– Нет, – ответил мужчина с таким спокойствием, что Берена отступилась от него и успокоилась, поняв, что он что-то придумал, села в возок, громко хлопнув дверью.
Арман дал сигнал вознице. Паланкин живо тронулся с места. Красивая супруга воеводы еще раз гневно посмотрела в сторону окон Серого дома.
* * *
К концу дня с Ярозера повеяло приятной прохладой. Хельга проснулась от сильного чувства голода и обнаружила, что потолок в комнате вдруг сменил цвет. Она проморгалась, поднялась с постели и теперь поняла, что находится вообще не в своей комнате. Выгляну в окно, с облегчение вздохнула – пейзаж почти не изменился.
“Как я в соседнюю комнату попала?”
Целительница пыталась восстановить в голове всю цепь последних событий. Вспомнила, что ночь спасала отравленного мальчика, потом, когда ему стало намного лучше, задремала.
Она ощупала себя: “Интересно, а платье-то почему мятое?!”
…А вот как помялось платье, и как она очутилась здесь совсем не помнила и чтобы лучше восстановить утраченные звенья цепи воспоминаний, направилась в свою комнату.
Там Хельга застала лишь девицу с двумя тоненькими косами, которая раскорячившись терла влажной тряпкой пол. Постели были аккуратно застелены, в вазе стояли свежесрезанные цветы.
– Где мальчик? – спросила она девушку.
Та отложила тряпку, развернулась к ней лицом и вытерла руки о фартук.
– Увезли.
– Куда?
– Я слышала, что в Серый дом, – девушка затеребила одну из своих кос.
– Кто увез?
– Ну этот, воспитатель его и с ними еще тот старик страшный был с маской, – показала девушка на своем лице и вдруг с удивлением уставилась на Хельгу. – Говорили, что спрятать там хотят. Да ты седая!
– Что!
Девушка взяла блестящий металлический поднос и подала его Хельге. Целительница не очень-то обрадовалась. увидев свое отражение: на розовой челке и в самом деле выступила широкая седая прядь.
Хельга выругалась понятными только ей выражениями.
– Утром ты так крепко спала, что тебя не могли разбудить и перенесли в соседнюю комнату.
– Э-э-э, кто перенес?
– Ну ваши попутчики, одного точно знаю Сом зовут, а второй такой темненький с маленькой бородкой.
– Та-а-к, – снова поправила мятое платье Хельга. – И где они?
– В тюрьму пошли.
– Интересный поворот событий, а стоило только уснуть…
Девушка обнаружила также что люто голодна и, если срочно не поест, озвереет не хуже любого оборотня. Поэтому решила спуститься вниз, в харчевню и поесть.
– Что изволите подчевать? – поинтересовалась прислуживающая при столиках пышненькая девушка у целительницы.
– Яичницу! И попить что-то.
– Яичницу с утра подают.
– Я не завтракала еще – яичницу.
– Хорошо, – не стала больше ей перечить девушка и отправилась за снедью на кухню.
Хельге принесли все, что ей так сейчас не хватало. Кроме яичницы нашелся еще и черничный кисель с молоком и хлеб необычайно румяный. Сейчас вся эта простая пища казалась ей необычайно вкусной, и она сразу вспомнила ту похлебку, которой кормил ее в землянке еще в Ивовом Долу старик Пересмысл. Интересно, куда все запропастились.
Она так увлеклась пищей, что совсем не заметила, как в Перегрызенный кнут нагрянула пестрая толпа весьма странного народа. Ее стол окружили старики и пожилые женщины в длинных балахонах почти до самой земли.
Правда Хельга сейчас находилась в такой эйфории от того, что спасла еще одного пациента и от того, что неплохо вечеряла. Она не сразу заметила, что стол ее окружила толпа. У всех этих людей были очень странное выражение лиц, они смотрели на целительницу с розовыми волосами как слишком сурово.
