
Игры виновных: сезон первый
В это время, не дожидаясь полного описания ситуации, Румина взяла в руки айпад, но нажимать на кнопку проигрывания не решалась. Она смотрела на Пашу, который в миг замолчал, и смотрела на Сашу, у которого начал дёргаться глаз. Она поняла, что он начал нервничать, злиться. Он сжимал кулаки, щёлкал пальцами, сжимал зубы – всё это было видно со стороны.
Саша попросил у друга сигарету, и тот положил пачку на скамейку, не промолвив и слова. Саша взял одну, зажал её между губами, но прикуривать не стал.
– Включай.
4
(Саша отметил, что в этот раз экран поделен на две части горизонтальной линией. В верхней съёмка шла от третьего лица, в нижней – от первого. Ни одно из них он не хотел смотреть.)
Тишину разбавил тихий подростковый голос парня:
– Суки, вы за всё заплатите, вы в этом виновны.
(Дальше на экране появлялись сцены точно из его сна: выбитое стекло, кровь, кричащие девушки. Они все были заперты в одном кабинете, выхода из которого не оказалось. Точнее, была дверь, но в данной ситуации в её роль входило только впускать людей, но никак не наоборот. И то, что ни одна живая душа так и не дотронулась до неё, подтверждало этот факт.)
Треск.
Верхняя часть оконного стекла звонко посыпалась в кабинет, оставив половину в виде острых холмов в раме. Мальчик со звериной силой насадил на эти холмики – так в древние времена сажали на кол пленных – девочку. Раздался короткий, но очень пронзительный женский писк, и прозрачные холмы быстро сменили цвет на тёмно-красный.
(Румина, не в силах смотреть на этот ужас, трясущимися руками перекинула айпад в руки Саше. Паша бросился прикуривать вторую сигарету, как вдруг на планшете пропал звук и вмиг всё потемнело.)
Экран погас.
Смена кадра.
(Ребята заметили – разделения экрана на части больше не было.)
– Я не заслуживал такого отношения к себе ни от кого из них, – из динамиков раздался всё тот же подростковый голос. На экране перед ними предстал юноша. Его ледяной взгляд упал на сидящих у ног девушку и девочку, по всей видимости учительницу и школьницу. – И кто им сможет теперь помочь?
Лезвие прошлось по шее первой, оставив её захлебываться в своей же жидкости и пачкая левую штанину брюк парнишки.
– Почему никто из вас не может сейчас ничего сделать? Взрослые люди…
Раздался очень короткий девичий крик, больше похожий на визг, и возле правой ноги сложилось другое тело, беспомощно прикрывающее ладонями свою испорченную шею.
Всё происходило так резко, так безжалостно, словно этот маленький безумец планировал все свои действия задолго до этого момента. И, судя по крайней жестокости, специально мучил себя, вынашивая в душе возрастающую боль, причинённую этими людьми.
– Взрослые люди… которые так любят тыкать детям, имея лишь статус учителя или психолога… – На его лице образовалась ухмылка, затем она резко сменилась озлобленным оскалом: – Да нам насрать на ваши заслуги! Особенно в те моменты, когда вы пытаетесь унижать нас прилюдно, – он медленно подходил к третьей жертве, выкрикивая оправдания своим действиям. Этой девушке даже не удалось вскрикнуть. Всю боль можно было прочесть по широко открывшимся глазам и слезе, успевшей добраться до краешка её тоненьких губ. – В своих затхлых… вонючих… тошнотворных кабинетах. – Он медленно разжал пальцы, до этого крепко держащие волосы, и аккуратно опустил практически мёртвое тело на пол.
Смена кадра.
Подросток молча стоял и смотрел перед собой. Его взгляд был направлен на всех тех, кто смотрит это видео. По лицу раскинуты красные крапинки, словно он заболел жуткой ветрянкой. Он стоял… этот маленький псих стоял и улыбался, устремив свои холодные голубые глаза прямо в камеру, и проговаривал одну фразу:
– Они во всём виноваты… да-да… они так и сказали мне… – и начал смеяться так громко, что закладывало уши. Мерзкий, ненормальный, истерический, хриплый смех.
БАХ!
Мозги школьника разлетелись по всей стенке, и он упал замертво. Мёртвая ухмылка застыла на его лице.
5
Как стало ясно позже, одна из учительниц успела сообщить своему мужу о происходящем, до того как её насильно затолкали в этот кабинет, тот и вызвал наряды скорой и полиции.
