Публичное бесстыдство, или Полнейшее безрассудство. Две части

– А, испугалась!? Ну не злись, просто мне хотелось тебя немного встряхнуть!

Она снова засмеялась своим заразительным смехом и я тоже.

– Встряхнула. Ты меня сегодня спрашивала, снимал ли меня голой Андрей? Помнишь?

– Я не помню. А да, спрашивала. Ну, все, прости ещё раз.

– Он хотел этого, а я ему не дала это сделать. Понимаешь, не согласилась, и чего такого страшного. А наверно нужно было. Ему это нужно было. И мне, наверное.

– Прости!

– Ерунда. Это ты прости меня!

Мы пошли дальше. Возможно, Андрей тоже меня простить.

Мне было года четыре, когда мы с моими родителями были на море. Теплый южный берег, соленные брызги волн. Я лишь в одной панамке, копаюсь в песке, строю что-то. Совочек в одной, в другой руке ведерко, я счастлива, я нага, такой голыш-малыш с папой и мамой. Я бегала по пляжу, я ела мороженное и сладкую вату. Меня могли целый день не одевать. Наш домик был рядом от моря, и возвращаясь туда с моря или идя к морю, я помню себя совершенно голой и такой счастливой.

Море с белой пеной
Загар на теле всем
И нет на нем пробелов
Не пойманых лучем

Солнечного света
Вселенского тепла
Нет для них секрета
На коже у меня

Я повсюду голой
Радостно иду
Как не быть счастливой
На четвертом, то, году

Не нужна одежка
Ни к чему трусы
Миленькая крошка
Больше не грусти

Смейся и не бойся
Будь сама собой
И не беспокойся
Ты любима мной

В моем сердце скрыта
Вся твоя печаль
Что нужно одеваться
Хоть конечно жаль

Больше не позволят
Голышом гулять
С предрассудком глупым
Будем прозябать

Теплые ночи юга. Я спала совсем голой под одной простынкой. Это было хорошо и приятно. Сладостно. Я могла долго не засыпать и слушать разговоры родителей, из вздохи радости и удовольствия. Равномерный скрип кровати, они любили друг друга. И я любила их. Они порой тоже не стеснялись быть при мне голыми. Переодевались. И еще иногда вечером мы бродили вдоль берега и уходили далеко в безлюдье, где мы купались совсем голыми. Я с мамой и папой.

Мы вернулись на дачу. Олег уже начистил картошки и стал её жарить с луком. Мы сделали салат из помидоров с огурцами. Нашли банку тушенки из каких-то древних запасов и поужинали. Болтали за чаем. Уже стало совсем темно. Они ушли к себе спать, на меня оставив не мытую посуду и всю уборку на столе. Завтра понедельник. Олег уедет рано, оставив нас на все будни одних. Мысли как-то крутились в голове.

Я вспомнила, что не повесила свой купальник сушится и вышла во двор.

Звездное небо должно было сиять множествами миров, но веранда горела ярким светом, заслоняя своим светом далекие миры, освещая нашу неубранную посуду на столе, за которым мы только что мы сидели. В окне комнаты, где спали Олег с Олей, погасили свет. Я убрала со стола, собрала посуду и тоже погасила свет на веранде.

Я взяла купальник с полотенцем, они были мокрые и решила их сполоснуть. Вода была в маленькой летней кухне, отдельно стоящей на участке. Я зажгла свет, сполоснула все в раковине, отжала и повесила все во дворе. Потом забрала посуду с темной веранды. Вернулась к раковине, стала её мыть. Открывая кран, я случайно намочила свой сарафан и поняла, что его давно пора было стирать. Может если его быстро простирать, то к утру он высохнет.

Я сняла свой сарафан, наверно нужно было по всей видимости вернуться в дом, что бы одеть что-нибудь на себя, но идти в дом почему-то уже не хотелось. Может я уже ничего не боялась. Я быстро постирала сарафан, сполоснула его и отжала.

Я выключила свет на кухоньке и прислушались к тишине. Ночь и мрак. Видно немного, лишь настолько чтобы попасть в дом. Теперь все далекие миры сверкали в своем восхитительном блеске. Я вышла из кухни голая с мокрым сарафаном, думая, если что, то прикроюсь им. Вешая его рядом с купальником, мне показалось, что все звезды и все эти миры разглядывают меня, каждую мою складку кожи, каждый волосок на теле. Какой вздор.

В прогулке под луной
Приятно быть одной
Чтобы побыть собой
Обрести покой
И отдохнуть душой
От пошлости сплошной

Я выдохнула, меня немного пробирал легкий озноб. Я закрыла дверь кухни, и тихонько подкралась к дому. Дойдя до дверей замерла и прислушались. Тихо. Я скользнула бесшумной безумной мышкой к себе на верх. Одела свою обычную пижаму и залезла в постель.

Звезды в ночном небе, в бесконечности пространства, в великой первозданной пустоте, возникшие из этой совершенной пустоты, они были так далеко. Свет их летел, их лучи, волны энергии, частицы их жизни. Они прилетели сюда. Их можно видеть, значит они есть или были там, откуда они посылали свои лучи. Можно сделать фотографии этих звезд через космические телескопы и они останутся, и на них можно будет смотреть. Значит они существуют для чего-то. Мы видим их свет, что другое мы можем еще воспринимать? Ничего, только их свет.

Когда они увидят меня голой там, у себя в своих сверхмощных телескопах, я давно уже умру, так что стыдно мне уже не будет – это точно.

7 ПроБость

Признаки болезненности. Прирожденная робость присуща слабым. Меня так учили – не высовывайся. Будь серой с массой таких же серых. Кто высунулся, тех ждёт не завидная участь, в любой момент им грозит падение с той высоты, на которую они высунулись. Пробость – это я придумала сама, собрав вместе три слова «пробовать», «робость», «пропасть».

Я попробовала в пропасть
Не упасть и не пропасть
Я испытывала робость
Как присущую мне страсть

Я испробовала нежность
Я испытывала грусть
На придуманную верность
Я ответила, что пусть

Будет все, как неизбежность
Что случилось – не вернуть
Мне присущая небрежность
Не позволит утонуть