По ту сторону горизонта

Лорд кивает и толкает двери перед собой раньше, чем ему успевают их открыть. В сущности, не так важно, какие слова Кеннет будет говорить, главное лишь эффектно появиться. Он сцепляет руки за спиной в замок и, позволив незваным гостям повернуться к нему лицом, заходит в помещение. Наконец Бентлея успевают нагнать четверо его солдат.

В отличие от Кеннета, его люди остаются на пороге с взведёнными мушкетами. Пока лорд не собирается вершить самосуд, быть может, удастся обойтись и малой кровью. Однако гости должны ощутить, что им здесь совершенно не рады.

Выйдя на середину комнаты, Бентлей окидывает взглядом убранство. Ему радостно, что большой позолоченный глобус по-прежнему стоит у камина, диван украшен несколькими синими подушками с бахромой, а персидский ковёр под ногами не изъеден молью. Не радостно лишь видеть людей, которых Кеннет не знает, но которые ему уже неприятны. Мужчина, гордый и наглый, по-видимому, Реджинальд Комптон, поднимается из кресла. Он касается самыми кончиками пальцев лакированной крышки стола из красного дерева, совершенно пустого – Кеннет всё забрал с собой, когда отбывал из Лондона, хотя и не планировал уезжать надолго. В его мыслях вообще было быстро решить дела Короны и позволить себе впоследствии отправиться в Колонии, чтобы заняться торговлей там. Как бы он ни любил английскую столицу, всё чаще он слышал рассуждения про счастье на новой земле.

Реджинальду на вид чуть меньше тридцати лет, наверное, он из числа тех самых джентльменов, что занимались грабежами на улицах, отрезали прохожим кончики ушей и не знали последствий благодаря богатым отцам. Одного взгляда на него хватает, чтобы понять, что в этих зелёных, цвета мутной болотной трясины, глазах не прячется ничего хорошего. Девушка рядом с ним, одетая в грубый кожаный плащ, недовольно скрещивает руки на груди, открывает рот, словно собралась с мыслями и решила что-то высказать, но Бентлей перебивает её одним коротким, но резким жестом – подняв палец.

Возмущению светловолосой барышни нет предела, она то открывает, то закрывает бледные губы, как выброшенная на берег рыба. Бентлей подходит к низкому стеклянному столику возле письменного стола, чтобы взять бутылку. Чинно и спокойно он протирает с неё пыль ладонью, срывает сургуч, извлекает пробку и наливает бренди в бокал.

– У вас есть пять минут, чтобы покинуть моё поместье.

Слова повисают в воздухе, один из солдат достаёт из нагрудного кармана часы. Даже без особого приказа понятно, что Бентлей обращается не столько к людям, которым не рад, а к своим военным. Комптон придерживает ладонью чёрный жилет, поглаживает его, и Кеннет улавливает лёгкий трепет, исходящий от мужчины. Это не может не льстить. Казалось, что он утратил былую хватку, но взгляд Комптона говорит об обратном.

– Добрый день, мистер Кеннет, – он кивает своей даме, и та без лишних разговоров спешит удалиться. Это даже к лучшему, не будет свидетельницей грубого разговора между двумя мужчинами.

– Вы действительно считаете этот день добрым? – деликатно интересуется Бентлей, прежде чем сделать глоток бренди.

Моргана ненавидела бренди. Она пила всё, но именно от бренди кривила лицо. Упрямый факт всплывает в голове сам собой, и Бентлей морщит лоб, недовольный тем, что именно сейчас она будто специально возвращается в его мысли, не даёт и шагу спокойно ступить. Словно злобный, мстительный дух, как заряженный мушкет, упирающийся в спину, или как мальчишка-газетчик – никому не даст забыть и всем напомнит о себе.

Кеннет опускается в кресло напротив мужчины, откидывается на спинку и выжидающе смотрит. Только сейчас он замечает свой собственный портрет, занимающий половину стены за спиной Реджинальда. Раньше его тут точно не было: как бы сильно Бентлей себя не любил, но вешать за собой свой же портрет не стал бы, хотя мысленно отмечает, что написана картина очень даже недурно.

– Мне сообщили, что вы вернулись в Лондон. Однако не сказали, что живым. Но я рад видеть и знать, что вы в добром здравии. Боюсь, я не представился. Лорд Джеймс Реджинальд Комптон. – Он не протягивает руки, но Бентлей и не стал бы её пожимать. – Подождёте немного? Сейчас подадут чай.

