Курсант. Назад в СССР 3

– Поехали домой, – сказал я еще немного трясущемуся Зинченко. – Хватит на сегодня приключений.

Тот одобрительно закивал, похоже, что он первый раз в жизни увидел групповую потасовку.

Мы погрузились в “Волгу”. Я развалился на заднем сиденье, Соня прильнула ко мне:

– Где ты был? Мне так стало страшно.

Я чувствовал, как ее волосы щекочут щеку. Повернулся и поцеловал ее.

* * *

– Ну что? Рассказывай! – После утренней планерки у Горохова мы с Погодиным уединились в фотолаборатории, чтобы обсудить дальнейшие планы. – Удалось машину обыскать?

– Все пучком, – заверил я. – Веревка там есть подозрительная, на удавку похожа, и плед ворсистый.

– А при чем тут плед?

– Волокна на жертвах были, помнишь? Я образец от пледика отщипнул и отдал химикам, чтобы сравнили неофициально.

– И-и?

– Пока результата нет. Представляешь! У них, бл*ха муха, микроскоп, видите ли, сломался. Ждем, когда запчасть какая-то с завода придет. Придется потерпеть…

Вот так лазаешь без санкций черти где, а в итоге все упирается в какие-то дурацкие винтики.

– А если волокна совпадут, что делать будем?

Тут ответ был только один, хотя вряд ли меня за самодеятельность по головке погладят.

– Поделимся наработками с Гороховым, пусть через Москву решает, как Зинченко прищучить.

– А вдруг это не Зинченко? А его сынок? Тебе в голову такая мысль не приходила? Сам же говорил, что парень шатких правил, непутевый и до баб охоч.

– Не знаю… Думал об этом. Но Женька для таких дел слишком мелок, мне кажется. Он, конечно, хорохорится на людях, но когда петух жареный клюв раскрывает, тот в бутылку никогда не лезет и сразу на Север собирается… За Шер-Ханом. А вот батя его настоящий Шер-Хан. Подлый и властный. Я больше к его кандидатуре склоняюсь, хотя в твоих словах есть зерно истины. В жизни обычно маньяки не особо-то бойкие. Живет себе человечек, серенький и скрытный, так и не подумаешь сразу, что убийца серийный.

– А ты откуда знаешь, – Погодин вскинул на меня бровь, – какие маньяки бывают?

– По радио слышал.

– По радио про такое не рассказывают.

– По другому радио, “Голос Америки” называется…

* * *

Вечером вернулся домой поздно. У Соньки опять мать была в ночную, и она заманила меня к себе. После сладкого вечера с ней еле заставил себя пойти домой.

Разулся в прихожей и хотел было прошмыгнуть в свою комнату, но напоролся на мать.

– Ты почему не спишь? – я от неожиданности вздрогнул.

– Телефон разбудил, – нахмурилась она. – Тебе Гоша какой-то звонил. Кто такой Гоша? Друг, что ли твой новый?

– Это по работе… Что он сказал?

– Ничего, – мать пожала плечами, – просил его навестить, как сможешь. Но сказал, что это очень срочно. Ты куда, сынок? Разве до утра дела не подождут? Это из-за Гоши?

Я уже снова обувался и надевал куртку:

– Дело важное, мам, совсем забыл, надо в одно место смотаться. Ты не волнуйся, скоро буду!

– А ужинать?

– Я поел.

– Где это ты поел? – мать уперла руки в бока.

– В гостях, мам…

– И когда ж ты этих гостей к нам приведешь? – мать хитро прищурилась.

– Зачем?

– Со мной познакомить.

– Таких гостей, мам, с родителями не знакомят. Все. Дверь замкну. Тебе спокойной ночи, я ушел…

Я вышел на лестничную площадку, чувствуя спиной, как мама качает головой. Ничего. Переживет. Могут же у сына быть личные тайны. У реципиента, похоже, никогда не водилось. Но Андрей Петров уже давно не тот. Пора ей привыкнуть…

Общественный транспорт уже почти не ходил. До ресторана “Октябрь” пришлось добираться на такси, которое удачно тормознул на улице.

Швейцар при входе сразу узнал меня, не стал ни о чем спрашивать. Память на лица у него отменная, профессия такая. “Ряженый” учтиво распахнул передо мной дверь, на которой, как всегда по вечерам, болталась табличка: “Мест нет”.

Гоша сидел на своем месте. Глаза пьянее обычного, сразу видно, что прицел сбит. Чем-то расстроен. Меня позвал, значит, есть новости.

– Привет, Курсант, – не вставая с диванчика, Гоша протянул руку и одновременно кивнул своим гамадрилам. Те поспешили оставить нас вдвоем.

Гоша дождался, пока они отойдут подальше, и выставил на уже опустевший стол портфель из коричневой кожи. Щелкнул бляхой пряжки и, откинув клапан, запустил в него руку:

– Это мой человек нашел в квартире Зинченко.

Гоша выудил на стол… Видеокассеты. Вот блин, я надеялся, что там улики посерьезнее, и уже приготовился высказать ему претензии, мол, зачем их вытащили из квартиры, нам же их под протокол официально изымать потом надо будет, чтобы было чем доказывать, а тут видеокассеты. Я взял одну, на одной из них красовались голые тети похотливой и одновременно “гостеприимной” наружности с томными глазами и полуоткрытым ртом. Название фильма на немецком, “Josefine Mutzenbacher”, ясно говорило о содержимом.

Еще три кассеты с подобными шедеврами немецкого кинематографа.

– Знаешь, что это? – спросил Гоша.

Я решил не шокировать его своими познаниями в VHS-формате (первые домашние видеомагнитофоны в СССР еще не производились, лишь некоторым счастливчикам удавалось привезти из заграничных поездок иностранную технику) и недоуменно пожал плечами.