– Вы хотите получить ответы на все вопросы разом? – он повернулся так резко, что я носом уткнулась ему прямо в грудь. Во внутренних карманах у него было что-то очень жесткое поэтому, от удара в переносицу у меня заслезились глаза. Я слегка приподняла брови и увидела над собой суровый осуждающий взгляд, пронизанный строгостью разочарованного учителя. Я сделала первое, что пришло мне в голову – отступив на шаг, опустила голову и махнула головой, как обычно, это делают провинившиеся дети. Я как бы обещала, что больше ничего не спрошу и не скажу ничего лишнего. Он смотрел мне в глаза, как будто хотел что-то в них найти, что-то совершенно определенное. Он точно знал, что хотел увидеть в моем взгляде. А я изо всех сил пыталась догадаться, что же он так ищет. Лишь спустя несколько лет я узнала, что он читает по глазам, но не отпечатанные в них мысли, не отраженные в них чувства. Прочитывая сотни страниц жизни по одному взгляду, он находил в нем то, что требовалось каждому из нас, чтобы обрести свой путь и пройти его до конца…
* * *
Я отмачивала свои ноги в теплом тазе с водой. Мистер Старик дома оказался весьма любезным. Он достал мне сухую одежду, дал теплый плед и угостил чашечкой вкусного горячего английского чая с лимоном. Все это он делал молча. На первый взгляд, какими-то совсем несопоставимыми казались его гостеприимность и чрезмерная молчаливость. Но в нем они довольно гармонично сочетались.
Я сама словно дала обет молчания, о котором меня никто не просил. Изо всех сил я старалась не нарушать данное мной обещание. Кроме слов благодарности я не произносила ни слова. В голове я уже составила список примерно из одиннадцати вопросов, на которые я хотела бы получить ответы. На девять из них мне было суждено получить ответы в течение тридцати дней. На один вопрос судьба сама дала ответ спустя год. Но чтобы ответить на последний самый главный, мне нужно было до самого конца пройти тот путь, который мне только предстояло найти. Тогда я ни о чем из этого не знала. Я лишь согревала руки и ждала, когда же, наконец, со мной заговорят.
Мистер Старик в очередной раз прошел мимо меня и, придвинув ближе к камину большое грузное кресло с высокой спинкой, сел напротив. Он переоделся и теперь был похож на магната, который проводит свои выходные подальше от суеты и будничных дел в своем загородном доме, надевая по-домашнему удобный вязаный жакет. Накрыв ноги красным клетчатым пледом, он продолжал хранить тишину, которую изредка нарушал треск, доносившийся из каминной топки.
– Ничто не предает дому такого уюта, как огонь, не находите? – это было не совсем то, что я ожидала от него услышать, но все же была рада, что он наконец что-то спросил.
– Он символизирует собой тепло, – продолжил он, не дожидаясь ответа. – Тепло жизни.
Я не знала, что мне ответить, поэтому предпочла подождать, какой будет его следующая фраза.
– Вы, наверное, предполагали, что я сейчас спрошу, что же вас привело сюда? – спросил он.
– Да, – я усмехнулась.
– Так что же?
– Хм, – я была почти уверена, что ему совершенно не интересен ответ на вопрос, который он задал, потому что это был скорее мой вопрос, нежели его.
– На самом деле людей приводит сюда одно и то же, – он ответил вместо меня. Несмотря на то, что он вел со мной диалог, на меня он ни разу не взглянул. С одной стороны меня это жутко раздражало. Однако мне было гораздо легче не ощущать на себе его тяжелого свинцового взгляда.
– И что это?
– Их приводит сюда путь…
– За всю свою сознательную жизнь я никогда так часто не слышала и не произносила этого слова, как за последние два дня. И никогда не наполняла его стольким смыслом как сейчас. Хотя, сказать по правде, я даже смысла его не понимаю. Точнее не улавливаю того, что вкладываете в него вы.
– Путь начинается с того самого момента, когда вы решаете его найти. Сколько вам лет?
