Когда говорят ружья

– Есть и другие слова, – ответил Тони и симпатично порозовел. – Не мир я принес, но меч!

Сказать, что я был удивлен – ничего не сказать. Странно, когда люди спорят, цитируя Писание. Тем паче странно, если тот, кто так активно выступает против оружия, имеет в своем багаже пистолет.

Не далее чем утром я принес Джузеппе кувшин воды, освежиться с дороги. И увидел, что он чистит у окна хромированный «кольт». Оставив кувшин у порога, я поспешил уйти.

В тот вечер он произнес столько слов, сколько я не слышал от него прежде. Рассуждал о жизни и смерти, о том, что нельзя лишать жизни никого, даже животных. Говорил с жаром политика, выступающего на предвыборных дебатах. Однако вряд ли кто-то смог бы оценить эту речь по достоинству. Звери, к счастью для них, не обладают избирательным правом.

После ужина Тони пошел к отцу в комнату и попытался его переубедить. Но, как видно, не преуспел. Не то чтобы я подслушивал, но было крайне любопытно узнать, чем всё кончится. Парень вышел из комнаты, сверкая глазами, и с кислой улыбкой обратился ко мне:

– Мистер Ллойд, будьте другом, хлопните за меня дверью!

Через два или три дня после этого между мной и молодым Тони состоялся разговор, который я запомнил на всю жизнь.

Папаша Леоне колол дрова (завершая процесс, всякий раз аккуратно втыкал топор в пенек посреди двора – меня пугала подобная заботливость). Его сын, раздевшись по пояс, загорал на крыше амбара. А ваш покорный слуга мучился с трактором, пытаясь прицепить к нему старый, насквозь проржавевший плуг.

– Сын, – буркнул Джузеппе через плечо, – если не слишком занят, помоги мистеру Ллойду с этой железкой.

Тони со смущением накинул рубаху и поспешил исполнить поручение. Надо ли говорить, вдвоем получилось намного быстрее.

– Давай-ка передохнем, парень, – сказал я и передал Тони флягу с виски.

– Позволите вопрос, сэр?

– Валяй.

– Почему вы тут осели?

Молодой человек хотел узнать, почему такие люди, как я или его отец, выбирают жизнь фермера. Прежде чем ответить, я сделал приличный глоток. Затем, сев прямо на землю, сказал:

– Правительство объявило, что отдаст этот участок в собственность по давности владения. Бесплатно. И потом, моей Мари здесь хорошо. Было хорошо…

– И вам нравится вставать на рассвете и тащиться на тракторе в поле? Каждый чертов день!

Я опустил подбородок и уставился в одну точку. Минуту или две наблюдал, как овод кружится у правого ботинка.

– Послушай, сынок. Порой людям приходится гораздо труднее. А твой отец… Знаешь, это не каприз. Он хочет тебе добра. Оградить от чего-то, что знает только он. Похоже, что в молодости папаша Леоне наворотил кучу дерьма, а теперь…

– И я так хочу! – перебил Тони. – Имею право наворотить дерьма! А он… делает из меня двадцатилетнего старика. Жаждет быть отшельником – пускай! Но я – не он.

Я промолчал. А что тут скажешь?

На следующее утро Тони ушел. Позже я узнал, что он записался в морскую пехоту.

Как рассказать об этом папаше Леоне? Держись, старик. Жизнь полна неожиданностей, и порой неприятных.

III

В тот вечер мы оба были погружены в свои мысли. Леоне стоял, облокотившись на перила веранды, и молча смотрел в лес. Ни дать ни взять волк на привязи. А я сидел в любимом кресле-качалке со стаканом виски в руке и думал, покупать ли дождевальную установку. Вы, должно быть, слыхали об этой штуке: цепляется к трактору и позволяет орошать поля или разбрасывать реагенты. Если, конечно, рекламщики не брешут.

Раньше она была мне не по карману. Но после ухода Тони многое изменилось.