Лицо Саши выказывало ненависть ко всему происходящему в его городе, происходящему с теми людьми, кого он хоть малость, но знал. Ему становилось страшно за свою семью, за Пашу и за Румину.
Даже после просмотра видео сигарета в его зубах оставалась неприкуренной. Он смотрел на экран молча, в то время как Паша продолжал курить уже третью, а может быть, и четвертую сигарету, а Румина ходила взад-вперёд и что-то бубнила себе под нос.
Снова смена кадра.
Сашины глаза округлились, он живо поднял их, чтобы посмотреть на ребят, но никто из них не обращал на него внимания, никто не слышал звука и не видел того, что картинка на экране снова начала меняться. Либо они не хотели видеть продолжения, либо оно существовало только для него…
Чёрный квадрат, в котором появилась надпись белого цвета и жирным шрифтом кричала:
ТЫ ВСЁ ЗНАЕШЬ, САША. ТЫ ВИНОВАТ В ЭТОМ, А ОНИ ОТВЕТЯТ ЗА ВСЁ.
Он отбросил айпад, который случайно попал Паше прямо в голову. Поднял колени к подбородку и начал раскачиваться из стороны в сторону, как умалишённый. Возможно, это был приступ, только в этом случае не эпилепсии, а легкой потери рассудка. Румина, которая ещё на середине видео закрыла лицо руками и стала бродить из стороны в сторону, резко повернулась к нему. Паша встал в полный рост, прижимая руку к голове, и, положив айпад на землю, подбежал к нему:
– Что с тобой, дружище?!
– Я не виноват! – в испуге закричал Саша. – Это не я! Я не знаю, что тебе нужно! Я не виноват! Не виноват!
Тело ходило ходуном из стороны в сторону, мотая головой, он повторял эти фразы, его губы начали дрожать – так происходит перед тем, как человек начинает рыдать.
Но Паша как будто бы успел вовремя, крепко обняв своего друга. Саша прекратил качаться на скамейке, но продолжил бормотать себе под нос всё те же фразы, что выкрикивал секундами ранее. Румина застыла в ступоре и совершенно не понимала, что ей делать. Они смотрели другу другу в глаза, Румина и Паша, не понимая, в чём дело. Но их взгляды говорили одно – кажется, их друг сходит с ума.
Только Паша с надеждой предполагал, что это не так, что этот приступ неспроста, он отчётливо помнил, что случилось с Сашей больше года назад. И ему, как бы страшно это ни прозвучало, хотелось, чтобы произошло именно это, а не то, что они увидели сейчас.
Глава 7
1
– Сладенький, ты ещё долго? – чуть ли не фальцетом обратился Паша к своему лучшему другу. – Мои ножки уже заждались и хотят вечеринки.
«И задница, видимо, тоже», – тихонько прошептала женщина-кассир, скривив свои тоненькие губы. Такой жест означал что-то типа «фу, что за мерзость, ещё немного, и меня стошнит». Она повернула голову к коллеге напротив, выискивая у той в глазах поддержку, и, увидев взаимность, ещё раз (теперь явно напоказ) скривила свои противные, похожие на расплющенных червяков губы.
Они обе выглядели как государственные служащие, которые прибегли к старой методике по допросу потенциального преступника – хороший и плохой коп.
Та, что скривила своих «червячков» первой, была худощавой, невысокой девушкой с незасаленными (судя по всему, временно) волосами, собранными в пучок на макушке, – скорее всего, она хороший коп, то есть стажёр. Плюс к тому её ожирение (в ближайшем будущем) проявлялось пока только в боках, а недовольство во взгляде просматривалось лишь изредка.
Что же касается её напарницы, та была абсолютной противоположностью: жирные, грязные волосы, взгляд, подсказывающий покупателям, куда бы им сходить подальше и в какой части ада им бы сгореть. Сто процентов, она плохой коп. Тут даже не стоит и описывать. Бр-р-р, мерзость.
– Ещё немножко, Павлуша, – подыграл Саша, – и я устрою нам двоим ух какую заварушку.
Видели бы вы лица кассирш, когда он принёс им продукты на расчёт.
– Педики, – сказала «плохой коп» и, поняв, что не рассчитала громкость, попыталась это скрыть извиняющейся улыбкой. Но, видимо, осознав, что слова услышаны адресатом, гордо расправила плечи, доказывая, что толерантность – это не её.
