Полная версия
Купить и скачатьДобавить В библиотеку
Стихотворения
Автор:
Жанр:
Год написания книги: 2016
Тэги:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Поль Мари Верлен
Стихотворения
Обет
Подруги юности и молодых желаний!Лазурь лучистых глаз и золото волос!Объятий аромат, благоуханье косИ дерзость робкая пылающих лобзаний!Но где же эти дни беспечных ликований,Дни искренней любви? Увы, осенних грозОни не вынесли, – и вот царит морозТоски, усталости и нет очарований.Теперь я одинок, угрюм и одинок.Так старец без надежд свой доживает срок,Сестрой покинутый, так сирота тоскует.О женщина, с душой и льстивой и простой,Кого не удивишь ничем и кто порой,Как мать, с улыбкою вас тихо в лоб целует!Парижские кроки
Луна на стены налагала пятнаУглом тупым.Как цифра пять, согнутая обратно,Вставал над острой крышей черный дым.Томился ветер, словно стон фагота.Был небосводБесцветно-сер. На крыше звал кого-то,Мяуча жалобно, иззябший кот.А я, – я шел, мечтая о Платоне,В вечерний час,О Саламине и о Марафоне…И синим трепетом мигал мне газ.Марина
Океан суровоБьет глухой волнойПод немой луной, –Бьет волною снова.В бурых небесах,Злобный и могучий,Разрезает тучиМолнии зигзаг,Каждая волна,В буйстве одичалом,Бьет по острым скалам,Рвет, встает со дна.Машет в отдаленьеУраган крылом,И грохочет громВ грозном исступленье.Осенняя песня
Долгие пениСкрипки осенней Зов неотвязный,Сердце мне ранят,Думы туманят, Однообразно.Сплю, холодею,Вздрогнув, бледнею С боем полночи.Вспомнится что-то.Все без отчета Выплачут очи.Выйду я в поле.Ветер на воле Мечется, смелый.Схватит он, бросит,Словно уносит Лист пожелтелый.Благословенный час
Луна ала на темных небесах;Качается туман; луг холодеетИ спит в дыму; в зеленых тростникахЛягушка квакает; прохлада реет.Закрылись чаши лилий водяных;Ряд тополей в немой дали туманен,Прямых и стройных, – призраков ночных;Блеск светляков, над ивняками, странен.Проснулись совы; то вперед, то прочь,На тяжких крыльях, лет бесшумный, мерныйСвершают; у зенита свет неверный,И, белая, Венера всходит: ночь!Георгин
Владычица толпы, чьи взоры с поволокойОбходят медленно свой круг, как у вола;Твой полный стан блестит, как твердая скала.Ты – пышный, сочный цвет, не пахнущий, высокий,И тела твоего проникнуты чертыНепогрешимостью спокойной красоты.Пусть тела запахом другие нас пленят!Где ты, там никакой не веет аромат.Ты царствуешь, Кумир, не слыша фимиама.Так георгин, – король, одетый в багрянец, –Среди жасминных куп вздымает свой венец,Благоуханий чужд, без гордости, но прямо.Приходит ночь. Сова летит. Вот час, когдаПрипоминается старинное преданье.В лесу, внизу, звучит чуть слышное журчаньеРучья, как тихий шум злодейского гнезда.В тиши
Там, где сумрак словно дым,Под навесом из ветвей, –Мы молчаньем упоимГлубину любви своей.Наши души и сердца,И волненье наших сновМы наполним до концаМиром сосен и кустов.Ты смежишь глаза в тени,Руки сложишь на груди…Все забудь, все отгони,Что манило впереди.Пусть нас нежно убедитЛегкий ветер, что порой,Пролетая, шелеститПорыжелою травой.И когда с дубов немыхВечер, строго, ниспадет,Голос всех скорбей земных –Соловей нам запоет.«Ax! пока, звезда денницы…»
Ax! пока, звезда денницы,В спет дневной ты не ушла (Из пшеницы,Чу! кричат перепела),Обрати свой взор к поэту,Посмотри в мои глаза (Мчатся к светуЖаворонки в небеса)!Поспеши: твое сияньеБыстро меркнет в синеве (Стрекотанье,Шум ликующий в траве!). –И, прочтя, чем думы полны.Разгадав все тайны грез (Словно волны,С ветром зыблется овес), –Прошепчи о всем нежнееТам, где милой снится сон (О скорее!Вот уж вспыхнул небосклон!).«Так это будет в летний день. В тот час…»
