Отработанный материал. Тень защитников Отечества

– Да, да, я знаю, я видел вашу «Зарницу», было очень интересно, – мэр наклонился вперёд, демонстрируя мнимую заинтересованность. Он сделал многозначительный жест: «отлично». А его заместители стали усиленно черкать что-то в блокнотах.

– К празднику Защитника Отечества мы готовим новое большое мероприятие. Хотим вас ознакомить с планом и, если это возможно, заручится вашей поддержкой, – я положил распечатку плана мэру на стол. Он, бегло оценив текст, протянул бумагу своим заместителям.

– И что вам нужно от нас? Конкретно, что?

– Если вы согласны с нашим планом, подпишите его, пожалуйста, и нам будет проще осуществить задуманное в техническом плане. Деньги на организацию турнира мы нашли, подарок для родителей – выбьем с последнего места работы Айгиза, а на мемориальную доску – скинемся сами.

– Торжественное открытие мемориальной доски – дело большое, я должен посоветоваться с главой города и района, всё-таки мы, посёлок, входим в его подчинение, – мэр поднял свои маленькие и жёсткие точки карих глаз к потолку. – Вы сможете зайти ко мне послезавтра? В это же время. Я завтра переговорю с главным, и отвечу вам послезавтра.

– Сможем, – ожидаемо согласился Бабай.

– А по турниру, – мэр откинулся на спинку кресла, – думаю, вряд ли вы сможете собрать команды. Но, если сможете – будете джигитами. Хотя, вряд ли. И ещё – кто придумал дизайн мемориальной доски и текст? Из вашего плана видно, что доска чёрного цвета. Почему? Сколько будет стоить её изготовление?

– Так положено, традиция – изготавливать из чёрного мрамора. Стоить это удовольствие будет около пяти тысяч рублей, не особо дорого. Слова не броские, зато по-человечески тёплые, их подсказала мать погибшего, это строки из её стихотворения о сыне. Нам слова понравились.

– Да, слова хорошие, – мэр в короткой улыбке обнажил зубы, подбирая выражения, – и мне понравились. Сначала я подумал, вы текст у поэта какого-нибудь взяли. А написала мать, надо же! Я знаю эту семью, был на похоронах, – скорбно прикрыв веки, мэр покачал головой. – Пять лет ведь будет его гибели? И кому нужна была эта жестокая война…

– Я помню похороны, – сказал я, – и выступление ваше помню. Вы тогда громко говорили, надеюсь, поможете нам сейчас.

– Помогу, джигиты, помогу, вы делаете очень нужную работу. Помогу. И то, что вы хотите старшеклассников пригласить, ответственных лиц и руководителей предприятий – это правильно, героев должны знать. И не только павших, и вас люди должны знать в лицо, – слащаво заливал мэр, рисуя карандашом каракули в ежедневнике.

– Спасибо.

– У школьников как раз на этот день зарница намечается, сразу после неё – они подойдут к вам. Я дам распоряжение директорам школ. Пусть вместе посмотрят, поучаствуют, послушают вас, – мэр тяжело поднялся с тёплого места, намекая на окончание разговора. – Ну, до свидания! Счастливо вам, джигиты, за неравнодушие!

– До свидания. Спасибо за встречу!

Мы вышли на улицу.

Стемнело. Подморозило. Ветер швырял за шиворот быстрый колючий снег. Тонкий серп луны проглядывался сквозь пылевидную полоску невзрачных облаков. Звёзд исчезли за пеленой снежной пыли. Пальцы коченели в дешёвых перчатках.

Постояв на крыльце, помёрзнув, мы обменялись впечатлениями и расстались, чтобы послезавтра встретиться на этом месте вновь. Бабай и Валера поспешили в одну сторону – они проживали в соседних домах. Я и Мистер потопал в другую. Мистер, пока холостой и не обременённый хозяйством, жил с родителями недалеко от меня. К тому же, мы решили заглянуть к ещё одному товарищу – Пуху. Он приглашал погреться, попить чайку.

– Классно, что мэр нас поддержал. Я даже удивился слегка. С виду – мутный персонаж, а на деле, вроде, нормальный мужик, – делился со мной своими впечатлениями Мистер.

– Вряд ли на таком посту будут держать нормального, – ответил я. – Посмотрим.

В гостях о мероприятии договорились не упоминать, расслабиться. Расслабились, весь вечер азартно резались в покер. Проигравший обязывался начистить и нажарить картошки с луком и накромсать бутербродов с колбасой. Победители брали на себя непростые обязательства поглощения всего съестного.

