Тот, кто полюбит все твои трещины

– Я должна возлежать с Верховным Жрецом Кенни Соргенфреем, – говорит Дороти, – чтобы он мог доказать всей деревне, что я девственница.

– Но ты не девственница, – говорю я. – Я тоже не девственник.

– Дело не в этом, – говорит она. – Это традиция. Если Верховный Жрец Кенни Соргенфрей не скажет всей деревне, что я девственница, моя мать сгорит со стыда.

Поэтому она идет возлежать с Верховным Жрецом, а я работаю в каменоломне дополнительные часы.

Я прихожу в гости к Фрэнки Шрафф с запеканкой. Возможно, это ошибка, потому что, хоть Фрэнки и очень рада видеть друга с работы, вся ситуация вгоняет меня в печальные раздумья. Она живет в малюсенькой квартирке с мужем и тремя детьми. Мне не нравится судить, поскольку, конечно же, все мы крутимся как можем, но в раковине у них гора посуды, на стенах разводы – еще раз, это не вина Фрэнки или ее мужа, который правда отличный парень, но самое худшее – это Яйцо Обета на витрине в углу. Я узнаю его: это медное яйцо из магазина – то, что я наполовину уговорил себя купить для нас с Дороти. В магазине оно выглядело простым, неброским, даже элегантным – но в квартире Фрэнки я вижу его таким, какое оно есть на самом деле: дешевым.

Я возвращаюсь в салон и покупаю Вожновски. Снимаю деньги с двух кредитных карт. Думаю, что если я возьму все дни отпуска на рабочие дни, то смогу работать в праздники и получать сверхурочные.

Хочу ли я заплатить дополнительные пятьдесят долларов, чтобы выгравировать наши имена на яйце Феликса Вожновски коллекции 1954 года из чистого серебра? Еще как хочу. Хочу ли я также купить специальную подставку для него? Безусловно. А кто будет держать яйцо во время церемонии?

– Мы можем дать вам в аренду евнуха через Церковь Бога Вина, – предлагает Сабрина, Та, что Продает. – Они знают, что делают. Вожновски тяжелее, чем кажется, и я видела, скажем, больше чем одну свадьбу, которая была испорчена тем, что просили какого-то дядюшку подержать яйцо, а он уронил его в середине церемонии.

– Хорошо, – говорю я. – Давайте возьмем евнуха!

В эту ночь я слишком взволнован, чтобы спать, поэтому я еду к ущелью и смотрю на воду. Я думаю о Дороти, которая сейчас возлежит с Верховным Жрецом и понятия не имеет, что ее будущий муж только что сделал для нее. Я знаю, что яйцо не имеет значения; я знаю, что имеет значение только то, как сильно я люблю ее; но яйцо – это символ этой любви, и, когда я думаю о том, какой отличный символ я приобрел, я испытываю гордость, чувствую себя удачливым, чувствую себя счастливым. Я думаю о Дороти – думаю о том, как она кладет голову мне на грудь, когда мы засыпаем, – и испытываю гордость, и чувствую себя удачливым, и чувствую себя счастливым.

Потом случается худшее, что может случиться: на двойной смене в каменоломне Гэвин Качефски вырубается за механическим перфоратором, и в итоге еще пять человек ломают малые берцовые кости.

Дэвид и Дэвид собирают рабочее собрание.

– Больше никаких двойных смен, – говорит один из Дэвидов, Дэвид, который говорит. – Слишком много сломанных малых берцовых костей.

Толпа стонет, и второй Дэвид, Дэвид, который не говорит, шепчет что-то на ухо первому Дэвиду.

– Также, – говорит Дэвид, – с сегодняшнего дня мы больше не предоставляем полуторную ставку за работу на праздниках.

– Это нечестно! – кричу я. – Я рассчитывал на эти деньги.

– Я тоже! – кричит Хосе, чья кухня недавно провалилась под землю.

– Мы все рассчитывали! – кричит Дэб, чей ребенок постоянно что-то себе ломает.

– Дело не в деньгах, – говорит Дэвид. – Дело в вашей безопасности. Мы здесь одна большая семья, и если мы продолжим ломать малые берцовые на работе, ставки по медстраховке взлетят к небесам и придется начать сокращать людей. А мы очень не хотим этого делать, потому что, еще раз: мы семья.

– Значит, вы хотите сказать, что мы не можем работать по праздникам?

Дэвид, который не говорит, шепчет что-то на ухо Дэвиду, который говорит, и тот кивает.

– Нет, вы определенно можете, – отмечает он. – По правде говоря, мы были бы вам очень благодарны; мы просто не будем платить вам полуторную ставку, потому что это может вас стимулировать.

– Невероятно! – говорит Кэт Чанг.

Кэт – настоящая подстрекательница толпы, и на доли секунды кажется, что она вот-вот начнет мутить воду, но прежде, чем у нее появляется шанс, Дэвид, который не говорит, громко объявляет: «Это не обсуждается», – и мы все понимаем суровость ситуации, потому что, когда Дэвид, который не говорит, начинает говорить, ты понимаешь, что все по-настоящему серьезно.

Я возвращаюсь в магазин яиц. Сабрина, Та, что Продает, приветствует меня широкой улыбкой.

– Привет, здоровяк! Захотел еще раз взглянуть на свой шедевр?

Я не могу смотреть ей в глаза.

– Мне нужно его вернуть. Оно слишком дорогое.

Она смотрит на меня, как будто я говорю на другом языке.

– Его нельзя вернуть. На нем уже сделали гравировку.

– Хорошо, ладно, могу я хотя бы вернуть деньги за евнуха? Он нам не нужен. Мы просто поставим яйцо на стенд.

– Это было пожертвование Церкви Бога Вина. Нельзя его просто взять и забрать.

– Сабрина, вы должны мне помочь. Вы можете мне хоть чем-нибудь помочь?

Сабрина смотрит по сторонам, затем наклоняется ко мне и шепчет:

– Я могу дать вам 20 % скидку на следующую покупку.

Я взрываюсь:

– С чего мне захотеть покупать еще одно Яйцо Обета?!

Не зная, что еще делать, я бегу в Пророческую Рунную Компанию, лифт несет меня на последний этаж. Отец Дороти в своем кабинете, окна которого выходят на производственный цех, наблюдает за полировкой и благословением Пророческих Рун.

– Питер! Чем я могу помочь?

– Ну… я насчет свадьбы.

– М-м?

– Насчет денег.

– Хм.

Я начинаю бубнить:

– Бу-бу-бу Яйцо Обета бу-бу-бу не могу себе позволить.

Отец Дороти садится. Он выглядит огорченным.

– Яйцо Обета символизирует обет, который ты даешь моей дочери, – обет обеспечивать и защищать ее. Если я за него заплачу, что оно будет символизировать тогда?

– Я могу его отработать, – говорю я. – После смены в каменоломне позвольте мне приходить сюда поработать на полировке. Дороти даже не обязательно об этом знать.

Он глубоко вздыхает и смотрит на меня, как будто я салат, в котором он только что нашел дохлого жука и теперь пытается понять, имеет ли смысл звать официантку и отправлять меня обратно на кухню.

– Питер, я бы очень хотел, чтобы ты еще раз подумал насчет козлов.