– Что ты сказала, мисс Не-становись-на-весы-а-то-сломаешь? – ответил Паша и громко заржал вместе со своим другом.
Плечи кассирши ушли в шею.
«Возможно, это и чересчур, но, с другой стороны, кто они такие, чтобы так смело отзываться об этих двух замечательных парнях?» – именно так подумал про себя Паша, прежде чем выставить на посмешище единицу обслуживающего персонала. Опять же, это было сарказмом.
Друзья вышли из магазина, оставив наедине с собой парочку ошеломлённо открытых ртов. Ртов одной, за чьи губы таких называют «губошлёпами», и другой, губы которой похожи на приплюснутых червяков. Всё-таки в них было что-то общее – они обе были очень противные и вызывающие отвращение люди. Плюс к тому со стопроцентной уверенностью можно заявить, что они до конца рабочей смены вспоминали ребят с красноречием, присущим их контингенту.
– Надо будет зайти сюда ещё раз, – весело подметил Паша.
– Согласен, – отбив ладонью «пять», согласился Саша.
Наслаждаясь своей выходкой, они запрыгнули в кабину зелёного «Фольксвагена», оставив за собой визг колёс и натюрморт из грязевых капель на двери магазина. Паша подключился по Bluetooth к магнитоле, включил заранее подобранный плейлист из их общих любимых треков, выкрутил погромче звук и как следует дал газу.
О, как они любили эти моменты, словно они были актёрами франшизы «Форсаж». Ну или «Такси» – Саша часто шутил над тем, что его другу не хватает усов, кепки-фуражки «ровного пацана» и радио «Шансон», а также багажа записей «интереснейших» историй в голове, чтобы ими делиться с пассажирами/клиентами. На что Паша почти пинками выгонял друга из машины, выкрикивая вдогонку: «У тебя не было, нет и не будет прав, ты навсегда сопляк. Хотя бы поэтому тебе не стоит практиковать свой сарказм со мной!»
«Ученик всегда мечтает превзойти своего мастера», – отвечал ему Саша. После подобных пикировок они жали друг другу руки и прощались.
Лучшие друзья, что поделать.
В этот день они направлялись в соседний город, чтобы попасть на какую-то вечеринку. Ребята часто так срывались, если это имело ценность: крутой диджей, или в пункте назначения находились открытые бассейны с вечно горячей водой, или, может быть, какой-нибудь знакомый (из богатой семьи, конечно же) приглашал на закрытые вечеринки, на которых устраивались различные фестивали типа трэп-музыки, или сходка бэндов, играющих рок-н-ролл или поп-панк. И конечно же, десятки красивых и, возможно, легкодоступных девушек.
Вообще имело смысл приезжать в случае, если есть уверенность в том, что будет весело, незатратно и, опять же, будет много красивых девочек. Так, наверно, мыслят все парни, будучи молодыми и холостыми (не с медицинской точки зрения).
Когда у них случались такие вылазки, друзья всегда на свой страх и риск (особенно Паша, будучи за рулём) выпивали пол-литра их любимого ирландского виски «Джемесон» – якобы на удачу. Звучит это очень по-идиотски – поездка по межгороду и выпить на удачу.
И в этот раз они не стали изменять традициям.
Колёса уже несли друзей на выезд из города, оставалось только преодолеть их любимый поворот. Дорога шириной примерно в двенадцать метров, разделяющая частные дома и, как ни странно, кладбище. Иногда кажется, что люди, живущие в домах, напротив которых находится кладбище, ни разу не смотрели фильмов ужасов, а если и смотрели, значит, у них стальные яйца и абсолютно не развита фантазия. Либо же эта картина служила им мотивацией, мол, не упускай шансы, не трать своё время попусту, ведь ты не знаешь, в какой момент можешь оказаться в месте напротив.
Они с лёгкостью преодолели это расстояние. Естественно! Поскольку лишь на этом повороте можно было разогнаться до скорости ста километров в час и не улететь в кювет, или не вписаться в дерево, или, что ещё хуже, влететь к кому-нибудь в окно дома (в таком случае им останется только начать чирикать – вдруг прокатит).
– Кстати, Сань, как у тебя дела с работой? – Паша убавил звук в динамиках.
– Неплохо, ты знаешь, спустя полгода оказалось, что мне нравится копаться в технике. Особенно если это продукция сам знаешь кого.
– Хах, знаю-знаю. Я думал, ты сбежишь из этого проклятого места через пару месяцев.