Кеннет даже назвал бы этого молодого мужчину заносчивым мальчишкой, если бы сам не был старше всего на шесть лет. Реджинальд Комптон раздражает тем, как по-хозяйски учтиво обращается к нему – настоящему владельцу. Бентлей выжидающе смотрит на Джеймса. Не как на врага, скорее как на непрошеного гостя, заявившегося без приглашения на приватный бал.

– Боюсь, что дворецкий сейчас немного занят, выносит ваши вещи из моего дома.

– Ах дом, точно, – Реджинальд произносит это очень беззаботно, но в его мутных глазах не проскальзывает даже намёка на то, что он действительно забыл о чём-то. Такие люди, как Комптон, а Кеннет повидал их немало, слишком расчётливы, чтобы что-то забыть, упустить из виду или позволить себе такую наивность, как глупость. Его губы растягиваются в некрасивой улыбке: слишком крупная нижняя губа выгибается и дёргается.

– Видите ли, есть одна небольшая проблема, лорд Кеннет. В понедельник… – Реджинальд кидает взгляд на часы рядом с камином – идут, – в полдень этот дом уйдёт с молотка. Небольшая формальность, да, всего лишь передать небольшую сумму. Все документы оформлены. И как бы не хотелось мне вас разочаровывать, весь этот дом с его коллекцией картин и накладные на линейный корабль первого ранга «Великолепие» перейдут мне.

Комптон поднимает голову, смотрит в сторону выхода, затем переводит взгляд на Кеннета, щёлкает языком, да так громко, что Бентлей мысленно одёргивает его. Однако замечание так и остаётся неозвученным.

– Отличный экземпляр. – Мужчина обходит стол, игнорируя резкий взгляд хозяина поместья.

Он быстро подходит к стоящей в дверях Валерии. И как давно она слушает их разговор? В какой-то момент Бентлей просто забыл, что теперь с ним неизменно везде и всегда она будет следовать безмолвной тенью. Два пальца касаются лица, Комптон поднимает подбородок девушки, осматривает её, проводит кончиками указательного и среднего пальца по бархатной щеке и шее. Он оценивает её как вещь, и Бентлей предугадывает следующую реплику.

– Сколько хотите за неё?

Кеннет буравит затылок наглеца взглядом, Валерия же резко и хлёстко ударяет Реджинальда, заставляя его отдёрнуть руку. Она не даст себя в обиду, таким образом на ней сказалось долгое путешествие в компании мужчин. И всё равно ей далеко до Морганы, которая направила бы в лоб обидчику дуло пистолета или приставила нож к горлу. О'Райли теперь словно мерило для каждой женщины вокруг него. А Валерия даже приблизительно не её копия.

Реджинальд стоит так удачно – один приказ, и четыре выстрела отправят его на тот свет. Бентлей сдерживает себя.

– Уберите от меня свои руки.

Уголок губы Кеннета дёргается.

– Вы слышали даму, она не вещь, чтобы продаваться.

Недовольно хмыкнув, Реджинальд снова разворачивается к Бентлею.

– Я бы мог подумать, если бы вы предложили мне её в обмен на дом. Но раз вы против, в таком случае давайте вернёмся к нашему разговору. В понедельник аукцион. И дом уйдёт с молотка, хотите вы этого или нет.

Тихий незаметный выдох. Воспитание и манеры, которые вложила в Бентлея мать, берут над ним верх. Только потому он не переходит на личные оскорбления, хотя на языке вертится множество интересных и весьма нелестных речевых оборотов. Ситуацию спасает дворецкий, заставивший расступиться солдат, чтобы провезти невысокую тележку с сервизом. Тем самым, что Бентлей привёз матери, когда только начал ходить под флагом Компании. Она была почти что счастлива, получив от сына то, чем можно было похвастаться перед другими.

– Прошу заметить, мистер Комптон, – в разговор вступает Девон, – аукцион состоится только в том случае, если бывший владелец не объявится до самого мероприятия.

Кеннет даже встаёт из кресла. Это отличный шанс вернуть себе поместье, а вот Реджинальд недоволен, он стискивает зубы, и на желтоватом лице видно, как играют желваки, однако самообладание возвращается к нему быстрее, чем здоровая конкуренция на рынок Лондона. Только, кажется, в его глазах сверкает то, что извещает о начале войны.

