Уши заложило сразу, затем в мою сторону полетела волна осколков, разносимая огненным шаром с того места, где раньше находилось окно. За мгновение до того, как меня нашпиговало смертоносными частицами, я нырнул под парту. Это спасло от осколков, но ударная волна швырнула меня вместе с мебелью в сторону. В глазах потемнело, а и сознание затянуло тишиной…
Тягучей, вязкой тишиной, нарушаемой лишь моим собственным дыханием. Глухой, приглушённый звук, словно пробивающийся через толстую стену, гипнотизировал, заставляя сосредоточиться только на нём. Откуда-то из глубин памяти всплыло слово: пульсоксиметр. Что это? Прибор для измерения… чего-то. Я точно не помнил, но почему-то был уверен, что это он.
С трудом открыл глаза, но тут же зажмурился, как будто неоновая лампа взорвалась прямо перед лицом. Белый свет бил в глаза, беспощадный и слишком яркий, чтобы быть естественным. Казалось, он исходил отовсюду и заполнял всё пространство. Я прикрыл лицо рукой, пытаясь отгородиться от этой невыносимой яркости, и медленно огляделся, когда зрение немного привыкло.
Больничная палата. Знакомое ощущение, но в то же время всё казалось неправильным. Выкрашенные бежевой краской стены выглядели такими ровными, что казались частью какой-то модели. Грубый линолеум на полу, пятнистый и потрескавшийся, источал какое-то отвратительное ощущение холода. Кровать, на которой я лежал, была единственной в комнате. Угол был занят низким металлическим шкафчиком с тусклым стеклом, за которым едва виднелись какие-то непонятные предметы. Всё остальное пространство зияло пустотой. Не хватало звука, движения, чего-то живого.
Как я здесь оказался?
Мысли метались хаотично. Последнее, что я помнил, – вспышка. Громкий удар, обжигающий ветер, волна, которая накрыла меня с головой. Это был взрыв. Я вспомнил мелькнувший силуэт самолёта. Это был теракт? Катастрофа? Или военные испытания, вышедшие из-под контроля?
Я потряс головой, словно надеясь, что это поможет собрать всё в единую картину. Ощущение реальности всё ещё казалось зыбким, как будто я находился на грани сна и бодрствования. Инстинктивно протянул руку к лицу. Кожа была гладкой, без шрамов, без повязок. Ни капельницы, ни бинтов – ничего. Оглядел своё тело. На мне была больничная одежда, чистая и, что самое странное, абсолютно целая.
Это невозможно. После взрыва я точно должен был быть ранен. По всем законам природы и физики. А здесь? Ни следа боли, ни намёка на повреждения.
Сняв с себя тонкое одеяло, я осторожно опустил ноги на пол. Холод пробежал по ступням, но я почувствовал не только его. Что-то в этом ощущении было неестественным. Казалось, пол будто слегка вибрировал, едва ощутимо, словно скрывая под собой странную энергию.
– Эй! – выкрикнул я, напрягая голос. – Есть тут кто-нибудь?
Ответа не последовало. Лишь звенящая тишина. В ушах начало гулко отдавать моё собственное дыхание.
– Эй! Я очнулся! – снова позвал я, но услышал только звук своего голоса, утонувшего в пустоте.
Я поднялся. Тело двигалось с неожиданной лёгкостью, будто я только что вышел из продолжительного отдыха. Но внутри эта лёгкость не приносила покоя. Это было… не так, как должно быть.
Шагнув к двери, я внимательно прислушался. Никаких голосов, ни малейшего шороха. В больнице всегда шумно: шаги, переговоры, тележки, иногда крики. Но здесь была пустота. Я потянулся к ручке двери. Металл был прохладным и чуть шершавым, как будто её никто не касался годами. Я открыл дверь, ожидая увидеть больничный коридор, лампы дневного света, хоть что-то привычное.
Но за дверью не было больницы.
Чёрное, бесконечное пространство уходило в вечность. Гладкий, блестящий пол отражал меня, но это отражение было странным. Линии моего лица казались слегка размытыми, будто я смотрел в воду. Горизонт переливался холодным светом, как смесь северного сияния и заката, но всё это выглядело слишком искусственным, чтобы быть частью реального мира.
– Чёрт… – прошептал я, чувствуя, как страх пробегает по всему телу.
Я обернулся. За моей спиной больше не было палаты. Её словно никогда и не существовало. Я оказался один в этой пугающей тишине.
– Это просто сон, – пробормотал я, закрывая лицо руками. – Это всё последствия комы.