Так это будет в летний день. В тот часГорящий полдень, радуясь со мною,Меж шелка и атласа с кисеей,Еще прекрасней мне покажет вас.И синий небосвод, как ткань в палатках,Над нами, побледневшими тогдаОт счастья, ожиданья и стыда,Вдруг задрожит в роскошных, длинных складках.Настанет вечер; всех маня ко сну,Коснется ветер свадебной вуали,И звезд приветный взор из темной далиПоздравит тихо мужа и жену.«Один, дорогою проклятой…»
Один, дорогою проклятой,Я шел, не ведая куда…Теперь твой облик – мой вожатый!Рассвета вестница, звезда,Едва заметная, белела…Зарю зажгла ты навсегда!Мой только шаг в равнине целойЗвучал, и даль пуста была…Ты мне сказала: «Дальше, смело!»Я изнывал под гнетом злаДушой пугливой, сердцем темным…Любовь предстала и слилаНас в счастье страшном и огромном!«Это – экстаз утомленности…»
Le vent dans la plaineSuspend son haleineFavart[1]Это – экстаз утомленности,Это – истома влюбленности,Это – дрожанье лесов,Ветра под ласкою млеющих,Это – меж веток сереющихМаленький хор голосов.Свежие, нежные трепеты!Шепоты, щебеты, лепеты!Кажется: травы в тишиРопщут со стоном томительным,Или в потоке стремительномГлухо стучат голыши.Чьи же сердца утомленныеВылились в жалобы сонные?Это ведь наши с тобой?Это ведь мы с тобой, милая,Тихие речи, унылыеШепчем в равнине ночной?«Целует клавиши прелестная рука…»
Целует клавиши прелестная рука;И в сером сумраке, немного розоватом,Они блестят; напев, на крыльях мотылька(О, песня милая, любимая когда-то!),Плывет застенчиво, испуганно слегка. –И все полно ее пьянящим ароматом,И вот я чувствую, как будто колыбельБаюкает мой дух, усталый и скорбящий.Что хочешь от меня, ты, песни нежный хмель»И ты, ее припев, неясный и манящийТы, замирающий, как дальняя свирель,В окне, растворенном на сад вечерний, спящий?«По тоске безмерной…»
По тоске безмерной,По равнине снежной,Что блестит неверно,Как песок прибрежный?Нет на тверди меднойНи мерцанья света,Месяц глянул где-тоИ исчез бесследно.Как сквозь дым летучий,На краю равниныВидятся вершиныБора, словно тучи.Нет на тверди меднойНи мерцанья света.Месяц глянул где-тоИ исчез бесследно.Чу! кричат вороны!Воет волк голодный,Здесь в степи холоднойВластелин законный!По тоске безмерной,По равнине снежной,Что блестит неверно,Как песок прибрежный?«Деревьев тень в воде, под сумраком седым…»
Деревьев тень в воде, под сумраком седым, Расходится как дым.Тогда как в высоте, с действительных ветвей, Рыдает соловей.И путник, заглянув к деревьям бледным, – там Бледнеет странно сам,А утонувшие надежды и мечты Рыдают с высоты.Простая фреска
Зеленовато-красныХолмы и склоны этиВ вечернем полусветеВсе контуры неясныВот золото стремниныВсе более багрится,На вазе без вершиныЧуть слышно свищет птицаОсенний день тускнеет,Мечты мои бессвязны,И грусть мою лелеетНапев однообразныйЗелень
Вот ранние плоды, вот веточки с цветами,И сердце вот мое, что бьется лишь для вас.Не рвите же его лилейными руками,Склоните на меня сиянье кротких глаз.Я прихожу, еще обрызганный росою,Что ветер утренний оледенил на лбу.Простите, что опять я предаюсь покоюУ ваших ног, в мечтах благодаря судьбу.Еще звенящую последним поцелуем,Я голову свою вам уроню на грудь.Пусть буря замолчит, которой я волнуем,А вы, закрыв глаза, позвольте мне уснуть!«На улице, в оправе тесной…»
На улице, в оправе тесной,Река, возникшая чудесноЗа пятифутовой стеной!В предместье мирном, ты небыстро,Без шума протекаешь – чистой,Но непрозрачною струей.Шоссе широко, и, безмолвны,Желты, как мертвый облик, волныОдин туман лишь отразят,В тот даже час, когда, вставая,Заря сияет, зажигаяКоттеджей черно-желтый ряд.«Что скажешь, путник, ты про страны и вокзалы?..»
