Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

Так или иначе, всё началось с процесса над Фидием.

Некий Менон, который был помощником Фидия, стал обвинять его в том, что он «представил неправильные расчёты расходования слоновой кости, которая пошла на облицовку статуи, присвоил себе большое количество ценностей и неплохо на этом заработал».

Поползли новые слухи, что Фидий и Перикл заодно,

…тогда и вспомнили, что в мастерской Фидия Перикла навещали замужние женщины…

что сам Перикл был председателем комиссии по приёмке статуи Фидия и проверке счетов, что не случайно в барельефе, украшавшем щит Афины, Фидий увековечил себя и Перикла.

Большинство афинян продолжали верить в неподкупность Перикла, но слухи не проходили даром. В результате создали комиссию, измерили все части скульптуры и пришли к выводу, что действительный вес не соответствует весу, указанному в счетах. Фидий оказался в тюрьме и, будучи старым человеком, больным, к тому же сломленным процессом, вскоре умер.

Как пишет Плутарх:

«Доносчику Менону народ, по предложению Гликона, даровал свободу от всех повинностей и приказал стратегам заботиться о его безопасности»

…нам давно известно, что у демократии много ликов…

После Фидия, нападкам подвергся учитель Перикла – Анаксагор, «Ум».

Всё началось с того, что был принят закон, по которому можно было привлекать к ответственности тех, кто подвергает сомнению существование бессмертных богов.

Все прекрасно понимали, что закон направлен против одного человека, который позволяет себя утверждать:

«Наш мир создали не боги, а Разум. Это он привел в движение аморфную массу материи. Солнце, луна, звезды – не более чем раскалённые камни, влекомые вращающимся потоком эфира».

Перикл не стал противодействовать закону, поскольку понимал, что это только развяжет руки его врагам. Поэтому он решил, что самое лучшее для Анаксагора уехать из Афин, хотя он и провёл в этом городе тридцать лет.

Анаксагор принял процесс стоически. Ожидая самого худшего, он сказал своим друзьям:

«Природа и так уже вынесла свой приговор, как мне, так и моим судьям».

Выдержка не покидала Анаксагора, и он позволял себе шутить:

когда его спрашивали «Что же ты будешь делать, когда тебя лишат твоих афинян?», Анаксагор коротко отрезал: «Совсем наоборот, это их лишают меня».

Анаксагору уже было 70 лет, по греческим параметрам, возраст в котором нельзя говорить о преждевременной смерти, а в остальном, по его словам

«дорога в мир теней отовсюду одинакова».

За этими двумя процессами наступило время процесса над Аспазией – наступило время нанести Периклу более сокрушительный и решающий удар.

Против Аспазии, автором комедий Герпиммом[413 - Герпимм – древнегреческий автор комедий.], было выдвинуто следующее обвинение:

«Аспазия, дочь Аксиоха, виновна в безбожии и сводничестве, в её доме свободнорождённые замужние женщины встречаются с Периклом».

Вина Аспазии заключалась в том, что она читала книгу Анаксагора «О природе», вероятно, вела беседы на философские темы в кругу «свободнорождённых замужних женщин», посетительниц ее салона.

Обвинения в безбожии, которые переходили в обвинения в сводничестве, по сути, носили комический характер, но решение суда могло быть крайне серьёзным.

Разве мало было смеха во время процесса над Сократом, чем это всё закончилось, известно.

Поскольку женщина не могла выступать в общественном месте, защищать Аспазию взялся сам Перикл.

То ли Перикл терял в это время власть и авторитет, то ли годы сделали его сентиментальным, то ли были другие причины, но Плутарх и другие говорят, что Перикл, против обыкновения, был крайне взволнован, и, вероятно, менее красноречив, чем обычно.

Наверно, он понимал, как трудно опровергать, по сути, философские воззрения своего учителя, и от бессилия заплакал. Никто не видел Перикла плачущим:

«он бы не пролил столько слёз, если бы речь шла о его собственной жизни», – не без ехидства подметил Эсхил.