Я открыл глаза, надеясь, что окружающее исчезнет. Но оно не исчезло. Мой взгляд снова упал на отражение в полу. Но вместо себя, молодого парня двадцати лет я увидел какого-то стремного мужика с легкой сединой, глубокими морщинами и глазами, уставшими от всего того дерьма, которые они поводила. А самое жуткое, что я узнал этого мужика. Это был я. Это был Сэм. И в тот момент воспоминания нахлынули, как лавина. База. Псы. Зловещая тишина перед ударом. Мой прыжок. Взрыв.
– Рада снова тебя видеть, – раздался голос, который заставил меня замереть.
Я резко развернулся, готовый защищаться. Но передо мной стояла она. Наташа.
Её лицо осталось таким, каким я запомнил его в последний раз. Идеально уложенные волосы, чёрное платье с воланами. Но что-то было не так.
– Ты… Как? – слова застряли в горле. – Ты погибла… Годы назад!
Она улыбнулась, но её улыбка была жуткой и фальшивой. И тут она посмотрела прямо на меня, и я понял, что меня смущало. Глаза… Радужки почти полностью поглотили зрачки, светясь неестественным жёлтым светом. Зрачки превратились в узкие вертикальные щели.
– Ты прав, – её голос прозвучал холодно, будто эхо внутри пещеры. – Я погибла. Но ты ведь сам знаешь, Сёмка, смерть – это ещё не конец.
Мне стало сложно дышать. Мои ноги словно приросли к полу. Всё внутри кричало, требуя бежать, но я не мог пошевелиться. Это было началом чего-то, о чём я боялся даже подумать.
– Кто ты?
– Я сама не знаю, кто я теперь.
– Как это возможно?
– Это тоже сложно объяснить…
– Ну уж постарайся, как можешь. – я демонстративно осмотрелся по сторонам. – Мы, похоже, никуда не спешим.
– Объясняю… – она осеклась, – объясню всё позже, когда придёт нужный момент. Сейчас мне трудно… общаться с тобой в этом месте, пока ты ещё не готов. Но я рада, что ты, наконец, получил возможность попасть сюда.
Я совсем не понимал, что она пытается мне сказать. И к чему эти загадки и недосказанности.
– Я понимаю твоё замешательство, – она как будто прочитала мои мысли. – Просто… я больше не человек. И больше не та Наташа, которую ты, возможно, запомнил.
– Тогда почему я вижу именно её?
– Потому что я частично основана на её сущности, до того, как она стала единым целым с этим местом.
– И что это за место?
Наташа медленно посмотрела сначала на меня, а потом на цветные нити:
– Пространство Энион… Конечная точка существования любого живого организма любой из существующих вселенных.
– Типа этого… как его… Нимба?
– Нет. – она повернулась и подошла ко мне довольно близко, будто бы хотела обнять или поцеловать. – Ты описываешь религиозные представления человечества, основанные на отдаленном понимании истинных процессов. Это место, где все существа каждой вселенной в конечном итоге становятся единым целым. Можно сказать, что это главный узел всего мироздания. Это живая структура. Узел, который поддерживает баланс между реальностями.
Это звучало довольно сложно. Я никогда не верил в изотерическую чепуху про загробную жизнь и прочие штуки, связанные с «переисполнением в познании». Ну, точнее, когда-то, ещё в юношестве, я увлекался философией, психологией, читал разные книжки и считал себя глубоко просвещённым. И у меня даже осталось некоторое представление о терминологии и теориях из этой сферы. Но с тех пор прошло очень много времени, я получил много жизненного опыта и последние лет пятнадцать смотрю на жизнь совсем с другого ракурса.
– Баланс, – повторил я, пытаясь справиться с этим ощущением. – И ты теперь его страж?
– Не совсем, – Наташа чуть улыбнулась, но улыбка эта была ледяной. – Здесь никто не охраняет баланс в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Энион сам защищает себя, но для этого ему нужны инструменты.
– Инструменты? – я прищурился. – Это ты о себе?
– Нет, – Наташа покачала головой. – Моя роль заканчивается, как только будет найден тот, кто сможет взять эту ответственность на себя, – она отвела взгляд, будто ей было трудно продолжать. – Моё время ограничено.
– Сможет взять эту ответственность на себя? – я нахмурился. – Веришь или нет, я сейчас ничего не понял.
– У Эниона есть своя логика. Когда пространство требует, оно создаёт тех, кто сможет поддерживать его существование.
– И кто они?