– Что скажешь, путник, ты про страны и вокзалы?Собрал ли скуку ты (она давно зрела),Плохой сигары дым пускающий, усталый,Ты, чья нелепо тень на стену налегла?Ах, после всех дорог, твой взор все так же мрачен,Твоя усмешка та ж, та ж грусть в лице твоем:Так месяц, между мачт, по-прежнему прозрачен,Так море старое все то же, с новым днем.Так кладбище все то ж, хотя могилы новы!Но расскажи нам то, что видно и без слов:Разочарованность твоей души; суровыйИ горький приговор мечтам былых годов!И ужас не забудь дней, сердце истомивших:Зла – всюду, и Уродств – везде, на всех путях;Политики позор и стыд Любви, залившихПотоками чернил кровь на своих руках.И не забудь себя: как груз своих бессилий,Всей слабости своей, всей простоты своейТы влек на поле битв, где бились, где любили,Безумней – что ни день, и что ни день – грустней!Вполне ль наказан ты за глупую наивность?Что скажешь? – Люди злы. – А женщины? О, кто жПил влагу слез твоих? С кем знал ты неразрывностьСудьбы? И ласка чья не оказалась ложь?Как ты доверчив был! как грубой лести верил!Ты помнишь ли, как ты мечтал когда-то самО смерти сладостной? – Теперь ты скорбь измерил.О, ангел, падший ниц, конец твоим мечтам!Куда ж теперь пойдешь? скажи о новых планах?Иль, столько плакавши, ты весь душой размяк?По твердости коры мы судим о каштанах,А как уныл твой вид, как твой неверен шаг!Так чем же будешь ты? идилликом усталым,На небо глупое глядящим сквозь окноГлазами демона и взором одичалым?Не значит ли – совсем упасть на дно?Довольно ли с тебя такой простой развязкиРомана? Кто другой (смышленей, может быть),За скрипки заплатив, хотел бы видеть пляскиИ не боялся бы прохожих раздразнить.Поройся в уголках своей души. Нельзя лиОттуда выхватить блистательный порок,Красивый, дерзостный, как саблю доброй стали,И в небо устремить блистающий клинок?Быть может, не один, а несколько? Отлично!Иди же на войну и без разбора всехРази! личиной скрыв беспечности приличнойНеутоленный гнев и безнадежный смех!Не надо быть глупцом в сей жизни пустозвонной,Где в счастье ничего пленительного нетБез грез порочности, немного извращенной!И злом за зло платить, – да будет твой завет!– Людская мудрость? ах! мечты иным согреты!В том прошлом, что сейчас ты мне изобразил,Давая горькие и строгие советы, –Я помню лишь то зло, что сам я совершил!Из всех случайностей моей бродячей жизни,Из всех жестоких «бед», из всех моих дорог,Из голосов вражды и злобной укоризныЯ помню лишь одно – как милосерд был Бог!Мои мучения все были справедливы,Никто не виноват, что лил я много слез,Но, может быть, и я познаю в день счастливыйПрощение и мир, что всем дает Христос!Да, жалко быть глупцом в сей жизни преходящей,Но лучше в вечности венец свой заслужить,И нам гласит закон единый, настоящий:Не злом за зло платить, но всех и все любить!«Обманчивые дни весь день, весь день горели…»
Обманчивые дни весь день, весь день горели;Заката на меди теперь они дрожат,Закрой глаза, душа, довольно мы смотрели!О, искушения! – они нас сторожат.Весь день, весь день они горели беспощадно,Сжигая виноград на склонах, под горойХлеба созревшие и опаляя жадноНебесную лазурь, что пела над тобой.О, побледней, душа, иди, ломая руки.Ужели те «вечера» святому «завтра» вновьГрозят? Безумия ужели живы муки?Воспоминания убей, убей. Любовь!О, грозный приступ зла! последний, без сомненья?Иди, душа, молись! молись до исступленья!«Жизнь скромная, с ее нетрудными трудами!..»
