– Хорошо, если так. – Кивнул Антуан. – Пожалуй, ты и впрямь сможешь состряпать задуманное дельце. Готов даже помочь тебе, чем смогу. Выйдя замуж за сеньора, малютка попадёт в круг знати. А иметь своего человека среди господ – недурная мыслишка.
Пока в логове повелителя отверженных шло гнусное празднество, Сорока скрипел зубами от злости. Сейчас он ещё острее ощущал свою никчёмность. Он явно чувствовал, что его сытая и ленивая жизнь вот-вот оборвётся. С годами сводня всё прохладнее относилась к плотским утехам, и ему грозило и вовсе получить пинка под зад. Да и его внешность уже не так привлекательна, чтобы вновь найти покровительницу. Чёрт возьми, всему виной маленькая негодяйка, что на беду оказалось в тот злосчастный день в трактире.
Пьер бесцельно прошёлся до конца убогого переулка и решился направиться в трактир Леграна, промочить горло и утешить себя партией в картишки. Но, не дойдя и пары шагов до дверей грязного вонючего кабака, он услышал тихий голос:
– Эй, Сорока, есть разговор.
Пьер обернулся и еле разглядел в ночном сумраке неясное очертание высокой фигуры в монашеской рясе.
Незнакомец откинул капюшон, и Сорока тотчас признал Симона, подручного хозяина. Любопытство и радость, что с ним желает поговорить достаточно веская фигура мира отверженных, охватила Пьера. Он с готовностью кивнул и шмыгнул за спутником в проулок.
Симон Рошвиль носил прозвище Тесак, и мало нашлось бы желающих нажить себе такого врага. Тесак был крайне жесток и лишён человеческого сострадания. Он был едва ли не правой рукой Антуана Коро и исполнял при нём роль палача. Сорока торопливо шёл за спутником, теряясь в догадках и сгорая от любопытства. Вскоре спутники оказались возле стены полуразвалившегося дома – бывшей каретной мастерской. Им пришлось согнуться в три погибели, чтобы протиснуться в узкий лаз, – и оба оказались в погребе, что освещался лишь огарком свечи, стоящей прямо на полу. Пьер успел заметить ещё троих головорезов, которых видел прежде в свите короля отбросов. И возле замшелой стены – ворох дурно пахнущего тряпья.
– Ну вот, ребята, наш славный Сорока тотчас откликнулся на зов, – усмехнулся Тесак, присаживаясь на перевёрнутый вверх дном бочонок. – Дайте-ка ему винца – разговор предстоит долгий.
Переглянувшись, грабители опустились возле Симона прямо на пол и отхлебнули по глотку из грязной бутыли, передавая её друг другу. Выдержав паузу, Тесак раскурил трубку и неспешно начал:
– Хозяин, конечно, человек бывалый и умом его Господь не обидел, но он слишком стар. Он уже не так силён, как прежде, а вскорости и вовсе одряхлеет. Негоже иметь хозяина, который вот-вот превратится в развалину. Чтобы держать порядок, нужна крепкая рука и молодость. Одноглазый стал слишком благодушен. Он горазд выдумывать трюки для грабежа, да и только. Вы не хуже меня знаете, что острый кинжал и славная дубинка куда проще и надёжней всяких представлений. Стало быть, нам надо избрать нового хозяина, что будет держать в страхе город ещё больше, чем Коро. Что думаете, ребята?
– И думать нечего, – буркнул Жан Бурдюк. – Лучше тебя не найти.
– Верней верного. – Кивнул Тухлый Гийом. – Ты знаешь, как вести дело, а лихости тебе не занимать.
– Согласен. – Хлопнул себя по колену Николя Висельник. – Одноглазый слишком возомнил о себе и забывает о тех, кто ему служит. Наша плата могла бы стать куда щедрее.
Пьер громко сглотнул. Он совершенно не понимал, что ответить, и просто поддакнул.
– Взять хотя бы тебя, парень. – Внезапно уставился на него Тесак. – Ведь ты того гляди ноги протянешь или пойдёшь побираться. Разве дело, когда молодой и неглупый работник вроде тебя довольствуется жалкими подачками паршивой сводни? Если бы Одноглазый относился к тебе по-другому, то и вздорная старуха Кло глядела бы на тебя снизу вверх. А ты терпишь её пренебрежение и насмешки сопливой девчонки только оттого, что хозяин благоволит к обеим.
