Счастье из морской пены

В общем-то, я не очень понимала, куда идти теперь.

По идее, нужно было в больницу, и я даже примерно представляла себе, где она находится. Но, с другой стороны, мне очень хотелось почувствовать отпускную беспечность, хотя бы на день прикинуться туристом, у которого нет никаких проблем, кроме – чем ему заняться так, чтобы было повеселее.

Поэтому я решила для начала немного погулять и освоиться.

Глава V. День и ночь

Я шла по Тель-Авиву в сторону района Дизенгофф, где находился огромный торговый центр. Однажды я была там на какой-то ярмарке и бродила вдоль цветастых палаток фестиваля уличной кухни. Там предлагали фаст-фуд со всего мира: китайские яблоки в карамели, чешские трдло, капустные маффины, свинину с ананасами… Запах стоял просто сказочный. Но, увы, в тот период жизни я все время торопилась, чтобы не дать себе возможность чем-то себя порадовать, сделать нечто приятное. Мне тогда казалось, что я этого не заслуживаю. Все заслуживают, а я нет. Странно, правда?..

Вдруг из переулка на меня отчетливо пахнуло морем. Я тут же свернула, и прибавила шагу, почти неслышно ступая по каменной мостовой в новеньких белых тканевых кедах-конверсах. Очень скоро моему взору открылось оно, море. И тогда я побежала что есть силы, во весь опор, только бы не оттягивать момент встречи с ним.

Мы столкнулись на линии прибоя, я и море. Я ступила в волну, а она поднялось и лизнула меня выше щиколоток, и тут же, будто бы испугавшись, убежала назад.

А потом я ходила по прибрежной полосе, и слушала, как море рассказывает о том, как скучало по мне. Это для других размеренное «шшшш, шшш» было просто шепотом морской волны; для меня же это был самый настоящий разговор по душам, который бывает у двух любящих друзей после долгой разлуки.

Изредка я останавливалась и подбирала с песка камешки. Сухие, они казались совершенно безжизненными; но, как только на них набегала волна, они мгновенно преображались, и становились яркими, искрящимися, словно упавшие на землю осколки фейерверков.

Тем временем на город опускались сумерки.

И мне пришло в голову, что пора искать ночлег.

У меня никого в этом городе не было. По крайней мере, таких людей, к которым я могла бы попроситься переночевать. Но, к счастью, как и другой крупный город, Тель-Авив не обделен хостелами, – найти недорогую ночлежку здесь не составляло труда.

Достав телефон и присев на песок, я погрузилась в поиски. Судя по карте, один из хостелов располагался всего в двадцати минутах ходьбы от меня, и я решила устроиться на ночлег в нем. Спустя положенное время я уже стучалась в расписную дверь мини-отельчика, явно предназначенного для художников: здесь все было в надписях, наклейках и разноцветных постерах.

Я стучалась долго, пока, наконец, мне не открыл дверь заспанный юноша в одном полотенце, намотанном вокруг голых бедер. Он явно не мог сразу сообразить, какое сейчас время суток, и, позевывая, вопросительно смотрел на меня.

На ломаном иврите я объяснила ему, что мне нужна комната на одну ночь. Он понимающе ухмыльнулся и сложил пальцы в подобие горна, поднес их ко рту и снова посмотрел на меня. Я пожала плечами. Кто его разберет, соню, что он пытается мне объяснить.

Не дождавшись от меня реакции на свою пантомиму, юноша, похоже, на что-то решился и махнул мне рукой, приглашая зайти. Я прошла в дверь и оказалась в царстве холостячества: повсюду грязные полотенца, на полу лежат женские трусики, на дверце шкафа висит апельсиновая кожура… Каково же было мое удивление, когда, присмотревшись, я поняла, что все эти вещи – искусно сделанная мистификация, а на самом деле комната очень чистая, нет ни пылинки, и запах в ней стоит легкий и свежий. Кому могло прийти в голову сделать показной бардак, – недоумевала я. Чем плох порядок, хотя бы минимальный?

Спросить мне было не у кого, и потому я просто шла за своим провожатым куда-то вглубь дома. Он отпер одну из крохотных дверец, и показал мне комнату, габаритами напоминающую платяной шкаф, – нет-нет, не огромный гардероб и не шкаф-купе, а такой, знаете, крохотный шкафчик, в котором прячут свои нехитрые пожитки старые девы.

Впрочем, мне и не нужно было много пространства. Достаточно того, что там была койка.

Мой провожатый ушел, сжимая десять баксов в своей ладошке, насколько я могу судить, – потной и весьма неприятной наощупь. Я так и не успела поменять достаточно денег, но ничего. Завтра, все завтра. С этими мыслями я упала на кровать и, не раздеваясь, уснула.