Жизнь скромная, с ее нетрудными трудами!В ней целый подвиг есть – служение любви!Веселым быть, следя все те же дни за днями,Быть сильным, чувствуя, что гаснет жар в крови!Знать, слышать в городах, меж всеми голосами,О Боже! лишь одно: колокола твои,И, повинуясь сам велению: «Живи!»,Свой голос смешивать с грядущими волнами.С желаньем каяться – меж грешниками жить.Любить молчание – и бесконечно длитьТерпения часы здесь, в жизненной пустыне,Сомненья детские раскаяний живыхИ тщетные мечты о радостях святых…«Прочь! – ангел говорит, – все доводы гордыни!»«О гордость! Мощный крик, валторны зов глухой…»
О ГОРДОСТЬ! Мощный крик, валторны зов глухой,Огни кровавых звезд на броне золотой…Шатаешься, огнем и дымом опьяненный…О гордость! Мощный крик, валторны зов глухой!О НЕНАВИСТЬ! О звон над морем, заглушенныйВ снегу. Так холодно. Бессильный, утомлении,Пугаешься, бежишь на пристань. В тишину.Там молкнет колокол, далекий, заглушенный.О СТРАСТЬ! О странный шум, неясный, как во сне.Все пьяны. Кажется, им весело вполне.Глаза, и имена, и бред духов банальных,В котором гаснет шум, неясный, как во сне.О ЗАВИСТЬ! Ряд теней – в тумане. Ряд венчальныхКортежей. Тысячи – препятствий. Круг печальныхТрудов: весь пышный цирк движений мировых!Под тихий скрипок звук, под гул пиров венчальных.О ГНЕВ! Угрюмый стон! О СКОРБЬ о днях былых!О ИСКУШЕНИЕ! – Был должен слышать ихИ я для глухоты молчанья неземного!ГНЕВ, ИСКУШЕНИЕ и СКОРБЬ о днях былых!Умрите, Голоса, чтоб не воскреснуть снова!Вы – смертны! вы – мечта! вы – звук пустой! вы – слово!Риторика греха! метафоры без крыл!Умрите, Голоса, чтоб не воскреснуть снова!Я более не тот, каким когда-то был.Умрите же во мне, в немой тиши могил,Под тайные мольбы души перерожденной!Я сердцем, я душой не тот, каким я был!Умрите в голосах молитвы умиленной!Она у райских врат стоит, как страж бессонный,И скажет в страшный день: «Умри» или «Живи!»Умрите в голосах молитвы умиленнойИ в страшных голосах ликующей ЛЮБВИ!«Враг принимает облик Скуки…»
Враг принимает облик СкукиИ говорит: «К чему, мой друг?»Но я смеюсь, сжимая руки.Враг принимает облик ТелаИ шепчет: «Посмотри вокруг,Вот женщина!» – Молчу я смело.Враг принимает облик новый,Он – ангел света, шепчет вновь:«Что твой порыв, твой пост суровый,Пред тем, что сердце должно Богу!Как смерть, сильна ль твоя любовь?»Твержу: «Иду я понемногу!»Он – логик от начала света,Я должен обуздать свой умИ не искать ему ответа,КТО ЭТО, зная без сомненья!Пусть жизни раздается шум,Молиться буду о смиренье!«О Боже, Ты меня любовью ранил…»
О Боже, Ты меня любовью ранил,И эта рана вся еще дрожит!О Боже, Ты меня любовью ранил.О Боже, Ты меня постигнул страхом,И след ожога – как гремящий гром! –О Боже, Ты меня постигнул страхом.О Боже, я познал, что все ничтожно,И слава Божия вошла в меня!О Боже, я познал, что все ничтожно.О пусть мой дух в Твоем вине утонет,Пусть будет жизнь – хлеб Твоего стола!О пусть мой дух в Твоем вине утонет.Вот кровь моя, что я еще не пролил,Вот плоть моя, что недостойна мук!Вот кровь моя, что я еще не пролил.Вот лоб, что должен был краснеть всечасно,Пусть будет он ступенью ног Твоих!Вот лоб, что должен был краснеть всечасно.Вот руки, что работать не умели,Пусть фимиам и угли в них горят!Вот руки, что работать не умели.Вот сердце то, что билось понапрасну,Пусть пред Голгофой и оно дрожит!Вот сердце то, что билось понапрасну.Вот ноги, путь свершившие ненужный,Пусть поспешат на благостный Твой зов!Вот ноги, путь свершившие ненужный.Вот голос, звук неправедный и лживый,Пусть горькие упреки он твердит!Вот голос, звук неправедный и лживый.Вот взор, вперявшийся на заблужденья,Пусть слепнет он в молитвенных слезах!Вот взор, вперявшийся на заблужденья.О Господи! Бог жертвы и прощенья!Нет мер неблагодарности моей!О Господи! Бог жертвы и прощенья!О Господи! Бог святости и страха,Бездонны пропасти моих грехов!О Господи! Бог святости и страха.О Господи! Бог радости и мира,Мое неведенье, мой страх – томят!О Господи! Бог радости и мира.Все это знаешь Ты, все это знаешь,И то, что я беднее всех других!Все это знаешь Ты, все это знаешь.Но что могу, все отдаю Тебе.«Законы, числа, краски, ароматы!..»