Проиграл, как ни странно, хозяин квартиры, человек доброй души, Пух. Пока мы шутили, смеялись и смотрели музыкальные клипы, он приготовил отменное блюдо по собственному рецепту. Под чёрный хлеб с салом и чесноком, «жарёха-картоха от Пуха» ушла на ура. Бутерброды доели, попивая чай.

Через день – с хорошим настроением и верой в удачу – мы встретились у крыльца поселковой администрации. В тот же час, после работы. Бабай, Мистер, я и Валера.

Ждать в коридоре пришлось около получаса. Мэр, вместе со своими замами и заместителем главы администрации города и района по социальным вопросам, приехавшим специально для встречи с нами, принимал группу разгневанных высокими тарифами ЖКХ пенсионеров.

– Выходят. Наконец-то, – выдохнул Бабай. Он был голоден и зол.

Пенсионеры дружной стайкой выпорхнули из кабинета начальства. Постукивая клюшками и палками, покрякивая, громко перетирая меж собой личность мэра, они удалились.

– «Чеченцы», проходите, вас приглашают.

Сквозь неприкрытую дверь я заметил, что в кресле мэра восседает ссохшаяся пожилая женщина с взбитыми в высокую воздушную шапку фиолетовыми волосами.

В легко затемнённых очках с толстыми линзами в большой некрасивой оправе, крючковатым носом и жалким подобием улыбки она встретила нас, входящих, скупой командой:

– Рассаживайтесь!

По голосу изморённого учителя начальных классов, обращающегося к нашкодившим мальчонкам, нетрудно было определить, что нас она считает не более чем неграмотными деревенскими выскочками.

– Спасибо.

Мэр съёжился рядом с «фиолетовой женщиной» в кресле пониже и подешевле, его замы – левее своего шефа, на стульях.

– Иерархию соблюдают, – прошипел Валера, – хана ждёт нас сегодня!

– Ух ты, фиолетовая женщина, – хохотнул Мистер. – Надо же, ну и причёска!

– Добрый день, – открыл рот Бабай, но фиолетовая женщина начальственно прервала его:

– Я изучила ваш, так называемый документ, и у меня, как у человека, проработавшего на своей должности более двадцати лет, и повидавшего множество различных мероприятий, возник ряд вопросов. Потрудитесь выслушать меня и ответить.

– А мэр не здоровается даже. И смотрит по-другому. Обломают они нас, – не унимался Валера. – Ты посмотри на её вид, меня уже воротит!

Валера почувствовал себя не в своей тарелке, ему стало тесно в своей собственной шкуре. Каждая мелочь раздражала его, дробила терпимость на мелкие кусочки, причиняла обидную боль.

– Тише, давай послушаем, – я и сам чувствовал некоторое напряжение, витавшее в воздухе, но событий не торопил.

– Первое. Какие цели вы преследуете своим мероприятием? – начала загибать пальцы власть имущая дама. – Патриотическое воспитание молодёжи, как я полагаю, просто прикрытие. Второе. Зачем вам своей доской теребить память родителей погибшего? Зачем им ваш мемориал? Ваша затея абсолютно бесполезна! Сына вы им не вернёте, а напоминанием – сделаете больно. Уверена, родителям ваша прихоть не понравится! Или вы хотите довести их до истерики? Натравить родителей на администрацию? Если им станет плохо, кто и на какие средства их будет лечить?

– Мы…

– Третье! Кто составил текст для мемориала? Мне те слова абсолютно не нравятся, в них не видно ни военного патриотизма, ни любви к Родине, ни воззвания к потомкам. Слёзы одни. И боль. Где же ваше, так называемое, воспитание молодёжи? Вы их собрались учить плакать? Они и без вас плакать умеют!

Мэр посёлка еле сдерживал уничижительную ухмылку, разглядывая нас и победоносно кивая после каждого восклицания «фиолетовой леди», его замы – выпучив глаза, внимали каждому слову городского босса, записывая в блокноты отдельные выражения.

– Четвёртое! Вам никто бесплатно не выделит технику! Автобус и трактор, о которых вы тут пишите. Социализм давно кончился, а ваш долгожданный капитализм требует денег. Деньги у вас есть? У нас – в бюджете – денег на ваши «хотелки» нет! Вы сами видели, кроме вас, у нас, в администрации, море дел и проблем. Это и пенсионеры, и инвалиды, и все типы бюджетников, и «чернобыльцы», и «афганцы».