– Двадцать пять…
– Вы намного моложе тех, кто приходил сюда до вас, – его лицо приняло мягкие очертания. – И в вас намного больше энтузиазма, чем во всех остальных.
– Энтузиазма? – переспросила я, будучи уверенной, что именно его мне не хватает.
– Да его самого…
– Знаете, – я не сумела сдержаться, – вы ведь совсем не похожи на старика. И вы даже издалека не напоминаете прорицателя, провидца, колдуна, в конце концов, даже мага. Кто вы? И где весь ваш атрибут? Хрустальный шар, бобы, доска медиума или что там еще бывает?
– Наставник, – ответил он и тут же добавил. – Я предпочитаю, чтобы меня так называли. А стариком я стал еще, когда мне было чуть больше сорока. Первый человек, которому я помог, был Джелани Фангей – начинающий биолог из Анголы. Его английский оставлял желать лучшего. Он путал слова, неправильно произносил слоги, не туда ставил ударения. Словом, и фамилия моя превратилась в имя нарицательное по его вине, о чем сейчас я нисколько не жалею. Напротив, я даже благодарен ему за то, что не приходится помогать всем. У меня есть возможность выбирать из сотни людей, которые продолжают сюда ехать, тех, кто заслуживает обучения.
– Какого обучения? – меня смутила формулировка, которую я услышала. Отправляясь в дорогу, я вовсе не имела намерения учиться.
– Обучению искусства поиска, – ответил он. – Самой сложной науки и самого многогранного и утонченного искусства поиска смысла жизни.
– Зачем искать смысл жизни? – я начала было спорить с ним. – Каждый сам определяет, ради чего ему нужно жить.
– Смысл жизни – это вовсе не то, ради чего стоит жить, – он улыбнулся, положив руки на мягкие подлокотники кресла. – Поэтому я и называю эту науку сложной. Одним нужно пройти свой путь, чтобы найти смысл. Для других путь и есть смысл. Для третьих смысл определяет путь.
– То есть вы сами не знаете, что есть путь, а что есть смысл жизни и что из этого определяет судьбу. Так чему же вы сможете меня обучить? – я поставила кружку на журнальный столик и наклонилась в его сторону. Я сделала ему вызов, и у меня не было сомнений, что он примет его.
– Я не даю ответы на эти вопросы, я лишь подсказываю, где их стоит искать в каждом отдельном случае.
– И каким же образом вы выбираете, кому стоит постигать таинства этой сложной науки? – только сейчас я начинала осознавать, что моя поездка оказалась напрасной. Но мне так не хотелось самой себе признаваться в этом, поэтому я продолжала задавать свои вопросы в надежде, что Мистер Старик своими ответами на них заставить меня поверить ему. Но сейчас он внушал мне намного меньше доверия, чем час назад в лесу.
– Человек, не знающий, кого или что ищет, и преодолевающий вершину холма, за которым может ничего не оказаться, действительно хочет что-то найти. Обычно что-то очень важное. Я помогаю людям в поисках этого самого важного. Люди, которые останавливаются, не начав пути, обычно не доходят даже до середины долины за кладбищем Холи Форест. Многие взбираются на самую вершину и поворачивают обратно. Все они обладают общим качеством – что-то всегда оказывается сильнее их самих. И не важно, что это. Важно что, начав путь, они почти сразу отказываются идти по нему, когда видят насколько он длинный в надежде, что найдут короткий. Но, как и в случае, когда не знаешь, что ищешь, так и в случае, когда ищешь что-то очень важное, короткого пути никогда не существует. Если путь короток, означает лишь одно – то, что Вы приняли за значимое, на самом деле не столь весомо.
– Это все философия… Не более чем…
– Для большинства людей может быть. Мы сотни лет рассуждаем о том, что есть смысл жизни. Но никто не говорит, как его найти. И что делать, когда его найдешь.
– Я не ищу смысл, – я не помню, что двигало мной, когда я ехала сюда, но я ни разу не задумалась о смысле своей жизни. Меня намного больше беспокоило то, что во мне напрочь отсутствовало – сила, причем независимо от того, о какой силе шла речь, была ли это сила воли, или внутренняя сила, тонус или что-то другое. Я была одержима поисками черной дыры, которая поглощала эту самую жизненную энергию, оставляя мне лишь незначительную часть, чтобы я могла волочить свое незаметное существование.
