Херувим

–?Почему Анжелы? Нет… впрочем, не знаю, может быть, как-то связано с певицей. Хотя вряд ли. Преступников, которые ее избили, ищет милиция, а не ФСБ. Во всяком случае, о ней полковник ничего не спрашивал. – Мамонов вернулся в кресло и несколько секунд глядел на Юлю с такой жалостью, что ей стало не по себе. – Полковник интересовался вами, деточка. И мне это совсем не нравится.

–?Да ладно вам, Петр Аркадьевич, – бодро улыбнулась Юля, – ерунда. Мне бояться совершенно нечего. Я не шпионка, не террористка.

–?Ох, Юленька, если бы они интересовались только шпионами и террористами… Я старый человек, но, знаете, во мне до сих пор остался совершенно дурацкий, детский страх перед этой организацией. Во рту пересыхает и хочется отвести глаза.

–?Петр Аркадьевич, я понимаю, – кивнула Юля, – но, пожалуйста, не тяните. Ужасно интересно.

–?Вот она, разница поколений. Вам сколько? Тридцать шесть? А я на двадцать лет старше. У вас никакого страха. Вам интересно. А у меня коленки дрожат. Собственно, этот полковник ничего конкретного мне не сообщил. Он просто задал о вас несколько вопросов.

–?Например?

–?Ну, что вы за человек.

–?И что я за человек? – улыбнулась Юля.

–?Я сказал все самое хорошее, – с вызовом отчеканил Мамонов, – я сообщил ему, что знаю вас со студенческой скамьи, помню вас совсем девочкой и могу за вас поручиться. Вы лучший хирург не только в нашей клинике, вы один из лучших хирургов Москвы.

Юля слегка покраснела от удовольствия. За восемнадцать лет знакомства Мамонов впервые произносил такие слова.

–?Но вы знаете, – продолжал он, чуть понизив голос, – это вызвало очень странную реакцию у полковника. Он рассмеялся. Он сказал, что ручаться за вас не надо. Мне сложно понять, что он имел в виду. Но меня это задело и насторожило. Мне вообще крайне не понравился его визит. Никаких объяснений, только его вопросы и мои ответы.

–?А вы бы потребовали объяснений, – пожала плечами Юля, – с какой стати вы должны отвечать вслепую?

–?Ох, деточка, я посмотрю на вас, как вы будете требовать что-либо от такого железного Феликса. Знаете, какие жуткие у него глаза? Впрочем, ладно, что же я вас заранее пугаю? Возможно, действительно ничего страшного нет. Он всего лишь оставил для вас свою визитную карточку и просил, чтобы вы ему позвонили. – Мамонов полез в карман халата, выгреб оттуда на журнальный стол кучу бумажного хлама, покопался в нем и протянул Юле глянцевый прямоугольник.

Юля прочитала: «Райский Михаил Евгеньевич», внизу – телефонный номер. И больше ничего.

* * *

Полковник Райский иногда появлялся в спортивном зале, в тире, но ни разу ни с кем не вступал в разговор, просто стоял и наблюдал. Это был тот самый психолог Михаил Евгеньевич в бликующих очках, который месяц назад явился к Сергею в бокс. Позже он узнал, что Райский здесь большая шишка. И конечно, никакой он не психолог.

От его молчаливого вкрадчивого присутствия, от блеска очков становилось немного не по себе. Слишком уж важный был у него вид, слишком надменно и многозначительно он молчал. Сергей подозревал, что полковник Райский относится к породе кабинетных начальников, для которых власть вроде наркотика. За кристальной административной строгостью скрывается отчаянное желание словить свой главный в жизни кайф, покуражиться над подчиненным при малейшей возможности. Впрочем, Сергей не считал себя подчиненным полковника Райского. На этот счет никаких официальных приказов не было, а если и были, то Сергея с ними никто не знакомил.

Майор Логинов предвидел, что рано или поздно полковник заговорит с ним опять, и тогда, возможно, хоть что-нибудь прояснится. Он чувствовал, что от этого тощего надменного человека будет многое зависеть в его дальнейшей жизни. Однако не собирался задавать вопросов, не заглядывал ни в глаза, ни в кабинет полковника до тех пор, пока однажды утром Райский не пригласил его к себе.

В просторном уютном кабинете пахло кофе. Полковник сидел в кресле за журнальным столом, длинные тощие ноги сплелись в причудливый крендель. Окно у него за спиной было залито солнцем, и в первый момент Сергей увидел только черный силуэт на фоне солнечного света. Райский прихлебывал кофе из тонкой, очень изящной фарфоровой чашечки, читал журнал «Итоги» и как будто даже не обратил на Сергея внимания.

«Паузу держит, – решил Сергей, – дает понять, что я здесь никто».

–?Здравия желаю, товарищ полковник. Майор Логинов по вашему приказанию…

–?Садитесь, – Райский кивнул на кресло, – кофе хотите?

–?Спасибо, не откажусь.

Полковник отложил журнал, поднялся, выглянул за дверь и негромким, немного сонным голосом произнес:

–?Федя, кофейку еще сделай, пожалуйста.

Буквально через минуту явился адъютант с дымящейся чашкой на подносе.

–?Ну что, майор, как самочувствие? – полковник впервые посмотрел Сергею в глаза, вполне приветливо и даже тепло.

–?Спасибо, товарищ полковник. Нормально.