Разбудил меня настойчивый стук в дверь. Плохо соображая со сна, я распахнула дверь в свою каморку и, моргая, уставилась на здоровенного негра, который был явно удивлен, увидев меня по другую сторону дверного косяка. Зевнув, я спросила его:

– Ма кара?[10 - Что случилось (с иврита).]

Он нервно переступил с ноги на ногу и интимным шепотом спросил:

– Ат роца эээ… грасс[11 - Хотите травы? (с иврита).]?

Я на секунду засомневалась. Травы мне никогда не хотелось, но, кажется, это лучший момент, чтобы попробовать новое и неизвестное, – «за полшага от смерти». Впрочем, зачем мне это? Я покачала головой, и захлопнула перед негром дверь.

Он еще какое-то время ко мне скребся. Не знаю, чего он хотел мне предложить, – надувную женщину? Безалкогольного пива? Какой-то иной симулятор действительности? Как бы то ни было, мне сейчас ничто не было нужно. И никто не был нужен.

Я легла назад на свою узкую и жесткую койку, накрылась простыней, похожей на ту, что выдают в поезде, и приготовилась ко сну.

Морфей ко мне отчего-то больше не шел.

Поворочавшись с полчаса, я решила прогуляться. Пригладила торчащие дыбом косички, надела кеды, и отправилась обратно в город.

Часа два я бездумно бродила по улицам, не имея в голове ни единой мысли. Я просто шла, шла, как автомат, запрограммированный на то, чтобы идти, перемещаться в пространстве с постоянной скоростью.

Из медитативного движения меня вывел звук. Сквозь ветхие ворота какой-то подворотни проникали отчетливые гитарные аккорды. Играли что-то известное, вроде «Scorpions»; музыке подпевал приятный мужской голос. Я сделала пару шагов навстречу звукам и оказалась перед обитой деревянными дощечками дверью. Помедлив с минуту, я толкнула ее, и очутилась в насквозь прокуренном зале бара, в котором какой-то бородач играл «Still Loving You».

Здесь было душновато, но уютно: музыка, запах ментоловых сигарет и сухое вино из большой бочки. Я пошарила в кармане, – по счастью, кредитка была со мной, – и, все еще сомневаясь, направилась к барной стойке. Мне налили вина в высокий стакан, и я сразу приложилась к холодному стеклу горячей щекой. Стало приятно и прохладно.

Пробуя легкое молодое вино гранатово-красного цвета, я исподтишка осматривалась и разглядывала публику. В основном это была молодежь, но попадались и обильно удобренные сединой мужчины, судя по стилю одежды, – явные байкеры. К тому же рядом со многими из них стояли не только пивные кружки, но и мотоциклетные шлемы. Было несколько вульгарно раскрашенных женщин разных возрастов, – мне почему-то подумалось, что это проститутки, – и стайка школьниц, непонятно как попавших на это мероприятие.

Меж тем, исполнитель хорошо пел и неплохо справлялся с гитарой. Позже я узнала из интернета, что это был какой-то известный певец, который посетил Израиль с гастролями. В этом баре он играл случайно, просто потому, что шел мимо и услышал, как кто-то играет его песню. Он назвал себя, попросил местного музыканта уступить место на сцене и сыграл несколько своих произведений. А потом и чужие стал играть; вошел во вкус, и задержался на сцене на несколько часов. Так израильские барные завсегдатаи вдруг оказались на концерте-квартирнике у человека, который вообще-то собирает целые стадионы.

Я выпила один бокал, потом второй. В какой-то момент ко мне подсел тот самый певец, и стал пытаться говорить со мной на английском. Но я мрачнела с каждым глотком и усиленно делала вид, что не понимаю ни слова и вообще его с трудом замечаю, так что он довольно быстро нашел себе другую компанию. Мне было немного жаль, что он ушел; со мной очень давно никто не разговаривал в баре так, запросто, но сейчас у меня совершенно не было сил на досужую болтовню.

Поэтому я выпила еще один стакан и, плохо ориентируясь в пространстве, направилась в сторону хостела. Я пропустила свой поворот и заблудилась. Бродила с полчаса, пока вдруг краем глаза не заметила на другой стороне улицы знакомую вывеску.

Захлопнув за собой дверь номера, я сразу же, не раздеваясь, упала на кровать, и тут же провалилась в сон.