– Я знаю, – он как будто только и ждал такого ответа, словно ему уже не раз так говорили. – Ваши глаза говорят совершенно о другом.
– И о чем же они говорят?..
– В них нет потерянности, злобы, обиды. Может, совсем чуть-чуть усталость. Но гораздо больше в них жадности…
– Жадности? – мне показалось, что я ослышалась.
– Жадности до жизни, – пояснил он. – Такие глаза обычно у людей, которые лишены возможности полноценно жить.
– Вы имеете в виду, у инвалидов?
– И они в том числе. Но в первую очередь это люди, которым осталось совсем немного, и они хотят за то небольшое количество времени, которое им отвел господь Бог, попробовать все, что не успели попробовать, когда у них был миллион возможностей. В их глазах сначала появляется жажда жизни. Но когда жизнь их покидает, то остается лишь жадность. Вы видели хоть раз по-настоящему жадного человека? Как меняется его взгляд, когда в руках оказываются деньги?
– Наверное, да, – не знаю почему, но мне вспомнилась моя тетя. Наверное, из всех людей, которых я встречала в своей жизни, никого более жадного до денег, чем она, я назвать не могла.
– Так вот, Эмма, по-настоящему жадные люди – это те, кому отвели совсем немного времени. Поэтому именно они наиболее рационально расходуют ту крошечную часть вечности, о которой они мечтают, но которую им никто не в силах подарить и даже продать. Так в чем же причины твоей жадности?
Я молчала. Мистер Старик если и не был тем, кого можно было назвать прорицателем судьбы, определенно обладал какой-то мудростью. Возможно, весь его талант ограничивался чтением и толкованием настоящего по глазам, и он не мог ничего рассказывать о будущем, но это был воистину уникальный талант. Он был первым, кто указал мне на то, что я угасаю. Он не сказал мне об этом напрямую, но позволил мне это понять самой настолько ясно, что я ощутила свою неполноценность намного сильней тех, кто был на самом деле неполноценным. В голове это очертилось так четко, что я так и не смогла найти слов, чтобы ответить ему на его вопрос.
– Как и многие, кто оказывался в этом кресле до тебя, ты не можешь ответить, – он усмехнулся. Мне начинало казаться, что я предсказуема. Он словно знал, на какие вопросы я отвечу, а на какие нет, и о чем спрошу сама.
– Меня всегда интересовало, почему люди, обладая большим запасом времени и миллионом возможностей, не могут жить так, как хотят. Когда спустя много лет с момента, как я впервые задался этим вопросом, я, наконец, нашел ответ, мне стало смешно жить.
– И почему же? – спросила я, надеясь на то, что мне станет после этого также смешно, как и ему.
– Я не разглашаю ответы на вопросы, на который ответил сам, но помогаю своим ученикам найти их самостоятельно. Знание, которое получают люди, должно развиваться, расти, становится шире, сложнее. Если передавать эти знания от одного другому, никто не будет искать, а значит, и не будет находить, что-то новое. Лишь в поиске каких-то прописных истин, можно найти истины неписаные. Поэтому большинство из тех, кого я обучил основам, могли стать или стали такими же наставниками, что и я, а, может, даже намного лучше.
– Если честно, пять минут назад мне казалось, что я чего-то не понимаю, но теперь мне кажется, что я вообще ничего не понимаю, – я была предельна откровенна.
– Сегодня я скажу тебе лишь одну вещь, над которой советую тебе подумать в ближайшие семь дней до того, как ты решишь, вернуться сюда, – он сделал паузу, наверняка, дав мне возможность вставить свое слово в его реплику, но в этот раз я промолчала, сумев сохранить небольшую долю своей непредсказуемости. – Намного неполноценней те, кто не может жить полноценно, будучи полноценным. Найди движущую силу… А теперь допивай чай и езжай домой.