– Ваша правда, господин Симон! – пылко ответил Пьер. – С тех пор как Кларисса подобрала паршивку Сьюзи, мне вовсе нет житья. А ведь я мог бы не хуже Паучихи вести дело!
– Вот и отлично, дружок, – криво улыбнулся Тесак. – Но сам понимаешь, если бы я и мои друзья верили всем на слово, давно болтались бы на виселице. Ты клянёшься своей жизнью в верности?
Сорока почувствовал, как струйки пота побежали вдоль спины. До недалёкого тугодума только сейчас дошло, что выбора у него нет. Если он не согласится идти против Коро, то вряд ли выйдет из погреба. Если согласится, то вся затея может потерпеть крах и хозяин лично расправится с ним как с предателем. Пьер прикусил губу и погрузился в мучительные рассуждения. Скрывая насмешку, Тесак опустил руку на его плечо и шепнул:
– Подумай, красавчик. Ведь ты сможешь повелевать всеми потаскухами Лиможа, стать их господином, и уж точно поквитаешься с маленькой смазливой негодницей. Я ценю преданных людей – тебя ждёт отличное будущее.
Сорока облизнул пересохшие от волнения губы и выдавил:
– Клянусь жизнью… хозяин…
Головорезы смотрели на него с насмешкой, но Пьер вообразил, что это всего лишь одобрение.
– Теперь слушай, – серьёзным тоном произнёс Тесак. – Кое-кем из близкого окружения Коро займутся другие. Одноглазого я оставлю себе. А ты должен избавиться от Паучихи. Она слишком умна и пронырлива – её нельзя оставлять в живых.
– Но… но… я… – залепетал Сорока.
– Я знаю, мой славный, – хмыкнул Симон. – Придушить мадам сводню у тебя духу не хватит. А вот добавить яд в питьё – пустяковое дело.
– Яду? Это мне по силам, хозяин. – Закивал Пьер. – Позвольте и девчонку отправить вслед за мамашей.
– Эдакую красотку? – подал голос Бурдюк. – Да такая шлюха стоит хороших денег!
– Да чёрт с ней. – Пожал плечами Тесак. – Красивая девка – не такая уж редкость. Можешь потешиться с ней, если наш смельчак Сорока не возражает. Ведь она станет его собственностью.
Эти слова вовсе ослепили недоумка Пьера. Вот дьявол! А ведь действительно он может оставить Сьюзи в живых и заставить отработать все деньги, что на неё потрачены! Ну и получит же она оплеух за все годы его унижения! И его лицо порозовело от предвкушения сладкой мести.
– Всё, хозяин, – с горячностью воскликнул он. – Считайте, что дело сделано. Мне бы только раздобыть яду, и я…
– Тебе и искать не придётся, – насмешливо бросил Симон. – Аптекарь Марлон уже изготовил славный напиток и даже убедил нас в его действии. – Он кивнул Тухлому Гийому. Громила пинком отбросил тряпьё у стены, и перед Сорокой оказалось мёртвое тело аптекаря.
Пьер невольно вздрогнул и боязливо отодвинулся подальше.
– Видишь, Марлон состряпал зелье и проверил его на себе, – невозмутимо проронил Симон.
– Верней верного, – протянул Гийом.
– Протянул ноги через пару минут. – Кивнул Висельник.
– Вот, возьми – добавишь в питьё для Паучихи. Тебе и делать особо ничего не нужно, попросту позаботься, чтобы мадам сводня это выпила. – С фальшивой улыбкой подмигнул Тесак. – Да не торопись, красавчик. Я дам знать, когда пора. Иначе провалишь всё дело и угодишь в лапы Одноглазого, а уж он вряд ли будет долго выспрашивать, кто надоумил тебя провернуть подобное. И твои потроха мигом окажутся в сточной канаве. И держи язык за зубами, если не хочешь перед смертью ещё и онеметь.
