В «Камне» главный герой признается, что в их селе женщина является мерилом всех вещей, как человек у древнегреческого философа Протагора. Признается, что в их селе, есть женщина и есть женщина.
Есть женщина, которая мать, жена, опора дома, хлеб, вода, пр., пр.
А есть женщина, когда падают на неё лучи солнца, лицо её светится, когда ветер овевает её платье, оно шелестит.
Но ему придётся признаться и в том, что в их селе постоянно присутствует незримый мужской хор, многие из которых должны признать, что они давно и не мужчины вовсе, что не мешает им продолжать выносить свой вердикт по поводу происходящего в их селе.
И сам герой испугается женщины, лицо которой светится, когда падают на неё лучи солнца, платье её шелестит, когда его овевает ветер. Испугается, и в страхе
…этот вечный азербайджанский «xof», когда нельзя и то, нельзя и это, только и остаётся изъять жизнь из жизни…
начнёт возводить каменную стену между собой и ею, так камень за камнем, чем больше испуг, тем выше стена. И в этом страхе, воздвигая стену, камень за камнем, он женится, женится на «своей», амигызы, родит детей, только один из которых выживет.
И его малодушие будет иметь оборотную сторону, страшную, возможно, преступную, превращение живой женщины, с чувствами, страстями, в женщину больную, руки, ноги, язык, нёбо которой опухают, кровь отравляется всё больше и больше, приходится использовать пиявки, они, насытившись чёрной кровью, отпадают в изнеможении, приходится их закапывать в землю. Женщине же остаётся просто умереть, чтобы вернуть миру его цвет и его запах.
А нам остаётся признаться, что «камень», каменный забор, это не просто образ одной семьи в одном селе, это образ каменной стены, который мы пытаемся воздвигнуть между нами и остальным миром, живём уныло и постыло, женимся, создаём семьи, растим детей, проживаем жизнь, пытаясь заглушить в себе живое чувство, живое воображение, которое стремится разрушить этот «каменный забор».
Женщина кричит за закрытой дверью, мы не слышим, или делаем вид что не слышим, но её крик, нередко молчаливый крик, изнутри продолжает растлевать нас.
И продолжая задыхаться за каменным забором, не можем избавиться от страхов (xof), которые пустили в нас глубокие корни.
Три повести в истории азербайджанской литературы…
Каковы границы азербайджанской литературы?
Какое место занимает азербайджанская литература в азербайджанской культуре, и, шире, в азербайджанском духовном сознании?
Какое место занимают в истории азербайджанской литературы три повести, о которых шла речь?
Оставляю эти вопросы литературоведам, культурологам, и прочим логам и ведам.
Мне остаётся сказать следующее, как и во многих других случаях, позволяя себе выйти за границы сквозной темы книги:
– Для меня азербайджанская литература – это, прежде всего, «три Мирза»: Мирза Фатали, Мирза Джалил, Мирза Алекпер[958 - Азербайджанские писатели Мирза Фатали Ахундов, Джалил Мамедкулизаде, Мирза Алекпер Сабир.]. Это не означает, что азербайджанская литература ограничивается этими тремя именами.
Есть Деде Коркут с его Книгой (Китаби Деде Коркут[959 - Китаби Деде Коркут – азербайджанский (огузский) героический эпос.]), абсолютное (ценностное) начало азербайджанских и через них мы стали мы.
Есть другие, но прежде всего, «три Мирза».
Позволю назвать их нашим Большим культурным взрывом, который определил, какими мы стали и какими продолжаем быть;
принципиально не приемлю другие приевшиеся имена, которые своей непроницаемостью заслоняют (задерживают) дыхание «трёх Мирза». «Кривой путь» привёл нас к ложному сознанию, литература перестала открывать нам самих себя, нам осталось придумать свой благообразный, а по существу кастрированный образ, чтобы транслировать его в мир;
три повести, о которых шла речь, стали значительными
…использую именно этот эпитет, чтобы просто подчеркнуть значение…
в нашей не только литературной, но и культурной жизни, потому что в них дышит наш культурный ландшафт, потому что они продолжают традиции «трёх Мирза». Потому что они помогают нам продолжать открывать нам самих себя.
