Горбун

– Тот, – хотел сказать Жоёль де Жюган, – который…

Но Кокардас его прервал, весомо отчеканив:

– На свете есть только один Легардер.

Глава 3. Три Филиппа

Единственное окно приземистого трактира «Адамово яблоко» выходило на отлогую буковую рощу, опускавшуюся вплоть до траншей. Между стволов пролегала достаточно широкая для экипажей дорога, выводившая на дощатый мост, перекинутый через широкие и глубокие рвы. Они окружали замок со всех сторон, кроме обращенной к лё Ашазу.

После того, как были возведены водоудерживающие перемычки, мелиорированное дно траншей, освободясь от избытка влаги, стало два раза в год приносить обильный урожай кормовой травы, которую хозяева использовали на скотном дворе и в конюшне.

Сейчас как раз скосили второй урожай. Через окно кабачка, где засели восемь бандитов, хорошо было видно, как крестьяне сгребали вилами сено и собирали его под мостом в снопы. Стены траншей поднимались отвесно, и лишь в одном месте был прорезан покатый подъем, чтобы могла проехать повозка с сеном. Этот подъем выводил на дорогу, проходившую перед окном трактира.

Фронтальная несущая стена замка на уровне первого этажа имела в кладке множество отверстий – бойниц. Они были слишком малы, чтобы сквозь них мог пробраться человек. Но как раз под постоянным деревянным мостом, (с некоторых пор заменившим блочно – подъемный), нижним краем возвышаясь всего на несколько дюймов над землей, находилось двустворчатое окно. Снаружи оно наглухо закрывалось мощными дубовыми ставнями, а изнутри при желании можно было вдобавок опускать металлическую решетку. Это окно впускало дневной свет в просторное банно – прачечное помещение. Говорят, что в средние века на юге Франции состоятельные граждане знали толк в разного рода банях и саунах.

На башне пробило три часа. Таинственного наводящего ужас рыцаря, которого молва нарекла Лагардером Красавцем, поблизости не было и не должно было быть, – ждали не его. Как что упавшие, было духом мастера шпаги мало-помалу начали приободряться и вновь обретать временно приструненные спесь и бахвальство.

– Вот что, приятель Кокардас, – прогудел Сальдань. – Я готов лишиться десяти пистолей, лишь бы поглядеть на твоего хваленого шевалье де Лагардера.

– С обнаженной шпагой? – ухмыльнулся гасконец, отхлебнув большой глоток и пощелкав с иронией языком. – Сегодня, мой любезный, – прибавил он серьезно, – у тебя будет возможность блеснуть мастерством и отвагой, не забудь только как следует помолиться.

Сальдань разухабистым жестом покрепче натянул на уши шляпу. Удивительно, что среди посетителей кабачка до настоящего момента еще не произошло ни одной стычки. Но теперь, похоже, назревала драка. Вдруг глядевший в окно Штаупиц прокричал:

– Спокойно, малыши! К нам пожаловал господин Пейроль, факториум принца Гонзаго.

Между буковых стволов неторопливым шагом двигалась верховая лошадь под всадником.

– Мы много говорим, – торопливо произнес Паспуаль. – И ни о чем пока не договорились. Послушайте. Невер своим таинственным ударом способен любого уложить на месте, но, если повезет нам, то он же нас давать озолотит. Надеюсь, все здесь это понимают. Итак, спрашиваю напрямую. Вы готовы сегодня попытать счастья?

Нет нужды приводить дружный ответ приятелей.

– А если так, то позвольте в разговоре с Пейролем действовать мэтру Кокардасу и мне. Все, что мы ему скажем, вы должны поддержать.

– Лады!

– Идет!

– Заметано! – прозвучало со всех сторон.

– По крайней мере, те из нас, чью шкуру не проткнет шпага Невера, достаточно разбогатеют, чтобы заказать заупокойную мессу по тем, кому не повезло.

Вошел Пейроль.

Паспуаль почтительно снял свою шерстяную шляпу. Остальные последовали его примеру. В руках у Пейроля находился внушительный мешок с деньгами. Он со звоном швырнул его на стол и сказал:

– Держите, прожоры, свою кормушку. Все вам. Разделите сами. – И, окинув всех взглядом, прибавил: – Вижу, все уже в сборе. Добро пожаловать! Сейчас я скажу вам два слова о том, что вам предстоит проделать.

– Слушаем вас, господин Пейроль, – ответил, облокачиваясь на стол, Кокардас. – Итак?

Остальные отозвались дружным припевом:

– Слушаем!

Пейроль стал в позу оратора:

– Сегодня вечером, – начал он, – около восьми часов по дороге, что вы видите из окна, проследует мужчина. Он будет верхом. После того, как он переберется по мосту через ров, он привяжет коня к деревянной балке на той стороне моста. Посмотрите внимательно, видите прямо под мостом в стенке замка низкое окно, закрытое дубовыми ставнями?

– Прекрасно видим, господин хороший Пейроль, – отозвался Кокардас. – Крапленый туз! Мы здесь не слепые.

– Мужчина подойдет к окну…

– И в этот момент мы с ним заговорим?

– Только все должно быть тихо и аккуратно, – уточнил Пейроль с многозначительной улыбкой. – И можете считать, что вы отработали свои деньги.

– Пресвятая сила! – воскликнул Кокардас. – Господин Пейроль любит пошутить!

– Итак, вам все ясно?

– Абсолютно. Но вы что, уже собрались уходить?

– Да, я очень тороплюсь, – сказал Пейроль, отступая к дверям.

– Как же так, сразу, и даже не назвав имени человека, с которым мы должны заговорить?

– Зачем вам его имя?

Кокардас с немного наигранным разочарованием прищурил глаза; в банде наемников прогудел ропот. Особенно уязвлено выглядел Паспуаль.

– И не поведав нам о том благородном синьоре, – продолжал Кокардас, – по воле которого мы будем стараться?

Пейроль, скрывая тревогу, пристально посмотрел на учителя фехтования.

– Какая вам разница? – бросил он, пытаясь держаться непринужденно.

– Очень существенная, господин Пейроль.

– Я вам хорошо плачу.

– А может быть недостаточно хорошо, господин хороший Пейроль?

– Что вы хотите этим сказать, друг мой?

Кокардас встал, и все последовали его примеру.

– Вот что, приятель, – сказал мэтр Кокардас, внезапно сменив тон. – Поговорим начистоту. Мы, здесь присутствующие, все мастера шпаги, и к тому же дворяне. Я, к примеру, гасконец, закаленный солнцем и воздухом Прованса. Мое оружие, – он похлопал себя по ножнам шпаги, с которой никогда не расставался, – никогда не обращается против людей, которых я не знаю. Ву компрене?

– Прошу вас! – произнес брат Паспуаль, учтиво придвигая к доверенному лицу принца Гонзаго табуретку.