В комнате стало совсем темно. Закрытые ставни не пускали сюда солнечный свет, он пробивался совсем тонкими ниточками через малейшие щели. А сейчас, видимо, уже вечер.
Пошёл четвёртый день. Если я правильно всё сосчитала.
Да. Четвёртый день, как он ушёл.
Загремев цепью, я устало встряхнула руку и подползла к грязному матрасу. Никому нет дела до меня.
Может, это и хорошо. Что я одна.
В животе сильно заурчало. Очень кушать хочется. Грязная, пустая миска так и стояла у двери. Сегодня я ничего не ела. Хотя сделала так, как сказал Пугало. Я всё делаю, как он говорит.
Когда я только здесь очутилась, то много плакала. Он просидел со мной несколько часов, пока я не привыкла и не перестала его так сильно боятся. Как только я стала смотреть на него без дикого ужаса, он вышел и принёс что-то.
– Держи, – мужчина протянул мне бутылку воды.
Я боязливо взяла её и начала торопливо пить, захлёбываясь и жадно вздыхая.
– Не выпивай всё зараз. Лучше по чуть-чуть, маленькими глоточками. Пей только тогда, когда во рту начнёт пересыхать. Я не всегда здесь буду. Береги воду.
Так я и делала. Берегла воду. Берегла еду.
Но кушать всё равно хочется очень сильно.
Свернувшись калачиком на холодном матрасе, я натянула на себя колючее и тяжёлое шерстяное одеяло.
Смотря в одну точку, вспоминала, как мы с Тимом купались в речке. Как мы с визгом бросались в воду с крутого берега и весело смеялись, убегая по песчаному берегу от Амины. Как она плакала, протягивая к нам руки.
Амина, Тим, мама…
Папа.
Его я уже почти не помнила.
Первые дни я постоянно звала маму, чем ужасно раздражала всех. Мне всё не верилось, что я больше никогда не увижу её. Просыпаясь в слезах, кричала, сжимаясь в комочек.
Угроза сидеть с кляпом во рту сделала своё дело.
Теперь я только плакала.
Сейчас и плакать нечем.
Интересно, ищет ли меня мама?
Знает ли она, что произошло с папой?
Пугало тогда пришёл какой-то весёлый и от него неприятно пахло чем-то резким, невкусным. Хрипло кашляя, он подвинул мои ноги и сел на край матраса.
– Эй, держи, – сунул мне булку в руку и потянулся к карману грязной клетчатой рубашки, доставая из него мятую пачку сигарет.
Вдыхая сладкий аромат свежей булочки, я не могла поверить своим глазам.
– Ешь.
Дважды говорить не надо было. Торопливо отламывая маленькие кусочки, я запихивала их один за одним в рот, наслаждаясь мягкой, вкусной булкой с изюмом. Сначала я делала это слишком быстро, почти не жуя. Но заметив, что булочка уже заметно уменьшилась, начала более тщательно пережёвывать свежую сдобу.
– Ты знаешь, почему ты теперь здесь?
Я неуверенно кивнула, чем очень удивила Пугало. Он почесал небритую щеку, а я в очередной раз ужаснулась его шрамам, словно его кто-то ударил большой когтистой лапой. Вся левая сторона лица была стянутой, рваной и косой. На виске не росли волосы, потому что там был толстый белый рубец, рассекающий ещё и часть лба. Щека смотрела куда-то вверх. Отчего мне всегда казалось, что Пугало вечно ухмыляется.
– Откуда?
Проглотив последний кусочек и облизывая пальцы, хрипло прошептала:
– Маму с папой подслушала. Папа деньги проиграл.
– Верно. Папка твой ещё тот гад…
От этих слов я поморщилась. До этого момента, я никого не винила в том, что произошло. Просто ненавидела всех этих четверых, что подожгли тётин дом и забрали меня.
– Теперь, правда, ты его точно не увидишь.
– Почему?
Я села рядом с мужчиной, боязливо поглядывая на него. Он перестал вертеть сигарету в пальцах и достал спички. Сухой треск и лицо Пугало на секунду осветилось ярким рыжим огоньком.
– Папка платёж просрочил. А это плохо. Особенно для тебя, – он внимательно посмотрел на меня. И я заметила в его глазах что-то похожее на жалость. – Теперь его долг твой.
– Мне нужно будет вернуть деньги? – удивлённо переспросила, распутывая волосы, сбившиеся одним колтуном.
– Да. И проценты. Поверь, это очень много.
– Папа отказался платить?
– Нет, что ты, – Пугало страшно улыбнулся, оскалившись, показал мне свой золотой зуб. – Просто теперь его никто никогда не найдёт.
– Он сбежал?
Пугало осклабился и затушил сигарету об пол. Бросил окурок в угол и серьёзно посмотрел на меня.
– Как звали того храброго пёсика?
– Джек, – я удивилась, что сейчас мы вдруг заговорили про него.
– Ты помнишь, что я сделал?
– Выстрелил в него.
– Вот и в папу твоего выстрелили.