Дворецкий бережно разливает чай по двум чашкам, игнорируя тот факт, что господ в кабинете гораздо больше. Но в этом и весь Девон, за столько лет службы он уже слился с поместьем, научился слушать стенами дома и чувствовать настроение своих истинных хозяев. Бентлей очень благодарен смерти, что она обошла Девона стороной, позволив ему дождаться возвращения лорда и сыграть свою небольшую роль в решении проблемы.

– Что же, раз так… – Бентлей скрещивает руки за спиной, обращаясь к Комптону с неприкрытой издёвкой, – у вас два пути. Либо убить меня…

На этих словах солдаты в дверях вскидывают мушкеты, целясь прямо в грудь незваному гостю, утомившему хозяина своим присутствием.

– Либо уйти. У вас…

Бентлей кивает одному из солдат, тот смотрит на часы и строго произносит:

– Минута, сэр.

– Минута.

И может, стоило бы поговорить спокойно, может, стоило бы всё обсудить с самого начала за столом переговоров, заключив какую-нибудь сделку, но Бентлей слишком устал после долгой дороги и всех своих злоключений, чтобы вновь вступить пусть и не в агрессивную, но всё же полемику, отстаивая словами то, что не должен был потерять ни под каким предлогом. Это его дом, это его земля. И никакой человек не смеет так нагло разговаривать с ним, а уже тем более диктовать условия в стенах его собственности.

От Реджинальда уже не исходит былого трепета, но в мелких действиях, в том, как он одёргивает манжеты рубашки, не подходящей ему по размеру, сквозит нервозность.

– Однако владелец должен был объявиться в аукционном доме до полудня сегодняшнего дня. А сейчас, – Комптон вновь кидает взгляд на часы, – увы, почти два часа. Таковы условия договора, мистер Кеннет. Быть может, вы и прибыли вовремя в столицу, но ваших стараний было недостаточно.

На лице мужчины появляется улыбка – самая холодная и равнодушная, ядовитая и омерзительная, какую только видел Кеннет в своей жизни. И всё же для себя он отмечает, что Комптон сдаёт позиции. Кажется, он не рассчитывал на явное противостояние, полагая, что Бентлей позволит себе сдаться без боя. Однако даже на горящем «Приговаривающем» он не до конца смирился со своей судьбой, потому не сдаётся и в этот раз.

– Встретимся в понедельник, верно? Сегодня я разрешаю вам остаться в моём доме. Но надеюсь, что вы передумаете, лорд Кеннет. Ведь это… благое дело.

Комптон берёт в руки плащ, до этого небрежно висевший на спинке дивана, и, высоко задрав голову, покидает кабинет. Секундная стрелка отмеряет ровно пять минут, как только мужчина переступает порог, солдат закрывает крышку часов. Впервые за долгое время у Бентлея дёргается правый глаз. Даже Моргана не была столь раздражающе настойчивой, хотя всегда до исступления доводила Кеннета и могла получить всё, что хотела.

Взглянув на стакан с бренди в своей руке, Бентлей делает глоток. Жилка на его виске угрожающе пульсирует, а алкоголь оказывается отвратительно тёплым, из-за чего он даже позволяет себе нелицеприятно выразиться о ситуации. И лишь добавив скупое «приношу извинения, Валерия», подходит к собственному портрету.

– Девон, выбросите все вещи этого господина. Кроме портрета. Его оставьте. Он мне нравится. А теперь вы, – он обращается к солдатам, – катитесь прочь. И передайте, что…

Слова остаются недосказанными. Бентлей осознаёт неприятный факт.

– Девон, он что, уже переименовал мой корабль?

– Полагаю, что да, сэр.

Одна искра заставляет внутри вспыхнуть пожар. Быть может, он и не так дорожит этим домом, как тем кораблём, который должен был прийти на смену «Приговаривающему» и продемонстрировать всем его величие. Теперь же ржавчина на репутации явно выглядывает из-под слоя позолоты. Он не всесильный, теперь же для него это понятнее, чем было ранее.

– Да я лучше спалю… – Кеннет делает паузу, ведь он сам название кораблю так и не дал. Даже в планах не значилось, как в будущем будет называться новый линкор. Бентлей думает, но ни одно название не подходит под описание того, что он когда-то сам спроектировал. – Я лучше спалю корабль, чем дам кому-то чужому вступить на борт. Соберите совет Ост-Индии. Направьте письмо королю с просьбой. Да хоть наймите людей, чтобы они обчистили его дом. Сделайте всё, чтобы Комптону и чайной ложки не досталось.