– Нет, я пока об этом не думал. Тем более, братишка, я выдвинул свою кандидатуру на должность директора офиса, и её, скорее всего, одобрят.
– Воу, воу, мои поздравления! – отпустив руль, Паша начал хлопать в ладоши.
– Согласен. Через пару дней должны прислать ответ на почту.
– Это обязательно нужно отметить!
– Только не в дороге, дружище, – Саша направил указательный палец в лицо другу.
– Нет проблем, дружище. Нет проблем.
2
Разъяснять, как круто было на этой вечеринке, не требовалось. Они никогда не принимали странные, на их взгляд, приглашения от малознакомых людей. Вот и в этот раз всё было так, как они и хотели.
В первый час после прибытия в дом, где царила вписка, Паша безуспешно пытался склеить понравившуюся девушку. Но спустя несколько бокалов пива список номинанток значительно увеличился, а шансы на успех и вовсе сошли на нет. «Это ведь как в маленьком городке, – говорил ему Саша, – в одном месте шепнул, в другом сказали, что разорался». В общем, одна из девушек передала другой, что какой-то чудик пытался соблазнить сначала её, а потом её подругу. Выслушав всё внимательно, уже другая девушка рассказала своим знакомым, и так далее. В итоге всё женское сообщество тогдашнего вечера сказало Паше «нет».
Саша же преследовал другие цели. Ему хотелось спокойно выпивать, танцевать, что он и делал. А потом и вовсе нашёл комнату, где уставшие от шума гости играли в приставку, разрывая мертвяков в каком-то зомбошутере. Тут он и провёл остаток ночи.
В конечном счёте они, довольные, улыбающиеся, заспанные, с помутневшим взглядом в будущее, то есть на дорогу обратно, но безусловно счастливые, поехали домой.
– Это было неплохо, – Саша протёр глаза.
Паша обернулся к другу и вопросительно вскинул брови.
– Я про вечер и ночь. Весёлое окружение, хорошая музыка, недешёвые напитки. И, что самое интересное, – приставка. Я ещё ни разу не рубился на вписках в приставку. Чувствовал себя немного старым.
– Уж лучше старым, чем несчастным и отвергнутым, – Паша иронично всхлипнул.
– Да брось, дружище. Сам же виноват. Чё ты, как баран, начал во все ворота стучаться?
– Это не я, – Паша расплылся в умиротворённой улыбке, – это молодость.
– Ха-ха-ха, – Саша хлопнул его по плечу, – есть в этом своя правда.
3
На рассвете дорога выглядела совсем иначе, нежели в другое время суток (равно как и в другое время суток, не похожее на рассвет). Пустая, спокойная заасфальтированная (пусть и не везде) дорога, на которой встречных машин практически не было.
Солнце, имевшее в это время розовые оттенки, только-только пробуждалось, медленно выплывая из-за горизонта, занимая место напарницы-Луны.
И кажется, что иногда оно неохотно заступает на пост смотрителя за земным. Отсюда напрашивается вопрос – даже у этого тёплого радостного шарика имеется свой личный будильник?
Ответ – да.
Им были птицы, напевавшие свои популярные (в их местном чарте) хиты – какой-то из видов пернатых только начинал распеваться, а какой-то уже пел во всё горло. И самое обидное/прекрасное, что такой будильник хочешь не хочешь – выключить не удастся, хоть ты тресни.
– Как-то всё это неправильно, – уставившись в боковое зеркало, сказал Саша.
– Что ты имеешь в виду?
– Слишком гладко течёт время, без всяких проблем, хреновых ситуаций. Это напрягает или настораживает, я ещё не решил. Но почему-то хочется готовиться к худшему.
– А разве это плохо? – удивился Паша. – Плохо, что вокруг всё строится так, словно фортуна старательно хочет исцеловать наши задницы?
– Да, я думаю, что да. Не хватает адреналина, что ли. – Саша проворачивал ключ в бардачке, то открывая его, то закрывая, затем поднял глаза на Пашу. – Вспомни, как было в детстве, когда мы ходили, например, к старому зданию: сразу появлялись мысли, что здесь кого-то убили или, может, обитают призраки. В ту же секунду это здание становилось нашим личным секретным местом, а мы – агентами, которые должны понять, в чём его секрет! – немного помолчав, добавил: – Вспомни, дружище! Как это было круто! Пусть кроме местных бомжей, воняющих мочой вперемешку со спиртом, спящих плотно друг к друг, якобы чтобы греться, мы ничего там не обнаруживали, это всё равно было весело и нескучно.