Законы, числа, краски, ароматы!..Слова бегут в испуге, как цыплята.Рыдая, Тело никнет на кресте.Нога, ты топчешь грезы, а не травы!И зов толпы, прельстительно-лукавый,Звучит вокруг в немолчной суете.О небо, где плывут надежды наши!Цветы, что никогда не будут чаши!Вино, и вдруг – жест проскользнувший твой!Грудь женщины с ласкающей игрой!Ночей ленивых ложа голубые!..– Что этот бред пленительных услад?Что этих пыток бесконечный ряд?И что – мы, грешники, и вы, святые?«Охотничий рожок рыдает у леска…»
Охотничий рожок рыдает у лескаПечальной жалобой, как будто сиротливой.И молкнет этот звук над опустелой нивой,Сливаясь с лаем псов и свистом ветерка.Но вскоре новый стон звучит издалека…Не волчья ли душа в нем плачется тоскливо?А солнце за холмом, как будто бы лениво,Скрывается; кругом – и сладость и тоска!И, чтоб усилить миг подавленной печали,Вуалью белой скрыв огни багряной дали,Как нити корпии, снег реет на поля;И воздух – словно вздох осенний, утомленный.Но кроток без конца весь вечер монотонный,В котором нежится усталая земля!«О человечества безмерность…»
О человечества безмерность,Былые дни, благой Отец,И верных доблестная верность! –Путь обретенный наконец!Здесь все громадней и могучей,Чем однодневка-человек,И черны, как завесы, тучи,Закрывшие идущий век.Вожатаю сей жизни грешной –Повиновенью – дух предай!О, в поле, вспаханном успешно,Единой Церкви урожай!«Прекраснее море…»
Прекраснее море,Чем наши соборы,На вольном простореНемолчные хоры,Могучей стихии –Гимн Деве Марии!То яростный гром,То нежный напев,Сливаются в нем –Прощенье и гнев.В безмерности водНи дум, ни забот.О! ты терпеливоИ в буре мятежной!Поешь ты призывыТак вкрадчиво-нежно:«Кто чужд упований,Умри без страданий!»Средь песен земныхНет песни милейСтальных, голубых,Зеленых зыбей.Твое торжество –Прекрасней всего!«То – празднество хлебов, то – светлый праздник хлеба…»
То – празднество хлебов, то – светлый праздник хлеба,В моей родной стране, что вновь я увидал!Природа, люди, шум в потоках света с неба,Столь ярко-белого, что тени отсвет – ал!Колосьев золото под взмахом кос ложится,И отражает блеск мелькающая сталь.Людьми покрытая, спешит переменитьсяИ новый лик принять ликующая даль.Все – впопыхах, все вкруг – усилье и движенье,Под солнцем, что палит снопов встающий ряд,И, неустанное, на склонах, в отдаленье,Вливает сладкий сок в зеленый виноград.Трудись, о солнце, лей на гроздья и на нивыСвой свет! людей пои ты молоком землиИ в чашах им давай забвенья миг счастливый!Жнецы! работники! вы счастье обрели!Не явно ль с вами Бог в труде большом и мерном,И в винограднике, и на полях с серпом?Сбирает Он, Он жнет, распределяя вернымИ Плоть и Кровь Свою в причастии святом!Искусство поэзии
О музыке на первом месте!Предпочитай размер такой,Что зыбок, растворим и вместеНе давит строгой полнотой.Ценя слова как можно строже,Люби в них странные черты.Ах, песни пьяной что дороже,Где точность с зыбкостью слиты!То – взор прекрасный за вуалью,То – в полдень задрожавший свет,То – осенью, над синей далью,Вечерний, ясный блеск планет.Одни оттенки нас пленяют,Не краски: цвет их слишком строг!Ах, лишь оттенки сочетаютМечту с мечтой и с флейтой рог.Страшись насмешек, смертных фурий,И слишком остроумных слов(От них слеза в глазах Лазури!),И всех приправ плохих столов!Аллегория