Сорока пробирался к дому, не чувствуя ног. Лицо его пылало, а голова раскалывалась от прежде не присущих ему раздумий. Он лихо поклялся в верности Тесаку и пообещал отравить сводню, но, оставшись один, Пьер стучал зубами от страха. Возгордившись вниманием таких значимых в мире отверженных особ, бедняга поставил себя в весьма шаткое положение. Теперь ему оставалось балансировать, словно циркачу на канате, и любое неверное движение грозило гибелью. Силы небесные, а ведь его пристукнут в любом случае! Если победит Коро, то его порежут на куски его прислужники. А если он нарушит клятву и верх одержат заговорщики? Пожалуй, Бурдюк, Висельник или сам Тесак заставят его изрядно помучиться перед смертью. Что же делать?
И так, поливаясь потом и погрузившись в мучительные раздумья, Сорока доплёлся до дома. И, когда после полуночи явились Кларисса с дочерью, отчаянный Пьер едва не признался во всём сводне в надежде, что пройдоха Паучиха надоумит, как избавиться от беды и сохранить жизнь. Но внезапно достаточно опьяневшая Сьюзи бросила в его адрес очередную глумливую колкость, и Кларисса громко расхохоталась над её словами. Это вмиг придало Сороке решимости. Нет, к дьяволу все сомнения! Эти гусыни вполне заслуживают незавидной участи.
Наступившая осень слишком поторопилась уступить своё место зиме. К утру лужи сковывало тонкой корочкой льда, вода в бочках успела замёрзнуть. Хозяйкам приходилось потрудиться, прежде чем приняться за стирку или попросту наполнить водой кастрюлю для супа. Бедняки кутались в жалкое тряпьё, с тоской прикидывая, что ранняя зима сулит новые расходы. Потаскушки стучали зубами, шатаясь вдоль переулка, а завидев случайного прохожего, кидались к нему со всех ног, словно цыплята к кормушке. Но красавицу Сьюзи это вовсе не занимало. Она была тепло одета и не тряслась от холода по ночам. Мать берегла её словно драгоценность. И в морозные дни держала в очаге камень, чтобы постель успела хорошенько согреться. О Сороке сводня давно заботиться перестала, и ему приходилось радоваться, что вообще не остался ночевать на улице. Он изнывал от желания прикончить любовницу, но Тесак строго-настрого приказал ждать условного знака. Шмыгнув в трактир папаши Лозена в надежде опрокинуть пару стаканов винца, Пьер едва не столкнулся с Тухлым Гийомом.
– Эй, парень, – шепнул сухощавый и длинный Гийом. – Праздник начинается, держи ухо востро. Как только услышишь в своём доме новость про Огонька, считай дело решённым. Но уж тогда не жди и минуты – делай что велено, если хочешь жить припеваючи, а не валяться в канаве со вспоротым брюхом.
Пьер побледнел и кивнул. Чёрт возьми, ему тотчас стало жарко и без выпивки.
Дома он застал только Сюзанну, что крутилась перед засиженным мухами старым зеркалом.
– Где мать? – отрывисто бросил Сорока.
– Тебе-то что за дело, жеребчик? – хмыкнула Сьюзи, манерно изгибаясь и с восторгом глядя на своё отражение. – С каких пор она должна предупреждать тебя о своих делах?
Пьер не ответил, он исподлобья смотрел на девушку, что безо всякого смущения любовалась собой. Она приподнимала руками густые пряди волос, обнажая нежную шею. Напрягала спину, чтобы и без того высоко поднятая упругая грудь казалась ещё больше. Вытягивала губки, посылая своему отражению воздушный поцелуй. Это откровенное восхищение собой могло бы вскружить голову любому мужчине, но Сорока был слишком взвинчен поручением и слишком ненавидел Сюзанну, считая её источником своих бед. И всё это мешало ему желать столь привлекательное создание. Наконец послышались тяжёлые шаги сводни, и Кларисса, резко распахнув дверь, выпалила прямо с порога:
– Проклятье! Кто-то прирезал Огонька!
– Франсуа убили?! – воскликнула Сюзанна, и её прекрасные глаза тотчас наполнились слезами. – Ой, мамочка! Как же это? Ведь Франсинэ[3 - Уменьшительно-ласковое произношение имени Франсуа] был такой милый!
– Хорошо, что ты не видала его, моя принцесса. – Нахмурилась сводня. – Красавчика вспороли от горла до причинного места, словно свинью распотрошили. Не слишком весёлое зрелище.
Сьюзи побледнела и прижала руки к лицу.
– Кто же решился на такое? – шепнула она.