– Без вопросов, я соглашусь с тем, что это было круто. Но есть одно но, Саша, – он приоткрыл окно и прикурил сигарету, – нам уже не по десять лет, и ты должен это понимать. – Паша перевёл на него свой взгляд. – А если тебе так хочется адреналина, пойди скажи нашему участковому, что ты и ещё полрайона спали с его дочкой.
– Ну ты и мудак, конечно, – Саша улыбнулся, – я же серьёзно, а ты опять за своё.
– Не обижайся, дружище, просто я думаю, что ты устал, и нам нужно сменить наши выездына что-нибудь другое. Отвлечься, разбавив картину прекрасно плывущей по течению жизни, – Паша хлопнул в ладоши, мол, отличный совет. – Вот жалко, что мы с собой не прихватили бутылочку чего-нибудь вкусного.
– Я думаю, что сейчас она не нужна, и без того глаза закрываются, – Саша зевнул и чуть опустил своё сиденье, нажав на специально отведенную для этого кнопку, находящуюся под креслом. – Это, конечно, наша особая традиция, но иногда её можно перенести на некоторое время вперёд.
Паша ничего не ответил и сделал чуть громче звук. Через несколько минут появится табличка с приветствием въезда в город.
Трасса по-прежнему пустовала. Редким исключением были проезжающие мимо фуры. За всё время езды, будучи за рулём (после того как получил права, он старался как можно чаще выезжать в другие города в целях изучения своего края), Паша заметил, что ночное время, равно как и часы на заре, – любимое время для поездок водителей дальнего следования. Потому что в эти часы встречается малое количество встречного транспорта, что облегчает им дорогу и помогает в том, чтобы доставить груз вовремя. Днём же дальнобойщики заезжают в какой-нибудь придорожный мотель, чтобы вкусно поесть, принять душ и выспаться, а позже, ближе к закату, вновь берутся за руль, давят на газ и мчатся к поставленной цели.
Саша искоса взглянул на друга, чтобы убедиться, что его глаза не закрываются так же, как его собственные.
Дорога постепенно начала казаться расплывчатой – так бывает, когда сознание уводит тебя в сон, а ты, в свою очередь, пытаешься с этим бороться. Но это так же бесполезно, как лизать мороженое через стекло.
Паша заметил, что его лучший друг начал бороться с тем, чтобы его подбородок не упал на грудь. Он ухмыльнулся, решил убавить звук на магнитоле и прибавил газу, чтобы доставить их домой как можно быстрее.
Вокруг не было ни души, и ему захотелось плавно влететь в тот самый поворот, что разделял частные дома и кладбище. Он всегда так делал. И в этот раз тоже. Безо всяких мыслей о возможных последствиях. Да и какие могут быть последствия, когда вокруг никого, кроме утомлённого друга.
Саша всё же пытался не закрывать глаза. Хоть спички между веками вставляй, думал он. Чувствуя, как машина набирает обороты, он было дёрнулся, потом увидел, что у Паши вполне себе бодрое и уверенное выражение лица, и успокоился. Он решил опустить свои веки в этой неравной борьбе с сонливостью. Он думал, что ничего не мешает ему это сделать, а когда они подъедут к дому, Паша его разбудит. Впрочем, как и всегда.
Саша прислонился плечом к дверце, сложил руки на груди, глубоко вздохнул и напоследок, перед тем как уснуть, метнул взгляд на Пашу, который с удовлетворённой улыбкой обернулся к заднему окну. «Видимо, он снова влетел в этот поворот», – подумал Саша. И, улыбнувшись, спокойно закрыл глаза. Но громкий, очень громкий волнующий крик заставил открыть их снова.
Открыть всего на секунду.
– Сука!..
Глава 8
1
…я заорал так, как никогда раньше. – Произнесённые слова казались сухими и выжатыми. Паша угрюмо смотрел в стол и продолжал монолог: – Говорят, в таких случаях у большинства людей вся жизнь перед глазами пролетает – по ходу, я не вхожу в это большинство, – он уныло улыбнулся, – я пытался сделать всё, что казалось возможным, чтобы избежать того жуткого последствия.
Румина сидела молча, лишь изредка бросая взгляды на Пашу. Она медленно и практически бесшумно отпивала чай, стараясь не издать ни звука, чтобы не перебивать говорившего.