– В посёлке три учреждения дополнительного образования, детская коррекционная школа, шесть садиков и три средних школы, – мэр предъявил доказательства обилия бюджетников.

– Пятое. Кто вам разрешил собирать массу команд на турнир? Вы согласовали его с комитетом по спорту при администрации города? Знаю, не согласовали. Я говорила с председателем городского спорткомитета, он не в курсе ваших неожиданных соревнований. Почему не согласовали? А с больницей? Медработник на соревнованиях будет? Вдруг кому-то станет плохо? – всё строже и строже выговаривала ответственная чиновница. – Шестое. Вы зарегистрированы как общественная организация? Нет? Вы обращались в военкомат? Взаимодействовали? Нет! Сами везде ходите, что-то копаете, что-то требуете, народ баламутите. Добровольно ли? Интересно, а на какие средства ваша организация функционирует? Кто вас спонсирует? Какие цели ваш спонсор преследует дестабилизацией гражданского общества? Потрудитесь ответить быстро и внятно, у меня на вас не более четверти часа!

Мы растеряно смотрели ей в сохлый рот, ловили вылетающие слова. Не поймали. Своим уверенным наездом она морально придавила нас к полу, шипя едкой кислотой, разъела хорошее настроение, заставила потеряться в собственных мыслях.

Своё дело тётка знала, факт. Унизив нас нашей неподготовленностью к разгромному поражению, дамочка сидела, довольно потирая кончиками пальцев края цветастого старческого платка, накинутого на шею сзади.

– Цели у нас одни! Моральная, психологическая и материальная поддержка ветеранов локальных войн и членов их семей, патриотическое воспитание молодёжи! Никаких скрытых политических амбиций нет, – робко оборвал зазвеневшую тишину Бабай. – Никого мы не прикрываем. Никто нас не финансирует.

– Установкой мемориальной доски мы хотим напомнить о павшем герое не родителям, а обществу, которое старается нас забыть как можно быстрее, – короткостриженый, со сжатыми в молотки кулаками, крепыш Валера поднялся на ноги. – Для его родителей, как и для нас, важна память! И если вы этого не понимаете…

– Молодой человек, говорите сидя, мне на вас неудобно смотреть снизу вверх! – приказным тоном попросила фиолетовая женщина. – И не повышайте голос! У меня со слухом нормально! Мне демагогия не нужна. Давайте чёткие ответы на заданные вопросы!

– Вы действительно не понимаете, – Валера в сердцах махнул кулаком у носов ни издающих ни звука заместителей мэра. – Или притворяетесь! Вам так удобней! И не валите на проблемы с пенсионерами и инвалидами, решать их проблемы – это ваша работа! Подозреваю, вы и с ними обращаетесь так же, как с нами!

– Где ваши аргументы и факты? Ваши обвинения – голословны! Администрация заботится об инвалидах и стариках по мере сил и возможностей, – завизжал мэр, выстреливая слова с сильным татарским акцентом. Когда он терял самообладание, всегда путал русские слова с татарскими, и говорил скороговоркой с акцентом.

– Мы с вами не слышим друг друга, – Валера насупился, казалось, он готов боднуть заплутавшего в своих посулах чиновника.

Мэр испугался. Его щёки прибрели цвет, идентичный волосам городской чинуши. Он буквально ракетой подлетел со своего места. Тыча указательными пальцами обеих рук в освободившееся кресло, мэр закричал:

– Если вы думаете, что сумеете справляться с должностными обязанностями руководителя посёлка лучше, чем я, я готов уступить вам своё место!

– Ни стыда у вас, ни совести, одни штампы, отмазки и обвинения, – Валера, двумя двухметровыми шагами скакнул к выходу. – Вы обвиняете нас в собственных страхах потерять ваши должности. До свидания!

Штукатурка, после мощного удара двери об косяк, осыпалась под обоюдное молчание противоборствующих сторон.

Мэр вспотел, его замы зафиксировали происшествие в записных книжках, властная дама, не меняя постную маску безразличия, пролаяла:

– Завершайте.

Ровным голосом, пытаясь сбить внутренне волнение, пять минут я говорил о высоких материях, Родине, памяти, любви.

– Вот что, молодые люди, я всё прекрасно понимаю. Все ваши устремления. Но! Детей привлекать в ваши политические авантюры – я вам запрещаю! Никаких детей!

– Конечно, конечно, я уже распорядился школьников после зарницы распустить по домам! Телефонограмма директорам разослана, – подал голос мэр.