–?Небось швы зудят к вечеру.

–?Есть немного, – признался Сергей, отхлебнув крепкого сладкого кофе.

–?Это пройдет, – пообещал Райский, – главное, чтобы зуд спать не мешал. Вы хорошо спите?

–?Отлично.

–?Кошмары не мучают?

–?Нет.

Стало быть, стукнули соседи про его ночные вопли. Ну а как же иначе?

–?Завидую вам, майор, – Райский улыбнулся, – удивительно крепкие у вас нервы. Если бы у меня на глазах бандиты отрубили головы двум моим товарищам, я вряд ли смог спать спокойно. Со старшим лейтенантом Курочкиным вы успели прослужить всего год, а капитана Громова знали еще с Афганистана. Он был вашим близким другом.

Сергей залпом допил кофе, осторожно поставил на стол невесомую фарфоровую чашку. Ему еще не задали прямого вопроса, а потому он молчал.

–?До казни были пытки, и много всякого дерьма, – продолжал свой монолог Райский, – очень много дерьма, майор. Я понимаю, как вам не хотелось бы сейчас вернуться к тому, что пришлось пережить в плену, но сделать это придется. – Не вставая с кресла, полковник развернулся, протянул руку и опустил жалюзи. В кабинете повис полумрак, а через минуту вспыхнул телеэкран.

Первое, что увидел Сергей, было его собственное лицо, заснятое крупным планом. Ему показалось, что он смотрит на самого себя из другого измерения. Жизнь перевалилась за экран и продолжилась по ту сторону, а здесь, в уютном кабинете, остались только тени. Он сам и этот тощий доброжелательный полковник – призраки, а стало быть, ничего уже не важно и не страшно. По кабинету медленно поплыла вонь пригоревшего бараньего жира, тошнота подступила к горлу. Сергей услышал знакомый раскатистый смех. Смеялся Шамиль Исмаилов, главарь банды.

–?Ну вот, майор Логинов, ты стал моим братом, – прозвучал низкий голос Исмаилова, – ты теперь наш, поздравляю. Давно бы так. Был собакой, стал настоящим джигитом. Аллах милостив, всем дает шанс, даже неверным. Улыбнись, слушай, дарагой, мы знаем, как ты устал, но в честь такого события можно улыбнуться.

Они были вдвоем в кадре. Исмаилов обнимал Сергея, хлопал по плечу. Лицо майора ничего не выражало. Майор молчал и смотрел в объектив.

–?Вы неплохо выглядите, – прокомментировал Райский, – отличный цвет лица, добротная чистая одежда.

Кадр сменился. На экране происходил утренний намаз. Бандиты молились, под унылое пение муллы камера скользила по людям-холмикам. Двадцать боевиков, скорчившись на четвереньках, выгнув спины по-кошачьи, рыли носами сухую пыль. Потом поднялись, не вставая с колен, и, как слепые, ощупали свои лица, от висков к кончику бороды. Камера уперлась в майора. Он стоял на коленях в ряду молящихся.

Дальше было показано застолье. Монотонная восточная музыка. Громкий смех, быстрая хриплая речь, чеченские слова вперемежку с русским матом, жующие, лоснящиеся от жира лица. Сергей сидел между двумя бандитами, с полуобъеденным шампуром в одной руке и куском лаваша в другой.

–?Вкусный у них шашлык? – тихо спросил Райский.

Сергей ничего не ответил.

Действие продолжалось. У белой стены стоял человек. Он был страшно истощен. Драная телогрейка, надетая на голое тело, висела на его плечах как на вешалке. Сергей никогда не видел его в лагере. Лицо медленно наплывало и наконец заполнило весь экран.

–?Меня сейчас убьют, – проговорил человек быстрым свистящим шепотом, – осталось еще трое наших ребят. Здесь очень страшно. Пожалуйста, заплатите выкуп. Меня убьют, их пока что можно спасти. Здесь Славик, Витя, Саня… Кто-нибудь, заплатите выкуп, очень вас прошу, это мое последнее, предсмертное желание, – он заплакал и тяжело упал на колени. Он так смотрел в объектив, что казалось, глаза его, огромные, обведенные черными кругами, сейчас прожгут насквозь экран телевизора. По впалым, серым от щетины щекам текли слезы. Плечи под ватником крупно дрожали. Камера отъехала. В кадре появился еще один человек, парень лет двадцати в аккуратном камуфляже. Камера наехала совсем близко, взяла крупный план, качество пленки было отличным, освещение ярким. Круглое лицо, широкий вздернутый нос, серые глаза, светлые, длинные, как у теленка, ресницы, на лбу и на щеках следы подростковых прыщиков. Простецкий, добродушный парнишка из тихой российской провинции. Борода росла плохо, бесцветными клочьями, и совсем не шла ему. На лице его блуждала шальная улыбка. В руках он сжимал автомат.

–?Короче, это, – произнес он в камеру и сплюнул, – я ща кончу его. Во имя Аллаха, короче, – он сплюнул еще раз, – ну че, братаны, можно?

–?Погоди, дарагой, ты не сказал, кто ты такой, как зовут, – голос звучал за кадром, но Сергей сразу узнал его. Говорил Исмаилов. Через секунду он вошел в кадр, обнял парня и похлопал по плечу: – Ну, давай, джигит, скажи всем, кто ты есть.