И солдаты, ведомые приказом, удаляются прочь. В его мыслях всё было не так, он должен был вернуться в Лондон героем. Он должен был стать вторым человеком после короля, войти в парламент и повлиять не только на настоящее, но и на будущее Англии и колоний, а теперь он вынужден бороться за осколки собственного прошлого. Бентлей чувствует, что сегодняшнее знакомство с Реджинальдом Комптоном лишь начало его огромных проблем. И, как назло, теперь не спустить цепных псов, не отправить Спаркса делать всю грязную работу.

Если он ничего не сделает сейчас, то сойдёт с ума от той беспомощности, которая охватила его и стиснула в оковах тревоги.

Лорд обращается к Валерии, застывшей с чашкой чая в руках:

– Валерия, у вас красивый почерк?

Глава 5. Аукцион

Реджинальд Комптон покидает поместье Бентлея, недовольно хмурясь. Вся его фигура выражает напряжение. Проходя мимо солдат, он ощущает на затылке презрительный взгляд, но то, он уверен, не унылые солдаты провожают его, а отпечатался взгляд лорда Кеннета – его дорогого кумира.

С того самого дня, как Комптон впервые увидел лорда Кеннета в конторе, куда пытался наняться на службу, тот стал для него, выходца из низшего сословия, подобием Бога. Молодой, амбициозный и предприимчивый Бентлей энергично раздавал служащим поручения, распоряжаясь активами семьи Кеннет. И до того органично он вписывался в царящую в конторе атмосферу, что Реджинальд поклялся себе когда-нибудь стать таким же успешным, найти своё место в мире. Или занять место Бентлея, если судьба дарует ему такую возможность.

Много лет он наблюдал за работой Кеннета, интересовался самыми свежими новостями из его жизни и всё пытался улучить момент, дабы встретиться лично и попытать счастья во второй раз стать человеком, хотя бы юристом, работающим под протекцией такого влиятельного и умного дельца. Но лорд Кеннет всё не появлялся в Лондоне – его планы простирались намного дальше.

Успехи Ост-Индской торговой компании под руководством Бентлея говорили о том, что тот заберётся ещё выше, чем есть сейчас. Если бы Кеннет смог, а Реджинальд до последнего был уверен, что тот сможет, он бы и старого короля, с которым был в хороших отношениях во все времена, сместил с трона. Однако смерть распорядилась иначе.

Новость о крушении «Приговаривающего» и кончине своего кумира Реджинальд Комптон воспринял болезненно остро, как воспринимает влюблённая девушка измену джентльмена, пообещавшего на ней жениться.

Но горевал Комптон недолго, он быстро понял, что жизнь даёт ему шанс и возможность забраться выше, сколотить капитал, получить статус лорда. Поместье Кеннета, прекрасный особняк, достроенный не до конца, должен был стать доказательством того, что он смог стать кем-то наподобие Кеннета, а может, и им самим.

Кучер спешит открыть дверцу экипажа, но Реджинальд останавливает его тростью, намеренно болезненно ударив по рукам. Он забирается в карету и садится напротив Люси, ударяя набалдашником по крыше несколько раз.

– Подумать только, мертвецы воскресают. Не ровен час, судный день настанет, – с каким-то горьким ехидством говорит Люси. Она разглаживает своими грубыми ладонями с неаккуратными ногтями ткань юбки, после чего обхватывает ими одно колено. В серых глазах кузины, неизменно пустых и глупых, Реджинальд читает насмешку.

– Никакой он не мертвец. Просто пережил крушение корабля и, вероятно, пил с отребьем столько лет. Знала бы ты, с кем он связался, сейчас бы так не улыбалась. Но я правда до последнего думал, что О'Райли с ним покончила.

Люси ведёт плечом.

– И что ты собираешься делать? Это подрывает все твои планы, верно?

– Милая Люси, – на губах Джеймса появляется гаденькая улыбка, – ты ещё не знаешь, насколько я могу испортить ему жизнь.

