Выставка цилиндров и конусов

– Нас ликвидируют за непорядочность, придурок!

– Порядочность… – философски произнес Баз, медленно шагая к тяжелым шторам. – Что такое порядочность в мире, который запал на дипишные жопы шлюх порнхаба? Ты что, не рад? Ты вернул свои бабки и получил сумасшедшую прибыль. Перечисли на мой счет несколько миллионов, и я уезжаю. Хватит.

– С ума сошел! А это? – обвел рукой выставку Тэйк.

– Оставь это, – уклончиво ответил Баз.

– Зачем? Мне – это? Без тебя? – отрывисто, в исступлении, негромко сказал Тэйк. – Кто их будет продавать? На свете есть только один дурак, который торгует цилиндами и конусами!

– Так ты перечислишь деньги?

– Баз!

– Прекрати брызгать слюной. Я вернул тебе долг. Какого хрена!?

– Я всегда уважал тебя! Ты – лучший!

– Когда ты перечислишь деньги?

– Сегодня-завтра…

– Сегодня.

– Хорошо, но…

– Тэйк!

– Ну, хорошо! Спасибо!

– Да пошел ты!

– Дурак! Ты… дурак! Баз! Все только начинается! Остановись!

– Довольно, Тэйк. Ты показал себя за прошедший год! Я ухожу.

– Жаль, что так!

– Это у тебя от радости. Владей! – и Баз похлопал Тэйка по плечу.

Он вошел в лифт и поднял вверх руку, прощаясь. Тэйк тоже поднял руку. Его лицо было растерянно-счастливым. Теперь он любил База больше всех на свете. Баз доказал, что невозможное возможно. Баз был интересен.  Тэйк не понимал, что теперь не интересен он сам. Ну, просто миллиардер. Ну, одет хорошо. Умен и перспективен. Не гей, в конце концов.

***

Сто миллионов евро поступили на его счет, и Баз уехал в тот же день. Он бродил по узким улочкам Кламси и дышал воздухом Ромена Роллана. Люди обращали на него внимание, и Баз вежливо улыбался, ни с кем, однако, не заговаривая. К вечеру же, купив местное вино в ресторане, он пригласил за стол соседей, и те рассказали ему всякие небылицы про Кламси и его жителей.

Ночью, когда, после попойки, Баз спал, позвонил Тэйк.

– Как ты? – серьезно спросил он.

– Сплю. Чего тебе? – буркнул Баз.

– Я придумал как спастись.

– Неужели? Интересно! Расскажешь завтра!

– Мы построим космический корабль. Ковчег. И в минуты общепланетарного коллапса, мы удалимся от планеты на безопасное расстояние. Ну, и возьмем, конечно же, каких-то людей еще… – убывающим тоном проговорил Тэйк.

– А потом?

– Переждем и вернемся! Тебе совсем не нравится такой план?

– Нравится.

– Вот и хорошо. Хочешь узнать детали? Они завораживают.

– Детали потом. Дай поспать.

– Но Баз!

Не ответив, Баз отключил телефон и уставился на светильник. “Переждем и вернемся”, – прошептал он. “Если б все было так просто…”

Позже, во сне,  пришла мать. “Экономь деньги, сынок!” – нежно грустно сказала она. “Обязательно, мама!” – прошептал он. Баз вздрогнул. Было уже светло. Он прошел к тщедушному столику, на котором стояла бутылка, поспешно открытая вчера, но невыпитая, и сделал глоток. Надышавшееся за ночь вино Бургундии было прекрасно.

Глава 4. Женева

Одной из удивительнейших вещей, которая стала происходить в жизни База с момента его явления в Кламси, стало прилипание женщин самого разного возраста, на одну только опереточную тему. Они подсаживались за ближние столики, эбэндонировали мужей и любовников,  друзей и подруг.  Все они хотели внимания База, понятия не имея о его богатстве. Они просто чувствовали, что он до такой степени отличен, что это не помешает испытать.

Породоиспытание давалось Базу бедственно, по причине его безбрежной привязанности к Гвен, которая, между тем, издевалась, как хотела.

Выходец из небогатой британской семьи, с окраины Лондона,  она была воспитана в суровом режиме деньгоделательной атаки; но и была приверженкой Уильяма Вордсворта, чего Баз не понимал из-за приверженности к британскому биту. Хотя, кто сказал, что британский бит и Вордсворт друг от друга так уж далеки?

Баз маялся. Он плакал по ночам, а вечерами колотил гопников, когда те требовали… Чего они требовали? Наверное, внимания… И он писал стихи на английском.

***

Kiss the snow when arrive at the top,

Kiss the rain when passing the shelf,

Kiss me when you get down.

Он наливал бокал и вновь принимался за стихотворение.

I wasn’t right denouncing you,

In vain I raved cognising

Your boat quietly disguising