Возможно, судьи расчувствовались, когда увидели, как плачет этот отважный полководец и государственный муж, который всегда казался образцом сдержанности и самообладания. Плакать у греков не считалось зазорным, у Гомера даже герои плачут, не скрывая своих слёз. Но то слёзы героев, для которых плач почти космическое действо, а здесь плачет аристократ по происхождению и по манерам, человек, избегавший публичных проявлений своих чувств. Приходится допустить, что Аспазия была для него очень дорога, и он не мог допустить, что её подвергнут наказанию.

Аспазию оправдали, возможно, свою решающую роль сыграли как раз слёзы Перикла. А судьи, оправдав Аспазию, могли вволю посмеяться уже на Герпиммом, в непосредственности греков не упрекнёшь.

И после суда бесконечная череда комедийных пьес продолжали высмеивать Аспазию как распутную и продажную женщину, но исход суда должен был обрадовать Аспазию не меньше Перикла. Ведь ей грозило изгнание, если не смерть. А у неё было уже несколько дочерей, которым она дала имена муз, и сын Перикл, получивший имя своего отца.

После суда Аспазия несколько смирилась с ролью супруги-затворницы, шумные философские пиры в их доме больше не устраивались, хотя, скорее всего, наедине с Периклом, продолжала обсуждать государственные вопросы и даже давала советы.

История же донесла до наших дней такой факт.

Когда Сократа полушутливо-полусерьезно спрашивали, как воспитать хорошую жену, он без тени сомнения отвечал:

«Об этом гораздо лучше расскажет Аспазия!».

Аспазия в качестве жены, становилась, по словам великого греческого мудреца, образцом для подражания.

…на мой взгляд, мнение одного Сократа, перевешивает мнение демоса и всех комедиографов, вместе взятых…

Враги изнутри, а ещё больше извне (прежде всего спартанцы) не могли не воспользоваться тремя процессами против Перикла и они напомнили всем, что Перикл был из рода, над которым довлело проклятие и начали против него борьбу. Со всех сторон на Перикла сыпались обвинения и насмешки

…пожалуй, только Аспазия оставалась единственной отдушиной…

«многие друзья приставали к нему, многие враги грозили и обвиняли его, хоры пели насмешливые песни, чтобы его осрамить, издевались над его командованием, называя его трусливым и отдающим отечество в жертву врагам».

Перикл не сдавался и многие афиняне, которые до этого со злорадством смотрели на униженность высокомерного аристократа, встали на его сторону.

Но судьба – трагический Рок – не могла уже остановиться, продолжая наносить ему удар за ударом.

Сначала, когда Перикл снарядил полтораста кораблей и сам взошёл на триеру, произошло солнечное затмение.

Видя ужас и растерянность людей, Перикл попытался успокоить их. Он накрыл своим плащом кормчего и спросил окружающих:

«неужели в этом есть какое-нибудь несчастье или они считают это предзнаменованием какого-то несчастья».

Все согласились, что ничего необычного в этом нет, но вряд ли они успокоились, вряд ли отказались от мысли, что это грозное предзнаменование и оно направлено против Перикла.

Флот под командованием Перикла выступил в поход, добился успехов, на церемонии погребения погибших воинов, Перикл произнёс свою знаменитую «погребальную речь» во славу афинской демократии[414 - «Погребальная речь Перикла» – речь Перикла, в которой он изложил основные принципы демократии: «для нашего государственного устройства мы не взяли за образец никаких чужеземных установлений. Напротив, мы скорее сами являем пример другим, нежели в чём-либо подражаем кому-либо. И так как у нас городом управляет не горсть людей, а большинство народа, то наш государственный строй называют народоправство».].

Но недовольство Периклом, несмотря ни на что, постепенно обретало всё большие размеры. Уже вскоре народ стал голосовать против Перикла, он был лишён должности стратега, и на него был наложен денежный штраф.