– А чем же ты отличаешься? Вот сейчас вместе со всеми встречаешь новый год.
– Я не встречаю новый. Я провожаю старый.
– Подумаешь. И я тоже провожаю. Налью вина. Чокнемся и проводим.
– Да с вами только и можно что чокнуться.
– Слушай. Какое у тебя странное настроение. Отчего?
– Может быть от того, что я знаю, что с нами было, знаю, что этого уже не будет и не знаю, а что же будет.
– Вот именно. Будет только хорошее. Почему? Да потому, что будет. Уже хорошо, что будет. Было бы хуже, если бы не было.
– Расскажи, как ты в детстве встречал новый год.
– Да просто и незатейливо. … Но лучшего праздника для нас не было. Вот говорят – вспоминаешь только хорошее. Трудно сказать было это хорошо или было плохо. Но что было точно, так это некое волшебство. Причем повторяющееся каждый год. И начиналось чудо задолго. За месяц-два.
– Чудес не бывает. … да и что это за чудо, если оно начинается за месяц-два?
– Это было особое чудо. Казалось, что мы сами его создавали. Из ничего. Из конфет, которые мама покупала из каждой зарплаты. По чуть-чуть. Всяких, больше леденцов и немного шоколадных. Они рассматривались и … убирались в красивый металлический сундучок. Затем, ближе к новому году, появлялось печенье, яблоки, мандарины. А 30 все это выкладывалось на круглый стол, все садились и начинали нанизывать все это на нитки. Яблоки были не крупные, особенно ценились крымские. Это такой сорт как вытянутые кубики. Их привязывали за веточки, в ушки конфет протыкались зеленые нитки и делалась петля. А мандарины протыкались в середине насквозь, на кончик крепилась половинка спички и так же делалась петля.
– Наверное половина тут же уплеталась?
– В том то и дело, что нет. Мы с братом были маленькие, но строго следовали уговору – ничего брать нельзя.
– А елка?
– Всегда была большущая елка. Доставался ящик игрушек. Это было еще одно чудо. Они остались нам от прапрабабушки. Еще немецкие, 19 века, очень толстые, разноцветные и страшно тяжелые. Всегда за честь повесить эти шарики мы соревновались с братом. И всегда побеждал он. Он был старше и ему просто больше доверяли такую ценность. И тогда он залезал под елку и где-то в середине на толстую-толстую ветку вешал эти шары.
Конечно были бусы, гирлянды, разноцветные лампочки, мишура. А как было здорово разглядывать зверушек, дедов морозов, маленькие заснеженные домики, которых ты не видел целый год.
– От елки всегда пахнет холодом. И, мы никогда не знали, как она оказывалась дома. Постоянно спрашивали – а елка будет? И наверно всех доставали своими вопросами. Кажется, что таких елок больше просто нет.
– Чудо все приближалось и оно приходило, когда долго и очень красиво звенели старинные настенные часы, привезенные прадедом из Германии в подарок прабабушке, и мы по очереди забирались под елку и находили свои подарки. Глаза у всех светились радостью и почему-то было очень тепло и хорошо. Всем вместе и, казалось, что так будет всегда. И никто не вспоминал год прошедший.
– А что было потом?
– А потом тоже было… Мой диван всегда стоял так, что ветки елки нависали над моей головой. И вот утром, когда все еще спали, и можно было лежать под теплым, тяжелым, ватным одеялом, и не надо было вставать, самое лучшее время проснуться от запаха праздника. Елка в тепле оттаивала и начинала еще сильнее пахнуть. До сих пор помню этот волшебный запах.
Открывая глаза вижу ветки елки и игрушки, и конфеты, и яблоки, и мандарины … Протягиваю руку и тихонько-тихонько снимаю какую-нибудь конфету, так, чтобы не зазвенели игрушки, и никто не проснулся. Но больше всего любил брать игрушку и закручивать ее, потом отпускать и она крутилась, крутилась, сначала в одну сторону, а затем в другую.
– Здорово.
– А может быть вовсе нет.
– Почему?
– Этого уже нет и никогда больше не будет.
– Зато есть сейчас.
…
– Нынче холодно. Как тебе кажется?
– Зима.
– Ничего. Это пройдет.
«Осень»
Вины нет, если нет наказания. Наказания нет если нет вины. А потому нет ни вины, ни наказания.
Вина
Кто-то подошел к телефону … и сказать было нечего. И зачем его придумали? Наверное, для того, чтобы было легче говорить то, о чем не думаешь. Или думаешь совсем не так. Состоялся странный разговор. Мы хотели сказать друг другу что-то очень важное, за что-то попросить прощения и получить его. Но все шло вовсе не так. Слова были не пустыми, но не здешними, откуда-то из другого мира, где живут другие люди вовсе не знакомые друг с другом, но вынужденные существовать вместе.
– Как трудно найти виновного?
– А может быть и не стоит искать?
– Но… тогда как же?
– Возможно, что иногда так можно, а когда-то так нельзя. Хотя бы для того, чтобы понять причину случившегося и попробовать делать все иначе.
– Ну тогда виноваты все.
– Может и так. Жить без правого и виноватого.
– Что-то случилось?
– Оказывается главное не в том, что ты сделал, а то, что ты не сделал. А мог и, наверное, должен был сделать.
Тогда я мало что мог сделать. Я так думал. Но одновременно, я чувствовал, происходило что-то странное. Я перестал жить. Нет, конечно, все было нормально, череда обычных и ожидаемых событий, какие-то действия, решения, встречи … Вот только все это я видел как-бы со стороны, хотя и был главным участником всего происходящего.
…
– Однажды ты спросила: За что тебе до сих пор стыдно?
Конечно, можно было бы уйти от ответа или придумать что-нибудь документальное и рассказать так, что не вызвало бы никаких сомнений в искренности. Я выбрал второй путь. И рассказал то, что было и за что стыдно до сих пор. Рассказ не помог. Стыд не ушел. Стало чуть легче от преодоленной тайны.
– Не мало…
– Да. Не мало. Вот только опять было что-то не так. От того, что не рассказал главного.
– Ну, может быть, это нельзя назвать виной?! Действительно трудно преодолеть себя и что-то открыть в себе для другого.
– Да это так. Но дело все же не в преодолении себя, а в том, что было с тобой в прошлом.