим этот и разъедемся по разным. Но пока нам и так хорошо. Все равно каждый живет своей жизнью и другим не мешает. При этом мы встречаемся в одном месте, в одном доме, и не тоскуем друг по другу.

У меня есть студия, у Стеллы – звукоизолированный кабинет, у Милы – своя лаборатория. Да, мы убили очень много времени для того, чтобы каждой было комфортно.

А еще у меня есть Рей.

Мы вроде как встречаемся. На деле же – больше дружим. Да, нам хорошо вдвоем, мы иногда целуемся, чаще обнимаемся и гуляем вместе. Нам удобно вместе. Наверное, поэтому и решили встречаться, чтобы не было неловкостей при случайных поцелуях. Но мы не любим друг друга. И оба об этом знаем. Нет у нас той страсти, или пресловутых бабочек в животе, как у других парочек.

Рей знает обо мне все. Терпит мои загоны, когда я пропадаю на неделю, запираясь в студии, не отвечая ни на звонки, ни на стук в дверь. Кстати, именно поэтому у меня здесь всегда есть раскладушка, а также запас сухпайков и воды. А то сдохла бы уже.

Я же спокойно переношу его холодность. Ну, это для других – холодность. Просто Рей малоэмоционален. За все те три года, что мы знакомы, я еще ни разу не видела на его лице какой-либо сильной эмоции. И поначалу это здорово сбивало с толку, если честно.