Небо над бездной

– Что? – спросил Сталин, и вместе с огоньком папиросы вспыхнули его глаза.

– А? Нет, ничего. Мне пора, всего доброго, – Михаил Владимирович развернулся и быстро пошел вверх по тропинке.

* * *

Москва, 2007

Метель давно кончилась, клочья облаков неслись по небу, ледяной ветер бил в лицо. Соня нашла сухую скамейку в маленьком сквере неподалеку от дома, села, вытащила мобильный.

После разговора с Хотом она не могла оставаться в квартире. Ей хотелось на воздух. К тому же звонить кому-либо при незримых внимательных слушателях она не собиралась.

Вдали, в прогалине между домами, возникло золотистое облако, по форме отчетливо напоминающее силуэт небольшой обезьяны с длинным пушистым хвостом. Прочие облака убегали, а это стояло, подсвеченное холодным солнцем, и не меняло формы. Соня смотрела на него, бесцельно сжимая в руке мобильный. Облако тоже смотрело на Соню, улыбалось всем своим невесомым существом. Опять образовался провал во времени. Исчез уличный шум, остановился ветер, но не темная ледяная пустыня была сейчас вокруг, а совсем наоборот. Теплый, одушевленный свет, в котором ничего не страшно. Окажись в эту минуту рядом какой-нибудь злодей, вроде Хота, он выглядел бы маленьким смешным уродцем, а скорее всего, просто сразу растаял бы, как ком грязного снега в луже.

Порыв ветра сдернул с головы капюшон. Соня вспомнила, что собиралась звонить Зубову, и удивилась, почему так долго неподвижно сидит, уставившись в проем между домами.

Ничего не произошло, но все изменилось. Она сидела минуты две, не больше, смотрела на золотое облако, ни о чем не думала. После этой короткой передышки отпустила нудная боль, которая успела стать привычным состоянием души. Теперь Соня ясно поняла, как далеко зашла в своей депрессии. Еще немного, и могла бы заболеть всерьез.

В голове у нее сложился четкий план дальнейших действий.

Итак, надо позвонить Зубову. Все ему рассказать. Надо лететь в Вуду-Шамбальскую степь и работать. Хотя бы ради того, чтобы больше никто не погиб из-за препарата. В руках Михаила Владимировича препарат спасал, возвращал к жизни. Сейчас он только убивает – одним лишь фактом своего существования. Так не должно быть.

Зубов мгновенно взял трубку. Голос у него был глухой и тревожный.

– Иван Анатольевич, можете приехать?

– Соня, что случилось?

– Приезжайте, пожалуйста. Или нет, лучше я приеду куда-нибудь.

– Соня, понимаете, я… Секунду… нет у него родственников. Ну, значит, я напишу расписку, сейчас… – он заговорил с кем-то, прикрыв трубку ладонью.

Соня ждала, наконец услышала:

– Простите, я перезвоню вам.

– Когда?

– Честно говоря, не знаю. Вот что, я пришлю моего человека, вы с ним знакомы. Дима Савельев.

– Иван Анатольевич, где вы?

– На Брестской. Все, Соня, не могу говорить. Простите.

Раздались частые гудки. Соня вскочила, бросилась к проспекту, подняла руку, чтобы поймать машину. Тут же остановилась новенькая черная «Мицубиси». Соня только заглянула в стекло и помчалась прочь, к метро.

«Боже, что со мной? Ничего страшного, просто физиономия водителя не понравилась. Слишком быстро остановился, будто ждал заранее. Привет. Меня можно поздравить. Начинается мания преследования».

Пока она стояла в очереди за карточкой в метро, позвонил мобильный.

– Софья Дмитриевна, здравствуйте. Это Савельев. Я могу быть у вас через тридцать минут.

– Спасибо, не нужно. Я еду на Брестскую. Вы знаете, что там происходит?

– Нет. Мне только что позвонил Иван Анатольевич, сказал, у вас что-то случилось, нужно срочно приехать.

– Да, вообще-то случилось, но сейчас я должна быть на Брестской.

– Хорошо. Встретимся там.

У «Белорусской» в ближайшей аптеке она купила упаковку шприцев и пару флаконов физраствора.

«Я вряд ли решусь. Я никогда не делала внутривенных инъекций человеку, я колола только крыс, кроликов, морских свинок. Это так, на всякий случай, если совсем уж безнадежно».

На повороте рядом с ней притормозил серый «Опель». Вышел водитель. Соня сразу узнала его. Тот самый Дима Савельев. Он вытащил ее с яхты Хота.

С тех пор прошло больше месяца. Соня забыла, как назывался маленький портовый городок, только помнила, что это было побережье Нормандии. Четыре часа, пока ехали до Парижа, Савельев сидел рядом с Соней на заднем сиденье джипа и терпеливо слушал ее бред. Она бормотала, что больше не хочет жить, что теперь никогда не станет нормальным человеком, не сможет смеяться, радоваться, любить. Это невозможно, если миром правят такие злобные хитрые ублюдки.

Савельев утирал ей слезы, убеждал, что все пройдет, забудется. Миром правят вовсе не они, то есть им хочется так думать, будто они реальная мировая закулиса, но на самом деле они всего лишь злобные хитрые ублюдки.

В Париже он сдал Соню с рук на руки Зубову и дедушке, который специально прилетел из Германии.

С тех пор они с Савельевым ни разу не виделись. Сейчас ей было неловко смотреть ему в глаза. Никогда в жизни она не позволяла себе рыдать у кого-либо на плече, тем более у совершенно чужого человека.

– Садитесь, Софья Дмитриевна, тут всего два шага, но лучше доехать, – сказал он и раскрыл перед ней дверцу.

– Вы говорили с Зубовым? – спросила Соня, когда машина тронулась.

– Конечно. Он просил предупредить вас, там все очень серьезно. Вы должны быть готовы. Понимаете, три дня назад умер Адам. Старик был сильно привязан к псу, и вот, сердце не выдержало.

– Зубов решил не отдавать его в больницу?

– Как вы догадались?

– Слышала обрывок разговора.

– На самом деле это было тяжелое решение для Ивана Анатольевича. Старик пришел в себя, заявил, что помереть хочет дома. Звал вас, но Иван Анатольевич не хотел вас травмировать, он сказал, вы до сих пор не пришли в себя.

– Ерунда. Я в порядке.

Когда въехали во двор на Брестской, навстречу, от подъезда, отчалила «скорая». Дверь в квартиру была открыта, Зубов курил на лестничной площадке.

– Они сделали, что было в их силах, даже больше. Он сейчас в коме, так что можете не спешить, Сонечка, на самом деле шансов никаких, он вряд ли очнется. Они сказали…

Соня махнула рукой и, не раздеваясь, помчалась вглубь квартиры.

Глава шестая

Москва, 1922