Глава VI. Снова больница

Всю ночь хостел жил какой-то своей жизнью: хлопали двери, разговаривали люди, кто-то смеялся, кричал, плакал на десятке языков, и потому я спала очень чутко, прислушиваясь к каждому шороху. Несколько раз под дверь проникал сильный, едкий запах анаши, и я в полудреме раскрывала пошире окно, чтобы не надышаться. Наконец наступило утро; тель-авивский дурдом под названием «жуткая ночлежка на одну ночь» угомонился и, кажется, лег спать. Кое-как пригладив косы, которым хотелось стоять дыбом вертикально вверх, я натянула тельняшку с джинсами и пошла в сторону выхода, с любопытством разглядывая двери, за которыми спали сладким сном другие обитатели хостела. Одна из них была приоткрыта, и, не сумев совладать с любопытством, я заглянула в полумрак, таившийся за створкой. Там была кровать с грудой спутанных одеял, на которой в обнимку спали двое голых мужчин. Я вздрогнула и зашагала прочь.

У меня всегда была фобия по поводу гомосексуализма. Но я боялась не самих геев, нет; я опасалась, что влюблюсь в человека, который в какой-то момент решит, что он – гомосексуалист. И вот как я буду сражаться за его внимание с человеком другого пола?! В то время я была уверена, что за внимание нужно воевать, бороться, заслуживать его, как медаль или орден. Мне не приходило в голову, что оно или есть, или его нет совсем. Либо ты нужен, либо – нет, насильно стать важным, необходимым, желанным – дело такое же невозможное, как отрастить себе вторую голову или третью ногу.

В общем-то в последнее время моя фобия перестала быть такой острой, и теперь я уже не боюсь потерять парня, потому что его уведет гей.

Да и парня у меня нет.

Мне вообще в последнее время казалось, что я окончу свои дни старой девой в окружении бесчисленного множества собак, которыми буду сублимировать мужей, детей и друзей. Но, если посещение клиники будет неудачным… «The end» может случиться довольно скоро.

«Нет, я не буду об этом думать», – пообещала я себе, проходя мимо вчерашнего портье, который спал, задрав ноги с рельефными мышцами на свою стойку. На нем снова было только обернутое вокруг бедер полотенце; в одном месте оно задралось, и я деликатно отвела глаза. Может, это у него униформа такая?..

Хлопнула дверь, и из полутемного лобби хостела я попала на полную раннего утреннего света улицу. Отличный день, чтобы узнать чуть больше о своем будущем, – решила я, и двинулась в клинику. Внешне я была полна решимости, но, если покопаться и посмотреть немного глубже, – я была готова бросить все и бежать, бежать в другую сторону, закапывать в песок голову, как страус, чтобы только не видеть, не знать…

Сверилась с навигатором. Решила идти пешком: остановка находилась далеко, и путь на автобусе занял бы ненамного меньше времени.

Начинался новый день, над городом поднималось солнце, сухо шелестели пальмы, ветер с моря гладил меня по лицу своими солеными руками и что-то нежно нашептывал на ухо. Я слушала, но не могла различить ни слова. Что ты хочешь мне сказать? Ну что?..

Погрузившись в себя, я шла, не сводя взгляда с линии горизонта. Из этого состояние меня вывел неприятный звук: скрежетание шин, экстренно тормозящих на большой скорости. Я вышла из своего ступора и заметила бампер, остановившийся сантиметрах в двадцати от моих бедер. Из окна высовывался замотанный в платок мужчина и, потрясая кулаком, что-то злобно мне кричал. Судя по шашечкам и цвету машины, – это был таксист, и, кажется, я основательно подпортила ему день.

Ничего себе, я так задумалась, что чуть не стала жертвой аварии, – такой, о которых не пишут в газетах, потому что писать нечего, если, конечно, пострадавшее лицо – не какая-нибудь знаменитость. Чего там писать-то? Шла, шла и пришла?..

Пожав плечами и стараясь не смотреть в сторону таксиста, я засеменила дальше через дорогу, но на этот раз старалась замечать, что происходит на обеих ее полосах и не угрожает ли какое-нибудь транспортное средство ускорить мою встречу с врачами. До конца проезжей части я добралась без происшествий, а потом снова впала в тот самый странный и непонятный ступор, от которого очнулась только перед входом в Ма Ор, клинику, которую рекомендовал мне юный доктор из российской больницы.

В холле я взяла номерок, – там была цифра пять, хорошая, я ее очень люблю за то, что у нее круглый бочок и весело прищуренная бровь. Очень скоро подошла моя очередь; я подошла к ресепшн и попросила записать меня к доктору Гринбауму. Меня записали без проблем на платный прием на сегодня же, всего через два часа, и заплатила за консультацию я совсем немного.