Слепое, тяжкое, властительное лето!Как деспот праздный ты, следящий пыток ряд,С своим сообщником, потоком ярким света!Устав, зеваешь ты. А люди грузно спят,Покинув все труды. И жаворонок звонкийНе пел. Ни ветерка, ни облачка, все спит.Натянута лазурь, как некий завес тонкий,И в неподвижности молчание скользит. –Кузнечики в траве молчат в изнеможенье.По пестрым камешкам не скачут ручейки,Полуиссохшие, и не поят реки.Лишь неустанное и яркое вращеньеМуара движется, в обманчивой дали,И, черно-желтые, проносятся шмели.Гостиница
Под кровлей красною гостиница! отрадаДля всех, кто долго шел по пыли в знойный день:Гостиница «Восторг»; из ближних деревеньВино, и мягкий хлеб, и паспорта не надо!Здесь курят, здесь поют, здесь можно ночевать.Хозяин – старых дней солдат; но молодаяХозяйка про любовь болтает, поспеваяПяток своих ребят поить, кормить, чесать.Со стен бревенчатых «Малек Адель» и «Маги»Приветствуют гостей, исполнены отваги,И в комнате стоит приятный запах щей.Чу! слышишь мерный шум? то голосом гудящимЗавторил котелок с плиты – часам хрипящим…В открытое окно глядит простор полей.Пролог
Все это – сумрака созданья,Виденья ночи пред концом.О Истина, твое сияньеЛишь первым светит им лучом!В них все так бледно, все так хило,Что взором кажется скорей:Их не луна ли сотворилаПод зыбким ужасом ветвей.Иль эти сумрачные тени,Вдруг облик восприяв живой,Смешаются с семьей творенийНа светлой сцене мировойИ будут громко славить БогаВ напевах чистых и простых,Под ярким солнцем, до порогаНебес нетленно голубых.Писано в 1875 г.
Мне не забыть, как жил я в лучшем из дворцов,В пленительной стране потоков и холмов;Он с четырех сторон был башнями украшен,И жил я много дней в одной из этих башен.Снаружи сложен был дворец из кирпича,И ало он горел под ласкою луча,Но известь (белая, как первый снег восхода)Внутри смягчала вид и стен и арки входа.О утро наших глаз! душе живой привет!О пробужденье чувств усталых! белый цвет!Ты – слава старости! ты – цвет покровов райских!Меж лестниц вьющихся, и медных и стальных,С убогой роскошью, уж стершейся на них,Тот сине-белый цвет, любовный, умиленный,И черной полосой от пола отдаленный, –Весь день мой наполнял молчаньем, чистотой,Чтоб ночь шептала сны о тверди голубой!Дверь под замком всегда, стол, стул и небольшаяКровать, где можно спать, весь мир позабывая,Достаточно светло, достаточный простор:Вот много месяцев, что знал мой скорбный взор.Но эта комната вовек не услыхала бНа дни и на затвор моих унылых жалоб!Напротив, вновь теперь мир видя пред собой,Жалею горько я два года в башне той!То был желанный мир, мир подлинный, высокий,Та жесткая кровать, тот стул мой одинокий!Я сознавал вполне, что здесь я – сам с собой,И полюбил я луч, ослабленный, немой,Входивший медленно, как друг, товарищ давнийИ заменявший мне сияние сквозь ставни.На что нам радостей унынье и тщета,Когда лобзало нас страдание в уста!(О, много ценного в себе таит страданье!)И почему мы так страшимся наказаньяБыть в одиночестве, быть без других? УжельОбщение людей столь дорогая цель?Я счастлив в башне был, хоть был для всех беднягой,И никого мое не соблазняло благо!(О, счастье чувствовать, что ты бедней других,Что зависти к себе не возбуждаешь в них!)Дни одиночества делил я равномерноМежду молитвою и книгами. Наверно,Святые жили так! Я чувствовал вполне,Что неба уголок доступен стал и мне!