– С турниром у вас ничего не выедет, никто к вам не приедет играть! А доску прибить, кто вам, в конце концов, разрешит портить архитектурную композицию и крепить что-то на стене дома? Я – против, – чиновница побарабанила пальцами по столу. – И ребят ваших в рабочее время с работы не отпустят!

– Отпустят, мы поговорим с руководителями цехов, «чеченцев» не так много, надеюсь, они нас поддержат.

– Тогда я настойчиво попрошу милицию организовать охрану общественного порядка во время открытия мемориальной таблички и проведения турнира, если он состоится.

– Будьте уверены, состоится, – буркнул Бабай. – Назло всяким бюрократам.

– Не надо тут на меня бурчать. Я старше вас. И по возрасту. И по должности. Имейте уважение. И не смейте здесь свой посттравматический синдром выплёскивать, если вас что-то беспокоит – обращайтесь к соответствующему врачу.

Я подскочил, словно ударенный обухом по голове:

– Классики настаивали, что вес человека в обществе определяется его поступками, а не наименованием должности, званием или рангом.

– Вы вправе иметь своё мнение, а я – своё, – чиновница пожала плечами. – Исходя из жизненного опыта.

Бабай чихнул в кулак. Флегматичный Мистер, погрузившись в мрачное одиночество, отключился и задремал.

– Как вы считаете, – обратилась «фиолетовая женщина» к мэру, – нужна эта доска посёлку?

– Вряд ли нужна. Она может негативно настроить подростков к мигрантам, особенно – к переселенцам с Кавказа. Чёрного цвета, с туманным текстом…

– Как, «с туманным текстом»? – проснулся Мистер. – Вы же нам говорили, что вам слова понравились!

– Я не говорил! – мэр, без всякого зазрения совести, посмотрел Мистеру прямо в глаза. – Мне ваша идея не понравилась сразу!

– Вот дела! Вот власть. Не слуги народа, а какие-то изменники, – Мистер напрягся, угрожающе сконцентрировал пальцы в кулаки. Бабай незаметно прижал его кулаки своим локтем к коленям. Призывая к спокойствию, я толкнул Мистера плечом в плечо.

– Хорошо, мы всё организуем сами, и без всяких ваших подписей! До свидания! – Мистер, давимый внутренними пружинами, вскочил, вышел вон. За ним последовали мы с Бабаем.

Дверь в кабинет мэра захлопнулась.

Молча и быстро, втроём мы шагали до общежития, в котором жил Бабай. Погода не баловала, ветер толкал в спину, норовил сбить с ног.

– Парни, забегайте на чай, – предложил Бабай.

Мы с Мистером в нерешительности остановились у крыльца общаги. Заходить в гости, не заходить? Сын Бабая был совсем крохой, а его жена ещё не восстановилась после родов, и мы не решились их тревожить. Лучше не заходить.

– Сдаваться не будем! – Мистер широко открыл рот и, тяжело дыша, подставил лицо навстречу ветру.

– Завтра поеду в город к главе администрации города и района. Добьюсь приёма. Расскажу о сегодняшней встрече с его замом, – топал я ногами для согрева, – с этой фиолетовой дамочкой. Оставлю бумагу ему на подпись. Посмотрим, что он сделает! Скоро выборы, и вряд ли он пойдёт на конфликт, конфронтация им не нужна. Буду биться, пока не подпишет – кабинет не покину!

– Вместе поедем, вдвоём. Давай, я после обеда с работы отпрошусь, и на моей машине поедем. Лады? – протянул руку Бабай. – И Валере позвони, успокой буйного!

– Конечно! А ты – жене своей привет передай, усатый!

– Передам. Ну, тогда, до завтра! – Бабай пожал нам руки и побежал домой, к любимой супруге и её коронному блюду – татарскому супу.

Пряча руки в карманы, кутаясь в воротник, надвинув поверх шапки капюшон, я собрался домой. Мистер опустил уши меховой кепки, втянул шею в пуховку, поёжился.

– Слушай, Раяныч, пошли ко мне. Мама пирожков напекла. Чай попьём с пирожками, согреемся, – предложил он. – Нервы подлатаем.

– Пирожков? Пошли!

До квартиры Мистера не шли, бежали, коченея от ветра…

Чайник вскипел. Пока я наливал чай, мыл и нарезал лимон, Мистер почистил лук, нарезал копчёного сала, достал из духовки противень с пирожками.

– Классный ужин! Бабая надо было позвать!