К сожалению, эти три повести, как во многом и наследие «трёх Мирза», до сих пор остаются немыми, мы не слышим их голоса, как и голос «женщины за закрытой дверью». Речь идёт не об изучении этих повестей (как и наследия «трёх Мирза») в качестве художественного текста (хотя и здесь существуют свои пробелы), а о просветительской традиции «вечного вопрошания», которая и позволяет разрушить любые заборы.
…Добавлю, что «забор» из повести «Камня», перекочевал в наш Большой Город. Пытались создать благообразное впечатление для приезжих туристов, а по существу создали уродливый памятник самим себе, ведь за этим заборами остались руины, накапливается мусор, и очень скоро нам всем, живущих в этом Большом Городе, придётся задуматься над тем, что делать с этим опасным гниением, которое рано или поздно начнёт надвигаться на весь город.
Жизнь без истории…
Может ли народ жить без истории, ограничиваясь ритуалами свадеб и похорон?
Может ли существовать история, если обществу навязывается один идеологический императив?
История народа, история нации, это учёные-историки и Институт истории, от которых народ узнаёт о своём прошлом, или способность народа жить исторически, т. е. обладать способностью меняться под влиянием рефлексии над прошлыми историческими событиями?
История народа, история нации это ваяние времени, которое только и может создать временной поток, идущий из прошлого в будущее, или просто перечень событий, нанизываемых на хронологическую ось, не имеющую отношение к самим событиям?
Как оценить 70-е годы прошлого века в нашей истории, и сможем ли мы понять самих себя в своей истории, если у нас не хватит мужества мыслить (sapere aude) по поводу этого времени?
Оставляю эти вопросы, историкам, философам, политологам, и прочим, кому положено «мужество мыслить», и при этом профессионально владеть исследовательскими методами, чтобы это «мужество» было не пафосным и не истеричным.
Мне остаётся сказать следующее, за последние 10, 20, 50 лет, у нас произошло множество важнейших событий, но у нас нет событий, потому что историческое время застряло в углу, там, где скапливается пыль[960 - Использовал название своего относительно давнего эссе «Время, застрявшее в углу, там, где скапливается пыль».].
Мераб Мамардашвили говорил: «В тоталитарном советском обществе вы воочию видите перед собой мысли, не нашедшие слов для своего выражения, чувства, не нашедшие своего предмета. Сам язык тоталитарного общества исключает возможность пробуждения. Его конструкция не позволяет человеку пробудиться к самому себе. Ты можешь прожить и умереть, так и не обнаружив, что же было твоим чувством. У тебя были собственные чувства, но ты ни разу их не почувствовал; у тебя были свои мысли, но ты их так и не додумал, был свой опыт, но ты не осмыслил его. И вот опыт повторяется без конца, словно твоя жизнь вечно пережёвывает один и тот же кусок, не в силах его проглотить».
Думаю, дело не в советском обществе, и не в тоталитаризме, дело в рецидивах советского сознания «не стоит высовываться, всё равно от нас ничего не зависит», и в рецидивах тоталитарного сознания «государство есть власть, которая и должна принимать решения».
В семидесятых годах прошлого века, в Азербайджане, это стало нормой жизни, с тех пор (а может быть, много раньше) мы привыкли, что всё решает сильный руководитель.
Сильный лидер – это и есть решение всех проблем, а заигрывать с сильными мира сего, наша старая, хроническая привычка.
Достоинство трёх повестей, кроме чисто художественных достоинств, в том, что они рассказали о проблемах живых людей, в полном, почти демонстративном отстранении от социалистической идеологии тех лет, от сильного лидера, и прочего.
А мне остаётся сказать последнее.
…время разоблачить очередного «Искендера», у которого есть рога…
Мы должны найти в себе мужество признаться, хотя бы с дистанции в пятьдесят лет.
Время фанфар просто пыталось спрятать, что и
у нашего доморощённого Искендера есть рога.
А мы продолжаем жить в неведении, словно в спячке.
23 августа 2015 года
Опус пятнадцатый. Три женщины: жена как судьба
…несколько предварительных строк
Этот текст предназначался для следующего раздела: «Дневник». Тогда же написал строки, которые привожу ниже.