Я не был более в толпе, в людском пороке,Где даром тратишь пыл, где, как голыш в потоке,Невольно катишься! Я был среди сердецПокорных, что в тиши к Себе зовет Отец.Я духом возрастал, был добрым, скромным, верным,Все выше восходил усилием размерным:Так зреют на полях с неспешностью хлеба.И тихо обо мне заботилась Судьба.Два раза или три на дню служитель строгийБезмолвно приносил воды, обед убогийИ ужин. Было вкруг все тихо. Лишь часовБыл слышен издали широкий, звучный зов.Я жил свободой там, единственной, не мнимой!Я жил с достоинством, ото всего хранимый!Приют, который я, чуть бросив, пожалел!Дворец магический, в тебе мой дух созрел!В тебе утих порыв моих страстей безумных,Вращавшихся в душе в каких-то бурях шумных!Дворец, алеющий, под ярким солнцем днем,И белый, дремлющий в безмолвии ночном!Как доброго плода, еще твой вкус мне сладок,И утоляет жар случайных лихорадок!О будь благословен! ты дал мне новых сил,Ты Верой с Кротостью меня вооружил,Ты дал мне хлеб и соль, и плащ – на путь пустынный,Такой томительный и, без сомненья, длинный!Отрывок
Так просто, как в огонь льют нарды дорогиеИ как за родину мы проливаем кровь,Хотел бы я излить всю душу, всю любовьВ один прекрасный гимн, в тропарь Святой Марии!Но – бедный грешник я! и грубый голос мойМеж ясных голосов мешал бы, слишком странный!Вином земной лозы еще позорно пьяный,Он мог бы оскорбить слух чуткий и святой.Нет! будь душой – как ключ нагорный; как эмблему,Дитя, одетое в лен легкий, избери;Ягненку, в кроткий взор, без трепета смотри;Невинности прими без страха диадему; –Тогда посмей взнестись в восторженной хвалеК Марии Матери, к Марии непорочной,Витающей меж Сил, во области заочной,Ногами чистыми стоящей на земле!..На смерть Люсьена Летинуа
И думал я, идя за траурным кортежем:«Так Бог тебя призвал, когда невинным, свежимИ радующим взор ты в жизни был цветком!Позднее женщина взяла б тебя. С огнемВ душе страдающей ты к ней бы устремилсяИ горько бы в ее объятьях жадных бился…Но скоро б испытал ты благородный страхИ вновь вернулся бы, с молитвой на устах,Ты к Добродетели и к Простоте; ты сноваРасцвел бы лилией, чтоб под грозой сурковойСтрастей скончалась ниц, но поднялась опять,Чтоб тише, чтоб светлей, чтоб радостней сиятьВо славу Вечного…» Так думал я, и былоТак странно это все мне думать над могилой!К сыну
[2]
Я книгу шлю тебе, как некогда Овидий Свои стихи – в далекий Рим.Он изгнан был… а я – томлюсь в иной обиде: Я с сыном разлучен моим.Увижу ль я тебя? Каким? – Мне неизвестно… Но мой завет произнеси:Верь в Бога, никого не ненавидь, и честно Ты имя честное носи!Подруги
I. ВеснаСклоняясь все ближе и ближеК подруге, дрожащей несмело,Она обжигает ей телоКосой, ослепительно рыжей.И шепчет, и шепчет чуть слышноРебенку, готовому вскрикнуть:«Рукам дай, устам дай приникнутьК той розе, свернутой, но пышной!Дитя, ты – цветок нераскрытый,Роса на нем дышит так сладко,Дай капли те выпить украдкой,Чтоб вспыхнули краской ланиты,Чтоб страстью зарделися щеки,Как светит заря на востоке».II. ЛетоИ та отвечает в испуге,Как стебель, сгибаясь бесшумно,Под вихрем, под лаской безумнойСвоей исступленной подруге:«Сестра! о, оставь! умираю!Мне страшно, мне все непонятно…Но тело твое ароматно,И губы палят меня. Таю.В твоем опьяняющем теле,Смущающем зрелостью лета,Есть сумрак и нега качелей.Твой голос не хочет ответа,И волосы, полны отравой,Струятся волною кровавой!»