Надо сказать, внешне Джузеппе спокойно воспринял новость о том, что его сын пошел служить. На лице не дрогнул и мускул. Однако он долго не выходил из комнаты и не притронулся к ужину.

Признаюсь, я опасался, что Леоне последует за отпрыском и вернет его силой. С него станется! Но на следующее утро папаша как ни в чем не бывало спустился к завтраку и спросил, нельзя ли ему остаться у меня на какое-то время. Месяца на три или четыре.

Квартиру в Нью-Йорке они вернули еврейскому рантье, планируя по возвращении переехать. Должно быть, из соображений конспирации. Не знаю. Как бы то ни было, Тони не сможет отправить отцу и открытку. Ему неоткуда узнать новый адрес! Так пусть эта ферма послужит мальчику местом, куда он сможет вернуться или написать.

Я с радостью согласился. Не требуется хорошо знать Леоне, чтобы понимать – он не станет сидеть сложа руки, и ферма моя расцветет. Дела пойдут в гору.

Результат превзошел ожидания!

К осени собрали урожай вдвое против обычного. Первая же сельскохозяйственная ярмарка набила нам карманы. Папаша Леоне, верно, уже решил, на что потратит свою долю, а я задумался о дождевальной установке.

В тот день сидел и размышлял: купить или нет? По венам струился алкоголь, наполняя тело приятным теплом.

Виски – отличный напиток. Не представляю, как бы я жил без него.

Помню, когда ввели сухой закон, настали темные времена. Всё замерло, затихло, словно покрылось инеем. Конечно, выпивка полностью не исчезла, и кустарное производство продолжало существовать. Но то были слабые отблески света – солнце больше не освещало мир. Воздух стал затхлым, дневной свет померк.

Время всё расставило по местам. Да благословит Господь двадцать первую поправку к Конституции! Боже, храни Америку!

Прохладный сентябрьский ветерок колыхал шторы в открытых окнах. Где-то пели цикады. В тот момент подумал, что ни за что на свете не хотел бы оказаться на месте папаши Леоне. Его мысли полнились тоской.

Днем раньше мы встретили на ярмарке почтальона, и он вручил письмо от Тони. Парень сообщил, что успешно окончил военные курсы и получил должность взводного снайпера. Готовится к отправке в Европу. Мальчик просил отца забыть обиды и приехать в Бостон, проводить его на фронт.

Поначалу я боялся, что папашу Леоне хватит удар. Он ходил чернее тучи, что-то перемалывал внутри себя. Ни дать ни взять дробилка, в которую сунули дюжину коровьих лепешек.

Кто знает, о чем он думал! Однако уверен, что в глубине души гордился сыном. В парне был внутренний стержень.

Однако пойти против воли отца в итальянской семье – серьезный проступок, сравнимый разве что с государственной изменой. В Штатах за такое «седлают сверкалку»…

Я отпил виски, и в голосе прозвучали нотки сочувствия:

– Хватит страдать! Иди в дом и пиши сыну чертов ответ.

– Не уверен, что это хорошая мысль, – пожал плечами Леоне. – Моя грамматика вопиюще хромает. Таким, как я, больше подходит рисовать фаллосы на стенах пещеры.

На моем лице появилась улыбка.

– Тот, кто использует слово «вопиюще», – сказал я, – уж как-нибудь напишет пару строк. Не говоря уже о том, что дурак, каким ты себя выставляешь, сказал бы «члены».

– Хочу перечитать письмо сына.

Мы прошли в гостиную. В поисках конверта я приблизился к шкафу. Скрипнули полированные дверцы, и в них, словно в зеркале, отразился профиль вашего покорного слуги: седые волосы, кустистые брови, на носу очки для чтения.

Леоне заметил:

– Ты тоже не смахиваешь на простака, Ллойд. Чем занимался в армии? Явно не сортиры копал, а? Там, во Франции…