Мистер, взяв пульт, включил небольшой кухонный телевизор. Телик встретил нас новостями. Напомаженная телеведущая, подглядывая в монитор ноутбука, сообщила трагичным голосом: «Сегодня в Чечне погиб один военнослужащий федеральных сил, трое – получили ранения различной степени тяжести, один из них – в критическом состоянии»…

– Суки! – пульт полетел в телевизор.

Глухо ударившись об экран, дистанционник срикошетил на пол. Мистер опустился на ковёр. Прислонившись спиной к стене, он отвернулся от меня и зарычал в сторону телевизора:

– Один военнослужащий федеральных сил… Суки! Сидят теперь в кабинетах, задницами дымят! Руководят страной! Руками влево! Руками вправо! Порят всякую чушь, промывают мозги! Слышал, что она сказала, дура фиолетовая? «Вы портите нам фасад здания». Здания! А жизнь они нам не испортили?

Мистер, вцепившись в ковёр до посинения пальцев, дышал громко, с присвистом. Душой он был далеко. Может, в учебке в Тольятти. Может, в бригаде за Нижним Новгородом. Может, под обстрелом в Грозном. Может, на операционном столе в Моздоке.

– Мы же все оттуда… такие… кто – двухсотый, кто – трёхсотый… Нормальных нет, Раяныч. Нормальных нет! Ранены либо в башку, как я, либо в душу. Все ранены, все – осколочным – в душу! Плевками! Равнодушием! Молчанием!

Мистер ушёл на балкон. Промёрзнуть, чтобы отрезветь, успокоиться, вернуться.

Чай пили молча. Настроение Мистера испортилось окончательно, глаза ненормально блестели, широкий лоб покрылся испариной, носки ступней сердито выстукивали об пол чечётку. Злую, лихорадочную, нервную. Чеченскую.

Я схватил Мистера за плечи, поднял за подбородок опущенную голову и, глядя ему в глаза, тихонько потряс:

– Всё получится, не переживай!

– Война, война ни фига не закончилась… Война тут, с нами. Но они не дождутся, мы не сдадимся… Мы их, Раяныч, порвём, сделаем… сделаем…

– Сделаем. Ты прав. Ни шагу назад. А сейчас, давай, спать иди, отдохни.

Поговорив с мамой Мистера, я объяснил ей, что к чему. Она, понимающе кивая, улыбалась мне, благодаря за многолетнюю дружбу. В ответ, поблагодарив её за вкусный ужин, я попрощался с Мистером и ушёл.

Утром по телефону Бабай записался на приём к главе администрации города и района. Вечером следующего дня мы с ним поехали в город, в администрацию.

Просидев два с половиной часа в коридоре на жёстких стульях, в кабинет к главе мы не попали. «Часы личного приёма граждан закончились», – объявил нам его помощник, откормленный молодой человек с зализанными вбок волосами, не пропустивший нас даже в приёмную. Конечно, кто мы такие, чтобы нас впустили «в святая святых» просто так, без недельного ожидания счастья увидеть главу живьём? Никто!

Но нам повезло. Мы, воспользовавшись оплошностью охраны, а нас никто не попросил покинуть здание, подремали в коридоре ещё полчаса и дождались окончания рабочего дня главы. Как только глава показался в коридоре, мы остались с ним нос к носу, решительно оттеснив его слащавого помощника назад в приёмную.

– Извините, товарищ начальник, что обращаемся к вам в коридоре, но простым смертным в ваш кабинет не пройти, – Бабай вложил в открытую ладонь главы нашу драгоценную бумагу.

– Как не пройти? – удивлённо вскинул мохнатые брови глава, человек достаточно возрастной, но опрятный, бодрый и вежливый. – Пожалуйста! Запишитесь заранее, лучше за неделю, или за две, и пройдёте.

– Мы – ветераны боевых действий. У нас срочный вопрос и нам необходима ваша поддержка.

– Хорошо, я выслушаю вас, пройдёмте в кабинет. Я даю вам три минуты.

Я заучил текст своего выступления заранее, и в три минуты уложился. Старался говорить без эмоций, и его подчинённых ни в чём не обвинять, представив их немного не разобравшимися в сложной ситуации.

– Товарищ начальник, нам нужна, прежде всего, ваша моральная поддержка. И одобрение нашего мероприятия, – прибавил к моему выступлению свои «три копейки» Бабай.

– Ну, и мы убедительно просим власти оплатить стоимость изготовления мемориальной доски. Вот документы на оплату, – совсем обнаглел я. – Айгиз погиб героем, защищая интересы нашего государства, и заслуживает памяти и потомков, и самого государства.