* * *

Постепенно дом наполняет жизнь, но ещё только в отдельных его уголках: таких как гостевая спальня на втором этаже, декорированная в голубых тонах, под стать вкусам леди Кеннет, заправлявшей поместьем в последние годы жизни Лоуренса Кеннета; в кабинете Бентлея, где хозяин перебирает накопившиеся бумаги; в малой гостиной. И всё же это лучше, чем тишина, царившая здесь много лет. Только от движения жизни становится не намного спокойнее. Бентлей чувствует, как над ним дамокловым мечом висит аукцион. И решать что-то с ним нужно немедленно. Рассчитывать на помощь короля Англии не приходится, ведь Валерия только-только закончила писать письмо, и хоть его отправили, неизвестно, как долго его величество сочтёт правильным томить Кеннета ожиданием. Может пройти не одна неделя, и с домом придётся попрощаться. Они не окажутся на улице, но положение их будет крайне плачевным. В первую очередь потому, что Бентлей будет воспринимать поражение как плевок в и без того растерзанную Морганой душу.

Потирая переносицу, Кеннет тяжело выдыхает, когда в его кабинет заходит Девон. Мужчина выглядит даже слишком бодрым и счастливым для одиннадцати часов вечера, хотя и скрывает радость, соблюдая некоторую официальность отношений между дворецким и его господином. Хоть Бентлей и вырос на глазах Девона, тот с учтивым поклоном и вежливым «на ваше имя, сэр» передаёт ему конверт.

Почту привозят поутру, но то, что доставляет Девон лорду Кеннету в кабинет, не почта. На пухлом конверте, запечатанном красным, словно венозная кровь, сургучом, не значится ни отправитель, ни даже адрес получателя. Лишь правильный титул и его фамилия с инициалами. Бентлей уверен, что в конверте нет ничего хорошего.

Нетерпеливо отодрав печать ногтем, Кеннет достаёт листок, внутри идеально выверенные ровные буквы складываются в слова:

«Уважаемый лорд Бентлей Кеннет,

Наше знакомство не заладилось с самого начала. И мне очень прискорбно осознавать сей факт. Потому что Вы всегда были кумиром для меня, тем человеком, на которого очень хотелось равняться, чьих высот я всегда желал достичь. Но я не буду томить, дабы Вы не сожгли это письмо прежде, чем дочитаете до конца.

К сожалению, у Вас больше нет власти в Лондоне. И я был бы рад помочь Вам её восстановить, если бы не сегодняшний инцидент. Посему, если не хотите, чтобы я очернил Вашу и так не чистую репутацию, рекомендую вовсе не являться на торги.

Иначе, смею заверить, король в ту же секунду, как Вы посмеете переступить порог аукционного дома, получит письмо с информацией, что лорд Кеннет пропал на долгие одиннадцать лет, связавшись с хорошо известной пираткой и мошенницей – Морганой О'Райли, сбежавшей в 1756 году с эшафота в г. Лондон.

Я надеюсь, Вы будете благоразумны, лорд Кеннет. Иначе я буду вынужден действовать радикально.

Искренне Ваш,

лорд Джеймс Реджинальд

Комптон».

Бентлей готов был выбросить письмо в камин ещё на первом предложении, но терпеливость играет ему на руку. Пока он читает текст, невозмутимое лицо, не выражающее практически ничего в обычное время, багровеет от злости с каждым словом. Надменный выскочка решил прибегнуть к шантажу, чего никак нельзя допустить. Реджинальд Комптон не доживёт до понедельника, Кеннет готов задушить его во сне, как уже однажды он это сделал с членом экипажа «Приговаривающего». Перо в руке Бентлея ломается от той силы, с какой он его сжимает, пачкая чернилами ладонь.

Внутри конверта лежит ещё один листок. Его Кеннет узнает из тысячи других, сам он когда-то подписал не один десяток подобных документов – распоряжение на арест. Благо, арестовать хотят не его.

«Миссис Моргана Кеннет».

Бентлей не успел подарить ей свою фамилию, да и она вряд ли отказалась бы от той, под которой прославилась в море. Но слова, выведенные старательно на такой некрасивой бумажке, подобны ножу, вонзившемуся под рёбра. Чем больше он смотрит на надпись, тем старательнее незримый убийца проворачивает лезвие, загоняя его всё глубже, норовя проткнуть отравленным кончиком сердце.

И сердце Бентлея отзывается, как отзывается и его память, воскрешая Моргану. Вновь и вновь. От неё нет спасения, перед глазами – серьёзное лицо, рассечённое шрамом, который временами, когда О'Райли была особенно смурной, напоминал унылую дорожную колею, но никогда не портил красоты, не влиял на то, что Бентлей ощущал по отношению к ней.

