Минимум Дальтона. Часть 1

– А она?

– А что она… Поматросила да бросила. Они встречались пару месяцев. В платоническом там смысле или как, но он мог доверить ей очень многое. В том числе и шифры. Сам знаешь, даже самые крепкие из нас при виде таких фемин дураками становятся.

– Не знаю, не знаю, – Кривошеев скептически рассматривал фото. – Тебе виднее. Давай дальше.

– Дальше наш великолепный Феликс. Ты его знаешь. Его все знают.

– Кирииди? – оживился Кривошеев. – Тот самый?

– Да, тот самый, – генерал досадливо прищелкнул пальцами. – Признаться, моя вина. Конечно, не стоило его трогать – может он и не слишком умен, но потрясающе обаятельный проходимец. К тому же – связи!..

Безопасник кивнул.

– Такое имя любую дверь откроет.

– Да что дверь! Феликс мог пролезть в любую форточку. Этого мерзавца обожают женщины, мужчины, дети и даже болотные жабы. Он великолепен. Из кого угодно мог выудить любую информацию; уговорить на все, вплоть до стерилизации и измены Родине. А, главное, что он от работы получал искреннее удовольствие. Он чуть не умер, когда мы его выгоняли.

– Так зачем же тогда выгнали?! – изумился Кривошеев.

– Да достало его блядство! Прошу прощения… Если нашему красавцу вдруг приспичило на это дело, – генерал сделал выразительный жест, – он и на президентском приеме мог развернуться. А главное, вечно его тянуло на экзотику. В последний раз соблазнил сестру шейха. Она за его смазливую рожу и некоторое количество якутских алмазов, согласилась достать для нас крайне важные документы. Задача была ей понравится, вручить камни, забрать документы и с триумфом вернуться в Москву. Так этот собачий дон Жуан в последний момент вдруг решил занялся с ней любовью! У нас рассчитана каждая минута, а у него потенция как у сумчатого дьявола в брачный период. Счастье, что его не поймали, так сказать in flagranti… Так этот мерзавец еще и нас виноватыми считает!

– Ну, и контингент у тебя, – Кривошеев недовольно поджал губы. – Одна про секс слышать ничего не хочет, у другого штаны на распашку. Прямо какое-то гормональное бедствие.

– И что мне делать? – генерал нервно поерзал. – Меня гормонами командовать не обучали.

– А с Барковым он знаком, я так понимаю, по Ближнему Востоку?

– Да.

– Имели плотный контакт?

– Не сказал бы.

– Тогда с чего ты решил, что…

– Наши кодировщики предположили, что шифрование велось на арабском языке. А Кирииди знает не только классический арабский, но и его диалекты.

– И что?

– В период их работы на Аравийском полуострове они несколько раз встречались и вполне могли обсуждать этот вопрос. Так что Феликс мог бы предоставить нам если не сам шифр, то хотя бы направление в котором можно работать.

– Допустим. Кто следующий?

Железнокопытов открыл новую папку.

– Следующий: Григорьев. Эх, Николай Петрович, Николай Петрович… – впервые в голосе железного генерала послышались нотки искреннего сожаления. – Касаемо меня, Григорьев был и остается лучшим дешифровщиком в мире. Прирожденный талант! Человек серьезный, ответственный, уравновешенный.

Кривошеев, видно, уже потерял способность к удивлению.

– И почему уволили? – просто спросил он.

Генерал замялся.

– Вот с ним и вправду, как-то не хорошо получилось… Приходит он однажды ко мне и с чиста ясна вдруг заявляет: так мол и так, Семеныч, нужен отпуск на полгода. Вроде, как у сына крыша чуток набок съехала. Школа по боку, жена не справляется, ну и так далее… Мы ему: Петрович, подожди малость, закончи работу, а потом уже дитем занимайся, а он как отрезал – пока не решу, говорит, проблем с сыном, ничем другим заниматься не стану. А дело тогда серьезное было… Пришлось пригрозить ему лишением званий и прочим, но… – генерал тяжело вздохнул, – хлопнул дверью. Конечно, сразу же устроился в коммерческую фирму, зарабатывать стал намного больше… Короче, обиделся человек.

– Ну и порядочки тут у вас, – Кривошеев обежал глазами кабинет. – Удивляюсь, как еще хоть кто-то остался.

– Бывали времена и похуже, – сухо парировал генерал, – в том числе и благодаря… – он на секунду запнулся, выразительно глянув на собеседника. – Информацию сливали, аж… – последовала еще одна пауза. – Аж, аж. С самого верха. Лишь бы перед американцами прогнуться. Чего уж про простых сотрудников-то говорить?

Кривошеева слова генерала задели:

– Да нет у вас простых сотрудников! Нет! И быть не может. Верхи им, видите ли, помешали… Вы бы лучше свои низы в строгости держали, тогда и с верхами проблем не возникало бы, – он раздраженно оттолкнул просмотренные досье. – Следующий кто?

Генерал принялся пролистывать последнее дело.

– Евстигней Феофанович Дьяконов-Греков.

Кривошеев, казалось, даже испугался.

– Он кто у тебя, профессор? – и тут же замахал руками. – А в прочем, не говори ничего, я и так все знаю, – и, сморщив тонкий прямой носик, принялся передразнивать: – «гений, человек уникальный, пять высших образований!».. А уволили вы его за то, что он высказался против теоремы Ферма. Или у него крошки в бороде застревали?

Генерал несколько растерялся.

– Какая борода?.. Стин еще молодой парень. Да, уникальный. Но уникальный псих.

– Конкретнее?

– Для него не существовало слова «страх» или «невозможно» Он мог все: прыгнуть с самолета без парашюта, залезть на скалу без страховки, доплыть до Мексики без акваланга. Готов был работать даже бесплатно.

– Так какого черта…

Железнокопытов с сожалением постучал по медицинскому заключению, вклеенному в дело.

– Сердце. Врачи сказали, что его сердце может отказать в любую минуту. Ну, как мне отправлять человека на задание, зная, что он может его провалить, пусть даже не по своей вине?

– Как он был связан с Барковым?

– Они дружили. Вместе ездили на соревнования, ходили в походы, на рыбалку… Такие простые спортивные ребята. Между ними было определенное доверие.

– Но арабского твой Дьяконов не знает?

– Нет. Но они много времени проводили на природе. Что если у Баркова где-то был тайник?

– Понятно, – Кривошеев вытянул губы трубочкой. – Пу-пу-пу… В принципе, кандидатуры не так уж и плохи. Особливо, учитывая положение, в котором мы все по вашей милости оказались, – он смерил генерала недобрым взглядом.

– Почему только по нашей?!

– Докладывать надо было вовремя.