– Понятно, – глава бегло ознакомился с нашим «Планом мероприятий». – Хорошо. Я завтра попрошу мэра вашего посёлка выйти на фирму, в которой вы заказали мемориальную доску и оплатить расходы по её изготовлению. Сколько там нужно денег?

– Порядка пяти тысяч рублей.

Политик, стоявший у руля города и района почти двадцать лет, переживший на своём посту Андропова, Горбачёва и Ельцина, прекрасно понимал перспективу сотрудничества с молодыми и активными ветеранами, тем более для этого нужны были всего-то плёвые пять тысяч рублей. Он расписался в плане мероприятий.

– Отправьте ваш план по всем предприятиям посёлка, пусть все знают о таком важном событии, – предложил глава, снимая очки. – Сам я приехать не смогу, но присутствие своего заместителя и представителя военкомата – обеспечу. Довольны?

– Да, спасибо вам, до свидания.

– До свидания.

Мы покидали город радостными. Получилось!

Две недели, всеми правдами и неправдами, в рабочее и нерабочее время, мы с Бабаем готовились к мероприятию.

С начальниками цехов «перетёрли» мысль об освобождении ребят-ветеранов с работы на этот день «на после обеда». С заместителем начальника нефтегазодобывающего управления по социальным вопросам решили проблему с автобусом, трактором и музыкальной аппаратурой на озвучку. Договорились со спортивным залом, собрали команды и начали играть турнир. Прибравшись на кладбище, сходили к родителям погибшего. Обговорили детали сценария с директором Дома Культуры. Встретились с директором фирмы ритуальных услуг. Он под «честное слово» изготовил и отдал нам мемориальную доску, пожелал удачи и пообещал, что сам выбьет свои деньги у администрации.

В общем, к торжественному открытию мемориальной доски мы приготовили всё от нас зависящее. О чём и доложили на очередной встрече, где присутствовали мэр, его заместители, заместитель начальника нефтегазодобывающего управления и угрюмо промолчавшая всё совещание «фиолетовая женщина».

23 февраля 2001-го года. Раннее утро. Кэмэл, Лев и Саид, вооружившись лопатами, уехали на кладбище, проверить, не замело ли за ночь, открыта ли дорога, расчищенная бульдозером ночью. Руслан, заместитель директора предприятия, на котором Айгиз работал до армии, привёз на кладбище рабочих, они лопатами разгребли у обочины снег, организовали парковку, хорошо посуетились, помогли нам. Мемориальную доску Бабай поместил в железную окантовку, которую рабочие его цеха вмонтировали в стену дома между первым и вторым этажами. Мистер и я помогли подъехавшим звукооператорам установить и настроить аппаратуру, накрыли доску белым покрывалом, поставили тумбу под живые цветы.

К одиннадцати часам, как и планировали, у дома, где проживали родители Айгиза, собрались большинство местных ветеранов-«чеченцев»: семнадцать человек. Также подъехали разного рода начальники, заместитель военкома, мэр посёлка и «фиолетовая женщина» из администрации города и района. Школьников не было. Мэр, хоть накануне снова обещал нам «подогнать» школьников, сделал по-своему – наложил строжайший запрет на участие учащихся в мероприятии. Как мы узнали позже, он «опасался беспорядков из-за пьянства ветеранов». Видимо поэтому, целый взвод милиционеров окружил кольцом дом и перегородил проезжую часть. Людей, вместе с представителями сил правопорядка, набралось более ста человек. Нормально, сойдёт для сельской местности.

Первым речь толкнул мэр. Он, со скорбной миной на морде лица, сообщил, что проделывает огромную работу по увековечиванию памяти героев и регулярно помогает семьям погибших и умерших в разных войнах. Обещал поддержать любые патриотические мероприятия и поощрять активистов спорта и культуры. Обещал процветания посёлку, краю, улицам, и увеличения зарплаты бюджетникам. Обещал, обещал, обещал. Как обычно, болтал не по теме, преувеличивая и приукрашивая. Ну что же, у него работа такая – много говорить, мало делать! Никого не оскорбил – и то ему плюс!

Подполковник из военкомата говорил меньше и лучше. Он избежал командировок в «горячие точки», к молодым ветеранам относился сдержанно, с опаской, но держался по-свойски.

От молодёжи и ветеранов боевых действий выступил Бабай. Пять предложений, которые я подготовил для него накануне, он вызубрил досконально, и прочёл их наизусть.