Реджинальд Комптон подготовился, надо это признать. И почему Бентлей думал, что по возвращении в Лондон ему станет легче? Столица не тот город, где жизнь всегда текла размеренно своим чередом. Нет, здесь каждый будет драться за место под солнцем, моститься друг у друга на головах, вгрызаться зубами в плоть и отдирать её от белоснежных костей. И это будет происходить всегда, пока человечество, вся их цивилизация, в конечном счёте не пожрёт сама себя же.

Но пока, чтобы удержать и отвоевать уже когда-то сданные не им самим позиции, Кеннету придётся вспомнить то, что завещали римляне, – «Divide et impera»[6].

– Мистер Девон! – Бентлей поднимает взгляд на дворецкого, молчаливо стоящего перед столом.

– Сэр?

Выдохнув, Бентлей поднимается из кресла и подходит ближе к камину. Его голос звучит спокойно, хоть он и находится в шаге от объявления официальной войны Комптону:

– Наш противник пожелал быть уничтоженным. Созовите всех, кто на данный момент руководит Компанией. Всех. Без исключения. Мне всё равно, какой на дворе час и чем они заняты: спят ли в своих мягких постелях, проигрывают ли деньги в салонах или совокупляются со служанками. Все они должны быть здесь.

У него не так много союзников, кто может действительно ему помочь. Ещё меньше тех, кто захочет посодействовать. Кеннету нужно здраво оценивать свои силы и собственное шаткое положение на шахматной доске политических интриг. Его слишком долго не было в Лондоне. Потому самое разумное: воздержаться от поспешных и опрометчивых решений, которые могут послужить причиной конфликтов, с шквалом которых Бентлей может просто не справиться.

Но ему нужны люди, нужны деньги, нужен его дом – то, что будет оплотом непоколебимости и надёжным тылом. Бентлей бросает письмо в огонь. Он смотрит, как бумагу охватывает пламя, представляя, как в нём горит сам Реджинальд.

– Сэр, позвольте спросить, но что было в письме?

– То, что я предпочёл бы не читать.

Людям требуется немало времени, но спустя четыре часа члены совета директоров Ост-Индской торговой компании собираются за длинным столом. Их жаркий спор и бурные обсуждения превращают большой зал, построенный Кеннетом специально для подобных случаев, в поле битвы, на котором Бентлей пытается настроить всех против Комптона. Это оказывается сложнее, чем можно было бы предположить на первый взгляд. Комптон, как надоедливый сорняк, очень крепко пустил корни, и теперь его так просто не выдрать.

Будто следуя пути Бентлея, Реджинальд уверенными шагами год за годом, пока Кеннет покоился на дне морском, захватывал всё то, что ему не принадлежало. Небольшие вложения превратились в целый капитал. Теперь он не просто пешка, потерю которой не заметит старшая фигура, он приблизился к положению ферзя, что лорда совершенно не радует, как не радует присутствующих то, что он столь бесцеремонно нарушил их покой.

Для толстосумов, порядком располневших и обленившихся за столько лет его отсутствия, всё, о чём рассказывает Бентлей, пытаясь выставить Реджинальда негодяем, лишь суета, не стоящая и крупицы внимания. Кеннета раздражает подобное равнодушие, но ожидать чего-то иного от людей, которых он привлекал изначально лишь из-за их капитала, – величайшая глупость.

– Реджинальд вложил в Компанию большие средства. Если мы их отзовём, наши облигации, акции, да любые ценные бумаги не будут стоить и фунта. К вашему сведению, лорд Кеннет, пока вы отсутствовали, мистер Комптон спонсировал. И благодаря ему, в том числе, Ост-Индская торговая компания продержалась столько времени.

Не слушая слова мистера Кобблпота, Кеннет окидывает присутствующих взглядом. В прошлый раз их было явно больше, были и те, кто точно поддержал бы его. Бентлей хмурится, обращаясь к гостям:

– А где ещё трое?

Их должно быть десять, включая самого Бентлея, но он может насчитать лишь семерых. Присутствующие поджимают губы, бегая взглядом друг по другу, не решаясь сообщить неприятные новости. Но Кеннет и так весь день только и получает дурные вести, так что вряд ли что-то ещё его удивит.

– Сэр, мистер Кантуэлл умер два года назад, оставив долю в Ост-Индской компании своему сыну, но тот продал её мистеру Комптону. То же самое с Финчем и Уэсли. Они постепенно отошли от дел, часть их акций мы разделили между собой.