– Дорога была пустая, я был уверен в этом, но стоило мне только на пару секунд обернуться, чтобы посмотреть на этот грёбаный поворот… – он отодвинул от себя чашку и уставился в потолок. – Как же резко он выскочил. Причём не на встречной полосе. Он вылетел с дорожки, ведущей к гаражу, построенному около частного дома. – Паша перевёл дыхание и уставился на Румину. – Парень сидел на мотоцикле, точнее, я думал, что это взрослый парень, – Паша потёр ладонями лицо, – потом уже, – выдержал короткую паузу, – после всего, обнаружилось, что ему было четырнадцать лет. Мальчик стащил без разрешения матери мотоцикл.
Румина, не переставая слушать и не задавая лишних вопросов, наполнила из чайничка его чашку.
– Я пытался выкрутить руль в нужном направления, но ничего не вышло. На такой скорости приходится надеяться только на чудо, – его взгляд остановился на входной двери бара на несколько секунд. Он продолжил: – Чуда не произошло, и мы столкнулись лоб в лоб. Пацан вылетел из сиденья, как воробушек из гнезда. Только у воробушка есть преимущества – это крылья. – Паша показал жестами рук взмах крыльев и резко опустил ладони на стол.
Шмяк!
– У малого же их не было, и единственное, что его остановило, это дерево, о которое он разнёс голову. – Паша сделал глоток чая и погрузился в молчание.
Румина не решалась как бы то ни было комментировать услышанное. Со стороны было видно, что она еле сдерживает слёзы. Её нижняя губка сотрясалась чуть ли не после каждого произнесенного им слова, и она то и дело нервно перебирала подол платья.
– Смотря в тот момент на Сашу, я пожалел, что отказался от подушек безопасности, но обрадовался, что заставил натянуть ремень, что сделал и сам. Вот только он ослабил его, перед тем как начал засыпать. Именно это его не уберегло. Нашу машину начало раскручивать в стороны, я ничего с этим не мог поделать, вокруг был лязг, шум, противный скрип… а потом я уже смотрел в треснутое лобовое окно – треснутое из-за головы Саши.
Румина прикрыла лицо руками, на виду остались лишь испуганные глаза. Паша продолжил:
– Когда машина остановилась, точнее, мы боком въехали в дерево около обочины, я крепко ударился о боковое стекло головой, но, слава богу, не потерял сознание.
Паша нервно сглотнул слюну, в его глазах как будто отражалось отчаяние вперемешку со злобой и грустью. Он не умолкал:
– Я сидел и смотрел на окровавленное лобовое стекло, покрывшееся трещинами, напоминавшими паутину. Я сидел и смотрел на окровавленное лицо Саши и, кажется, не дышал. Я не мог дышать, словно мне раз и навсегда перекрыли кислород. Я вообще ничего не мог делать. Просто сидел и смотрел.
Румина заметила, что глаза Паши наполняются влагой, и подумала, что они вот-вот разрыдаются вдвоём, но он сдержался и продолжил рассказ:
– Позже стало понятно, что скорую и полицию помогла вызвать одна пожилая дама, которая развозила молоко в это время. Она стала громко звать на помощь, и из некоторых домов выбегали люди. Я не помню лиц большинства, потому что молчал и смотрел на своего друга. – Он пристально посмотрел в глаза собеседнице и прошептал: – Румина, мне впервые стало по-настоящему страшно.
Она не могла больше сдерживаться. Из её глаз тоненькими ручейками покатились слёзы. Она настолько внимательно слушала, что даже не обратила на это внимания. Паша вытащил платок из нагрудного кармана рубашки и помог ей и дальше не обращать внимание на них.
– Помню только суету. Помню, как нас вытащили из машины, как громко рыдала мать того мальчика. Помню, как медики забрали нас и как раскидали по разным палатам.
Паша сжал кулаки так, что они хрустнули. Затем начал монотонно тыкать указательным пальцем в стол и снова направил взгляд на входную дверь.
Он продолжил:
– Всё время, что мы находились в разлуке со другом, я ненавидел себя. Ведь по сути это я был виноват. Я допустил всё это. Я не знал, как буду смотреть в глаза его замечательным родителям. При этом поймал себя на мысли, что я обязан это сделать. Я должен впитать всю их ненависть ко мне. Я был готов ко всему, лишь бы хоть на минуту увидеть Сашу или чтобы кто-нибудь сказал, что он жив. Ты понимаешь меня?