– Что ты делаешь? – спросил злобно один из стариков с выдающимся сизовато-синим носом и жидкой длинной бородой.
– Яичницу ем, – подавилась девушка.
– Ты слуга Мары или Чернобога? Ты ведь режешь живых людей!
– Я, – у Хельги пропал аппетит. – Я людей спасаю! Ты, пень из дикого леса как предложишь аппендицит лечить? Хоть в задницу горчицы залей, хоть с бубном пляши, если у человека аппендицит – его нужно вырезать! И вы кто вообще? – Хельга запоздало поняла, что увлеклась с ответом на наезд забыв даже понять кто сейчас тычет в сторону пальцем.
– Мы адепты Светилова круга, каждый из нас служит разным богам, но все мы пришли к единому мнению – ты зло! Ты распускаешь чернь, заразу и скверну в Китеже! И воруешь души невинных, по простоте своей уверовавших что ты их лечишь!
– Адепт Чернобога, приспешник Ивара! Живых людей, словно свиней резала? – срываясь на визг заголосила женщина с одутловатым лицом.
– Вы что, какого Ивара… вы сами-то верите в то что говорите! Свидетели Иеговы каменного века. Вы фанатики небось и повесить меня хотите? – Хельга тянула время поняв что толпа не шутит и ей нужно как-то избавиться от них.
– Зачем повесить? – удивился преклонных лет старик в одеждах, расшитых золотом, – Именем Великого совета десяти, за роспуск скверны, похищение невинных душ, обман и сквернословие мы приговорили тебя к тому что ждет любого служителя Скверны! Сварить ее заживо ведьму!
– Сварить?! – Хельга почувствовала предательскую дрожь в коленях.
Круг фанатиков все сужался. Кроме десяти слишком смурных стариков, в длинных и вышитых символами разных стихий одеждах, за ней пришла и дюжина крепких парней в одинаковые цвета коричневых рубахах. Хельга вскочила из-за стола и ее быстро скрутили два молодца с такими же угрюмыми как у стариковых взглядов и в одинаковых рубахах простого покроя и коричневого цвета до пят. И не успела девушка опомниться, как ее бросили в клетку с шипами изнутри, ко дну которой, как к носилкам крепились две ручки и с воплями и понуканиями поперли вдоль улицы.
Хельга перепугалась не на шутку и несколько раз с отчаянием дернула решетчатую дверь клетки. На что она надеялась. Что ее забыли запереть. Что теперь ей оставалась делать? Кричать что она невиновна, взывая к совести к совести людей. А есть ли она вообще эта совесть? Фанатикам и совесть, и мозг заменяет слепая вера. Они будут распинать младенцев с одухотворенными лицами если это прикажет наставник или их писание.
Народ конечно сбежался быстро. Закричал, улюлюкал. Еще бы не каждый день обличают врага! люди любят представления, и казнь наверняка любимая забава толпы. Даже если вспомнить нашу, земную историю: публичные казни в ней были любимые забавы толпы.
Есть даже нарицательное выражение “азиатская жестокость”. Всего лишь оборот речи, но даже турецкие и персидские палачи лишь малые дети по сравнению с которые душегубами из Британии, Франции и множества княжеств Европы практиковали до двадцати способов он умерщвления и более сорока вариаций так членовредительство и истязаний.
Взрослые и дети, парни, девушки, старики бежали вслед за клеткой, бросали в неё гнилыми фруктами. Один гадкий парнишка все время метил ей в лицо, и обстреливал гнилыми кабачками, гадко пахнущими и уже протухшими.
Хельга присела, склонила голову и обхватила голову руками: “Вот и все, допрыгалась. Доигралась, возомнила себя Миценой местного разлива. Дура”.
Вспомнила она и про казнь в кипящем масле. Насколько это ужасно она и представить себе не могла. Как жаль, что так и не увидела Храбра еще раз, и даже старик Пересмысл куда-то ушел. А ее, словно картошку фри хотят сварить.